Михаил Жестев - Приключения маленького тракториста Страница 16

— Колька!

— Алешка я, — тихо поправил его Лопатин.

— Ладно. Пусть Алешка, забыл… Приехал?

— Как видишь, и сразу в баню.

— А как дядя Иван?

— Дядя как дядя, — Колька намылил мочалку. — Хороший дядя! Встретил как надо. Накормил, напоил. Сидит, смотрит на меня, в глазах слеза: «Так ты и есть, — говорит, — племяш? Эх, жалко, погиб брательник». А потом в расспрос пошел: что думаю делать, где учиться? И сразу: «Хочешь в училище механизации?» Ну нет! И метрики кладу на стол. Годами не вышел. Да и нет у меня желания быть трактористом, — говорю ему. — Вы меня в другое место устройте.

— А он что?

— Вздохнул и говорит. «Попытаюсь, может, в горный техникум примут».

— Кто же оттуда выходит?

— Всякие разведчики.

— Это, наверное, интересно.

— Золото искать, еще бы! — И, подсев вплотную к Алешке, сказал: — Только гляди, раз уговор, — значит, молчок, могила! И давай так: ни ты к дяде Ивану, ни я к тебе в училище. Долго ли попасться?

Прямо из бани Алешка направился в общежитие. Оно находилось в большом двухэтажном флигеле позади училища. Алешка без особого труда разыскал свою комнату. Вдоль побеленных стен стояло пять коек, у каждой койки — тумбочка. В комнате никого не было. В этот час курсанты занимались. Алешка, оставив на кровати свой мешок, вышел на крыльцо и увидел идущего по двору Сергея Антоновича.

— Устроился?

— Да.

— Не убежишь?

— Нет.

— По-честному?

— Да.

— А убежишь, — разыщем. У нас в училище земляк твой работает.

Алешка смутился. Кто он? Не все ли равно! Опозорят и выгонят. В эту минуту из канцелярии вышел комендант. Сергей Антонович позвал его.

— А парень в общем как будто не такой уж недотепа.

Комендант подошел к побледневшему Алешке, внимательно взглянул на него.

— Ты чей же Лопатин? Петр был, Федор, еще Никита. Давненько я с родины. Значит, все-таки интересуешься трактором?

— Интересуюсь, — улыбнулся Алешка, быстро сообразив, что неожиданно встретившийся земляк для него не опасен. Но, не успел он оправиться от первого испуга, как комендант взял его за бляху ремня, притянул к себе и спросил:

— А ты Левшиных знаешь? Бабушку Степаниду? Ну, еще был Федор Левшин. Знаешь?

— Бабушку Степаниду знаю, — Алешка опустил глаза. — И Федора. — Знает ли он своего отца? И тихо сказал: — Его фашисты убили.

— А про Ивана Левшина слыхал?

— Слыхал. Алешка Левшин собирался ехать к нему…

— Собирался! Уже приехал. Я и есть Иван Левшин! Дядя его!

Алешка едва не присел на крыльцо. Комендант училища — его дядя! А дядя Иван, ничего не заметив, весело подмигнул завучу:

— Ничего, Сергей Антонович, мы из него тракториста сделаем. — И тяжело вздохнул: — Этот хоть здесь, а вот мой племяш и слышать о нашем училище не хочет.

— Не возьмете ли шефство над земляком?

— А что же, — с готовностью согласился комендант. — Где один, там и два!

— Не надо, — отказался завуч. — И в общежитии будет на глазах.

— А то я могу…

— Знаю, — ответил сурово Сергей Антонович. — Быть комендантом, завхозом, кладовщиком. Еще какие ваши должности?

— Воспитатель младшей группы, руководитель хора, заведующий катком. Сами знаете, бобыль я, Сергей Антонович. Как заскучаю, так какие-нибудь новые дела на себя беру. Помню, еще вы тут не работали, был у нас один директор. Так он меня невзлюбил и хотел под сокращение подвести. Только ничего у него не вышло. По одной должности сократит, а я по другой остаюсь. Мучился, мучился и плюнул. Так и прозвал меня «несокращаемый».

— Теперь у вас еще две должности прибавятся, товарищ «несокращаемый»: быть дядькой приехавшему племяннику и уж не знаю кем — этому пареньку. Отцом, дядькой — все равно! Главное, чтобы человек получился.

Из раскрытых окон училища вырвался долгий, заливистый звонок.

Алешка поспешил в комнату за тетрадью. На соседней койке сидел тот самый бородач, с которым он ехал в вагоне. Большим ножом он подхватывал куски сала, и казалось, они исчезали не во рту, а в черных дебрях его густой бороды. Но о том, что они вместе ехали в вагоне, Алешка ничего не сказал и только спросил:

— Вы тоже учиться приехали?

— На тракториста, — подтвердил бородач. — Пудов моя фамилия, Игнат Васильевич. — И подвинул Алешке сало. — Закусывай плотнее. Учение натощак в голову не пойдет.

Одноклассники

Хотя во многом училище напоминало обычную сельскую семилетку — такие же классы, такие же парты, точь-в-точь такой же заливистый веселый звонок, но в остальном оно совсем не соответствовало представлениям Алешки о школе. Тут не было ни истории, ни географии, ни математики, ни литературы. Тут, собственно говоря, был один предмет — трактора: устройство тракторов, ремонт тракторов, тракторные прицепы, тракторное черчение. Одним словом, совсем как у бабушки Степаниды, когда в праздники она потчевала его драченами и оладьями, ватрушками и запеканкой, а если разобраться, то все той же картошкой, но приготовленной в разных видах и под разными подливками.

Чего только не было в этом училище! Тракторный парк, где под навесом стояли новейших марок трактора с особыми навесными прицепами; трактородром, откуда днем и ночью доносился неумолчный гул, — там обучали будущих водителей машин; поля, где молодые трактористы пахали, сеяли, убирали только машинами. Но самым удивительным в этом училище были сами курсанты. Вот уж не думал Алешка, что ему придется сидеть за одной партой с сорокапятилетним Игнатом Пудовым, которого, как и следовало ожидать от школьников любого возраста, сразу прозвали дядей Пудом. В одном классе с ним был даже совсем седой курсант, который рядом с Алешкой выглядел дедом. Что это было за училище! Училище внуков, отцов и дедов! Алешка, что и говорить, был несказанно горд. Он тоже взрослый! А Черешков говорил, нельзя обогнать года!

Алешку зачислили в среднюю группу. Туда подобрали курсантов, имеющих представление о тракторах. Но, когда он вошел в класс, его охватила растерянность. Не трудно пробраться в училище, а каково-то будет заниматься? Ведь вон кругом все взрослые, большие, не чета ему, четырнадцатилетнему мальчишке.

Сергей Антонович принял рапорт дежурного, окинул взглядом курсантов и спросил:

— Вы знаете, сколько стоит государству подготовка одного тракториста? Не знаю, как кто считает, а по-моему, — десять тысяч. А поэтому выйти из училища плохим трактористом, все равно что украсть у государства огромные деньги. И кто будет плохо учиться, пусть пеняет на себя. Раз, два — и отчислим! Ну, а теперь начнем урок.

Никогда еще Алешка не слыхал, чтобы так объясняли урок, как это делал завуч. Каждое слово он сопровождал движением рук, головы, плеч. И каждое его движение помогало понять и запомнить, о чем он говорил. Детали приобретали свои формы; их можно было видеть в работе. Так уж умел, их показать одним жестом Сергей Антонович.

Алешка рисовал в тетрадке поршень двигателя, производил расчеты. Пригодилось теперь все, чему учили в школе: алгебра, физика, даже умение рисовать… Что ни говори, а поршень он начертил здорово, не ударил лицом в грязь перед другими курсантами. Пусть теперь кто-нибудь заподозрит, что он годами не вышел. Не вышел годами? А кто полный расчет шестерен сделал? Но вот прозвенел звонок и кончился урок. Завуч ему сказал, перелистывая тетрадь:

— Николай Лопатин, вам придется кое-кому помочь в черчении.

Ну, Алешка, тебя не только признали за большого, но и сделали вроде помощника учителя.

Жизнь в училище имела свои неудобства. Бывало, в деревне, он вскочит утром с постели, схватит на ходу пышку, глотнет чаю и уже на улице — только и видели его. А здесь надо встать за час до занятий, застелить койку, тщательно одеться, умыться и пойти в столовую. На рысях тут ничего не сделаешь. Не оберешься замечаний. Не так койку заправил, не в свое время завтракать пошел. Да и расписание занятий особое. Уроки утром и уроки после обеда. То практика, то самоподготовка. Не очень-то разгуляешься. Но были и свои преимущества. Вечером ты свободен, сам себе хозяин, иди, как взрослый, куда хочешь. И никто тебя не остановит: до шестнадцати лет вход запрещается! Черная фуражка училища механизации — пропуск на любую картину, на любой сеанс. И в городском парке гуляй хоть до закрытия — музыка, огни, танцы.

Но на последние сеансы Алешка не ходил, а из городского парка, если случалось туда зайти, возвращался еще засветло. Больше всего любил он вечерами сидеть где-нибудь во дворе училища. Светлое, летнее небо с редкими звездами, притихший город и негромкие разговоры на скамейках под окнами общежития. Если закрыть глаза, то кажется, никуда и не уезжал из Серебрянки.

— Землю, ее надо оборонить от кустарника… Наступает этот самый кустарник.