Оскар Хавкин - Моя Чалдонка Страница 16

— Ребята, — объявила на перемене Лиза Родионова. — Лариона Андреевича сегодня не будет.

— Ура! Значит, третий урок пустой! — обрадовался Веня. — Побежим, Дима, к Урюму!

— Конечно! Пойдем с нами, Ерема!

— Ладно. Лиза, а что с Ларионом Андреевичем?

— Вот уж этого не знаю. Заболел, наверно. Володя, — предложила Лиза, — давай сбор проведем!

— Какой тебе сейчас сбор! Ты же знаешь, что вожатый новый придет.

— Знаю, а почему Тоня не говорит — кто?

— А ты уже узнала?

— Я-то! — Лиза напустила на себя таинственный вид. — Уж я-то знаю! — Она показала мелкие щербатые зубы. — А тебя все равно председателем выберем. Ты у нас самый о-да-рен-ный! — И она подняла тонкий, как игла, пальчик кверху.

Но Димина экспедиция на Урюм не состоялась, и сбора не провели. В конце второго урока Мария Максимовна объявила:

— На следующем уроке будете писать изложение. Я просила вас завести для изложений и диктантов специальную тетрадь.

— У меня нету! — выкрикнула Лиза.

— И у меня! И у меня!

— Где же их взять! — Дима, воспользовавшись шумихой, пульнул бумажным шариком в Тамару.

Тамара обернулась, а Дима уставился в потолок.

Да, плохо с учебниками, плохо с тетрадями.

У Лизы Родионовой и Риммы Журиной одна «Ботаника» на двоих. У Тамары Бобылковой и Маши Хлудневой одна «Грамматика» и «История». Дима счастливее всех: с прошлого года полный комплект остался. Правда, учебники растрепаны, замызганы, но пользоваться можно. Ребята, в общем, не очень спорят из-за книг. Только Маша с Тамарой все время сваливают друг на друга: «Мне Маша дочитать не дала», «Тамара у меня из рук вырвала», «Я картинки не срисовала». Пришлось для них двоих специальное расписание установить. Хорошо, что Володя еще весной до переводных испытаний запасся учебниками для пятого класса. Сам он делится ими с Ниной Карякиной.

И с тетрадями просто беда! Выдали с начала года по пять тетрадей, а по русскому надо две и по арифметике тоже. Остается одна тетрадь — и на ботанику, и на немецкий, и на историю, и на географию! Спасибо Антонине Дмитриевне: хоть по физкультуре не требует…

Ерема Любушкин разлиновал старую альбомную бумагу разных цветов, сшил из нее тетради, похожие на больших пестрых бабочек. Диме Пуртову мать раздобыла огромные серые листы упаковочной бумаги; он поделился с Веней. Тетради из этой бумаги получились пухлые, неуклюжие, но ничего, писать можно. Тамара пишет в узких алфавитных книгах — у отца выпросила. На некоторых страницах даже адреса и телефоны есть. Дима как-то пристал для смеха к Тамаре: «Прошу вас гражданка, позвоните на базу, чтобы привезли бочку меда и вагон сельдей». Тамара его этой же алфавитной книжкой по голове, по голове…

А многие на газетах пишут. Газетный лист складывается в тетрадь, сшивается нитками или скалывается скрепками, а писать надо ухитриться так, чтобы буквы ложились меж черными строчками. Попробуйте!

Володя — единственный, у кого в начале года оказался запас тетрадей. Сорок штук! Целое богатство! Он рассчитал, что двадцати тетрадей ему вполне хватит на год. Пять тетрадей отдал Нине. Пятнадцать раздал товарищам по одной. Остальные положил в письменный стол.

— Десять тетрадей я достала, — сказала Мария Максимовна, — не хватает двенадцати. Может быть, кто-нибудь одолжит тетрадь своему товарищу?

Лиза Родионова, покопавшись в портфеле, вздохнув, отдала одну из двух своих последних тетрадей Римме. Тамара сердито бросила тетрадь Маше.

— Еще десять! — покачала головой Мария Максимовна. — Что же нам делать?

Володя недолго боролся с собой. Конечно, эти тетради, что дома в столе, не лишние. Во втором полугодии придется и ему, как другим, писать на газетах.

— Мария Максимовна, я принесу. У меня есть. На большой перемене сбегаю.

— Спасибо, Володя!

Сразу после звонка Володя побежал домой. Шесть минут туда, шесть — обратно. До звонка вполне успеет. Без завтрака останется, но это уж не такая беда: на ходу что-нибудь пожует.

Володя влетел через раскрытую дверь в коридор. Блестели чисто вымытые полы. Выбитые половики были аккуратно постланы в коридоре и в комнатах. Все дышало чистотой, свежестью, порядком: цветы в горшках и кадках, картины с протертыми рамами, кресла и диван под белыми чехлами, занавески на окнах. Вера Матвеевна прибрала уже в кухне. Светло-рыжие волосы были повязаны темной косынкой. На щеке пятно сажи.

— Володя, нельзя же так, — как запыхался! И наследил, наследил! Неужели забыла положить завтрак?

— Нет, не забыли. Мне тетради нужны, тетя Вера. А у вас сажа на лице.

Проговорив все это залпом и пошаркав для видимости ногами, Володя пролетел в кабинет. Здесь, конечно, Вера Матвеевна убрала в первую очередь. Зеленое сукно стола прикрыто вымытым настольным стеклом; протерты корешки книг; в самшитовом чурбачке с надписью «Сочи» веером стоят цветные карандаши.

Тетради лежали в верхних ящиках стола: десять штук в левом, десять в правом. Ящики переполнены; в них папки с гербариями, альбомы с коллекциями марок, различные очень важные винтики, гайки, — пришлось поэтому тетради разделить.

Володя выдвинул левый ящик. И здесь наведен порядок. Дно ящика устлано новым листом плотной синей бумаги. Он взял стопу тетрадей и вспомнил — эти нельзя: в одной из них черновик письма, а разбирать некогда.

Он положил тетради обратно и выдвинул правый ящик. Эти тетради можно. Ну, все! Теперь стрелой обратно. А все-таки здорово наследил…

— Володя, не беги же так! — кричит вслед Вера Матвеевна. — И непременно позавтракай!

— Хорошо-о, тетя Вера!

Он прибежал за две минуты до звонка. Позавтракать, ясное дело, не успел. Зато вовремя передал Марии Максимовне тетради.

И вот учительница держит в руках Володины тетради и еще десять своих. Все они в одинаковых светло-синих корочках, с одинаковыми серыми промокашками; в каждой двенадцать листиков. На обложке написано: «Новозыбковский бумкомбинат. 1941. 1 кв.» А теперь уже четвертый квартал, в Новозыбкове — фашисты, и бумкомбинат не работает.

Синие тетради разлетелись по партам: к Диме Пуртову и Вене Отмахову, к Ереме Любушкину и Феде Шамонину, к Нине Карякиной и Саше Коноплеву…

— Руки на парту. Тетради подпишете после. Слушайте.

Все готовы. В классе тихо.

Учительница раскрывает книжку. Пятиклассники любят слушать, как читает Мария Максимовна. Она читает негромко, голос звучит неровно, а слова произносит кругло, распевно.

Пятиклассники слушают и не догадываются, какие тревожные мысли донимают старую учительницу. Куда исчез Кайдалов? Говорят, его видели в шесть часов утра на разъезде с рюкзаком за спиной. Не сошел ли он с ума?

За окном ветер с гольцов кружит в воздухе осенние листья: прозрачно-желтые — тополиные и огненно-красные — осиновые. Словно желто-красный дождь падает из огромной синей чаши. Вот один листок шелестнул о стекло, прижался к нему, точно засматривает в класс, засветился на секунду — все прожилочки видать — и сорвался вниз… От сопок донесся паровозный свисток.

Дима и Веня, как по команде, повернули головы к окну. Мария Максимовна делает короткую паузу, и мальчики поворачивают лица к ней. Слушают.

А вертлявая Тамара Бобылкова — слушает ли она? Все время сдувает со своего платьица отсутствующие пылинки, что-то на себе поправляет: то фартучек разгладит, то бантики в косичках потрогает. Мария Максимовна отрывается от книги и секунду смотрит на Тамару. Та быстро кладет руки на парту, выпрямляется и застывает. Мария Максимовна не кричит, не сердится, не ругает. Взглянет или подойдет, будто невзначай, и руку на плечо положит, или тихо скажет, будто про себя. А то просто рядом постоит.

— Теперь надпишите тетради. И приступайте к работе.

Учительница ходит меж рядами, и, если задержится около чьей-нибудь парты, значит, надо искать ошибку. Но не заглядывай Марии Максимовне в глаза, не жди подсказки — сам, сам ищи.

Учительница смотрит на часы. И это не ускользает от школьников. Осталось десять минут. Второй раз посмотрит — останется три. Как-то раз Володя решил проверить — выпросил у отца часы. Мария Максимовна на свои часики посмотрит, Володя — на свои. Учительница снова взглянет, и он за нею. Точно: десять и три. И все равно, устное ли объяснение или контрольная. Десять и три.

Как второй раз посмотрит, можно вопросы задавать, а потом уроки на дом будут записывать; если письменная, дежурный начнет парты обходить и тетради собирать.

Вот и сейчас Лиза Родионова пошла по рядам. Растет кипа тетрадей у нее в руках. И те десять, в синей корочке, тоже слетаются обратно, к учительнице. Они уже не Володины. Но ему не жаль их…

А здорово он придумал насчет магнита!

14

Сеня Чугунок пришел в школу до звонка. Он разоделся: на нем синий костюм, шелковая сорочка, цветастый галстук, полуботинки с узким носком.