Мария Парр - Тоня Глиммердал Страница 16

Тоня мотает головой.

— «Гунвальду надо опять полюбить кого-то», — сказала мама. Это она предложила позвать его тебе в крестные.

— Правда?

— Да. Гунвальд, конечно, не мечтал стать крестным орущей малютке, но в конце концов сдался и согласился. Правда, мама пустила в ход всю свою смекалку и обаяние.

Папа улыбается.

— Тоня, я думаю, ты была для Гунвальда лучшим лекарством. Последние годы он ведет себя почти как человек.

Тоня в тупике: что сказать, куда себя деть, о чем думать — непонятно. Папа сунул в рот прошлогоднюю сухую травинку.

— Жизнь ни у кого не бывает без трудностей, Тоня. Но у Гунвальда с Хейди она сложилась особенно тяжело.

Остаток вечера папа молчал.

На следующее утро Тоня проснулась с твердым намерением взорвать кофейник. Порывшись в ящике, она нашла огромные хлопушки, которые тетя Эйр по секрету от всех подарила ей в прошлом году. Это напомнило Тоне о том, что скоро ей исполнится десять лет. Юбилей.

— У него круглая дата, — обычно говорит бабушка, когда человеку исполняется пятьдесят, шестьдесят или семьдесят.

Круглая дата — более важный праздник, чем просто день рождения. Но и десять — тоже круглое число. Тоня уже давно решила, что устроит грандиозный праздник. Может, дать объявление в местной газете и написать, что «дом открыт для гостей»?

Вчера она лежала и думала о том, что рассказал папа. Как Гунвальд запустил в стену стулом и какие у Хейди черные глаза. И еще вспоминала девочку Хейди из зеленой книжки. Странно, думает Тоня, что есть настоящая Хейди и есть выдуманная. Засыпая, она решила подружиться с настоящей Хейди.

Когда Тоня утром явилась на хутор Гунвальда, Хейди сидела на крыльце и пила кофе. Точь-в-точь Гунвальд. Объезжая пса, Тоня выписывает странные зигзаги по двору и вихляет велосипедом, как пятилетний ребенок на велике без маленьких колес. Ну и волкодав! Скалит зубы, рычит и только и мечтает сожрать ее на завтрак.

— У тебя на голове чайка, — говорит Хейди, когда Тоне удается наконец пробраться к дому.

— Я знаю.

Тоня бережно снимает Чайку-Гейра с головы и ставит на землю. Теперь, когда она всё знает, ей хочется рассмотреть Хейди получше. Ну надо же, она тоже выросла в Глиммердале, ровно как Тоня. И, наверно, тоже знает все лучшие места на реке. А вдруг ей известно даже об орлином гнезде на Зубце? И она тоже ночевала в спальнике на сетере? И пила у Салли разведенный сок? Вдруг она делала в детстве всё то же самое, что Тоня делает теперь?

— Ты пришла в третий раз за сутки, — говорит Хейди. — Я не люблю чаек. И я не люблю гостей.

— Хутор не твой, — спокойно отвечает Тоня.

Хейди тяжело смеется.

— Именно что мой.

— Нет. Этот хутор Гунвальда.

Тоня Глиммердал пристально смотрит на Хейди.

И тогда эта дылда взяла и вытащила из нагрудного кармана письмо. Тоня узнала его с первого взгляда. Это письмо она по просьбе Гунвальда сама отправила неделю назад. Фр. А. Циммерман. Вдруг до Тони доходит, что А. Циммерман — это не покойная Анна Циммерман, как она думала, а как раз наоборот — Хейди. Папа говорил, что ее по-правильному зовут Адельгейд.

Письмо обтрепано по краям. И Тоня еще горько пожалеет, что опустила его в почтовый ящик. Лучше б она его съела.

— Гунвальд думал, что не выкарабкается, — просто говорит Хейди. — Поэтому он передал хутор мне. Это написано черным по белому. Так что хозяйка здесь я.

Что-о? Тоня хмурит брови. Но лишь на минуту. Если Хейди правда дочка Гунвальда, она всё равно унаследует хутор. Так что тут ничего неестественного нет. Тоня пожимает плечами с видом «ну и что?».

Хейди встает во весь свой рост.

— Знаешь, что я собираюсь сделать с этим хутором, Тоня Глиммердал?

Тоня мотает головой. Неужели Хейди собирается переселиться сюда? Или выращивать экологические продукты, как этот парень из Барквики?

— Я его продам. Продам со всеми потрохами, чтобы мне никогда больше сюда не возвращаться.

— Продашь хутор? Прямо сразу?

Тоня так удивлена, что почти кричит.

— Да. Как можно быстрее.

Гроза Глиммердала смотрит на Хейди в ужасе.

— А где же будет жить Гунвальд?

Хейди прячет письмо обратно в карман и сплевывает жевательный табак.

— Плевать мне на Гунвальда, — говорит она просто.

В голове у Тони происходит короткое замыкание.

От слов «плевать мне на Гунвальда» она впервые в жизни по-настоящему взбесилась. В голове раздался щелчок, и Тоня во второй раз ринулась в драку. Правда, сейчас ей бы следовало подумать получше, а не набрасываться, как белка на динозавра. Хейди стиснула ее железными руками и без усилий подняла в воздух.

— Нельзя плевать на Гунвальда! — визжит Тоня.

Она плюется и брыкается.

— Можно, — отвечает Хейди спокойно. — Замолкни. Но Тоня не перестает, потому что Гунвальд ее лучший друг и он за всю жизнь ни разу ее не обидел.

Если Гунвальд не сможет вернуться домой, то он умрет, в этом Тоня уверена. И что тогда Тоне делать? Что будет в Глиммердале без Гунвальда? У нее внутри всё чернеет, стоит ей только подумать об этом. Даже мысли такой ей не вынести!

— Ты не имеешь права продавать! Я подговорю всех в Глиммердале, и никто у тебя не купит, — хрипит Тоня.

Хейди отпускает ее.

— Говори с кем хочешь, Тоня. А я поговорю с владельцем кемпинга, он мечтает купить этот хутор. Собирается строить тут гостевые домики. Здесь выше, и вид лучше, чем внизу.

Ну всё. Довольно. Эта дылда просто сумасшедшая. Как можно продать хутор Гунвальда этому Клаусу Хагену? Только через ее, Тони, труп. Ничего, она поломает им планы. Тем более что ясно, с чего надо начать. Если бы не кофейник, ничего бы не случилось. Тоня поднимается по ступеням, тяжело печатая шаги.

Кофейник стоит на столе. Из него идет пар. Рядом лежит открытая зеленая книга. У Тони мелькает мысль взять книгу домой, ей интересно узнать, чем кончилось дело с Хейди во Франкфурте, но она чувствует, что хватит с нее Хейдей, достали. Взрыв — вот что сейчас нужно. Такой, чтоб небо содрогнулось. Тоня берет кофейник и, не удостоив Хейди взглядом, спускается с крыльца. Спокойно и невозмутимо выливает кофе на грядку, где у Гунвальда растут разные пряные травки. Кофе особенно хорош для луковичных растений, всегда учил ее Гунвальд. Хейди ничего не говорит. Но с интересом наблюдает, как гроза Глиммердала кладет кофейник на землю посреди двора, запихивает в него огромную хлопушку, достает из кармана зажигалку, запаливает, отбегает и прячется за тележку.

Проходит пять секунд, и грохочет взрыв такой силы, что по всей долине люди пригибают голову и вздрагивают. Можно подумать, небо раскололось. Салли срочно принимает таблетку, Гладиатор перестает жевать, страшная собака ложится на пузо и скулит, как белая мышь.

Но кофейник цел.

— Я еще вернусь, — предупреждает Тоня Хейди.

— Не сомневаюсь, — сухо отвечает дочка Гунвальда продолжая пить кофе, как будто никакого взрыва и было.

— Жив, да?

Тоня солдатским шагом входит в палату Гунвальда, не обращая внимания на двух его соседей, спящих в своих кроватях. Гунвальд съеживается, как вопросительный знак. Он ничего не знает. Даже не подозревает, что его хутором вот-вот завладеет Клаус Хаген. Не догадывается, что Тоня подралась с его дылдой-дочерью, что она летела сломя голову на велосипеде через всю деревню, чтобы успеть на одиннадцатичасовой теплоход, что ей пришлось умолять Юна-матроса разрешить ей проехать бесплатно и рассчитаться на обратном пути, что она сама искала в городе больницу и успела несколько раз заблудиться. Всего этого Гунвальд не знает. Но что гроза Глиммердала стоит в его палате и что она очень сердита — это он видит.

Тоня не делает скидки на то, что Гунвальд еще не оправился после операции.

— У тебя есть дочь, — сообщает она для начала, если вдруг Гунвальд забыл. — И ты подарил ей хутор. Теперь она продает его Клаусу Хагену. И у нее волкодав с меня ростом, и…

Тоня замолчала так же резко, как заговорила, потому что вдруг увидела, что Гунвальд стал белого цвета.

— Неужели она?..

— Неужели она что?

— Неужели она приехала?

Гунвальд шепчет еле слышно.

— Да, — бурчит Тоня и скребет щеку.

Что теперь сказать, никто не знает. Тоня опускается на стул рядом с кроватью Гунвальда, слева и справа посапывают его соседи.

Тоне очень скучно в Глиммердале без Гунвальда. Она оборачивается к нему, чтобы рассказать, как именно ей его не хватает, и видит, что он закрыл лицо руками и содрогается всем телом. Елки-иголки — Гунвальд плачет. От неожиданности Тоня теряется. И что теперь делать.