Анатолий Мошковский - Черные кипарисы Страница 16

— Верно, голова у него необычная, в буграх и кочках… И нахальства — будь здоров! Если б не Димка, показал бы ему.

— Ну и надо было показать, — сказала Аня. — Подумаешь, Димка… Это меня он может презирать. А тебе что?

Феликс остановился и мягкими тихими глазами посмотрел на нее:

— Ты обиделась на меня? Ну признайся, обиделась?

Аня молчала: все равно он ничего не понял бы!

— Давай искупаемся? — предложил вдруг Феликс.

— Не хочу.

Глава 19

КВАКОГРАФИЯ И МУХОЛОГИЯ

Феликс вернулся к дому раньше, чем думал.

Что-то Аня сегодня была не в духе: вначале глупо спорила об этой картине, потом замкнулась и молчала. И шифрограммами они обменялись у ее калитки не так, как прежде. Не так таинственно. Она довольно вяло взяла у него сложенный листок, сунула ему свой и в темноте пошла к домику. Он хотел было окликнуть ее, сказать что-то, рассмешить — нельзя же, чтобы она уходила такая грустная, но…

Но ничего не крикнул ей вслед, потому что был уверен, что он прав. А только крикни — и он лишится этой правоты.

Обычно в это время доминошники уже расходились со двора, но сейчас у столика было шумно. На скамейке сидели Ваня и большинство их мальчишек и смеялись. Потом смех оборвался, Ваня, сверкая под фонарем стриженой головой, опять что-то сказал, и снова раздался смех. В другие дни в это время родители загоняют их спать. Но сегодня почти все были тут. Даже Аркаша.

Феликсу вдруг захотелось окликнуть их, сказать им что-нибудь… Но что? Ничего не шло в голову. Уж очень громко и заразительно смеялись они. Даже Артема что-то развеселило: вон как блестят в свете фонаря его крупные плоские зубы! И Димка заливается вовсю…

Феликс не хотел, чтобы его видели, и встал за ствол мамонтова дерева.

— Ну и не верь, — сказал Ваня Семке, — это же ученые заявляют: даже кузнечик стрекочет не просто так, а чтобы переговариваться со своими приятелями: один исследователь записал на магнитофон пятьсот видов стрекота!

— Смех! — сказал Захарка. — Значит, и лягушки квакают не просто так?

— Разумеется… Занялся бы изучением.

— Захар Семеркин — великий открыватель лягушечьего языка! Автор учебника «Квакография»! — торжественно возгласил Аркаша, и его слова заглушил хохот.

— А вы знаете, что означает на гусином языке шесть «га-га»? — снова спросил Ваня. — Нет? Так вот что: «С едой тут плохо, пощиплем травку — и дальше!» А если пять слогов — «га-га-га-га-га» — «Быстрее шаг!», а четыре — «га-га-га-га» — «Полный вперед! Опасность!»

— Прочел где-нибудь? — спросил Артем, выпуская клуб дыма.

— Да, — сказал Ваня. — И вороны, и галки, и даже рыбы отлично понимают друг друга.

— А как насчет мух? — спросил Захарка. — Что-нибудь установлено наукой?

— Этим займется Артем и добьется присуждения Нобелевской премии! — сказал Аркаша, здесь уже даже Феликс чуть не фыркнул в ладонь.

— И напишет «Мухологию»! — ввернул Димка.

— Ну ты… — перекрывая смех, рявкнул Артем на Аркашу. — Сейчас у меня как муха взлетишь… Выше крыши!

— А повыше ты не можешь?

— Почему не могу? Я все могу…

Феликс почти вжался в ствол дерева.

— Из вас кто-нибудь видел «Черные кипарисы»? — спросил Ваня. — Я час проторчал в очереди — кончились билеты.

— Надо Нонку попросить, — предложил Семка, — через ее мать можно купить билеты.

— Она ведь не билетерша, а буфетчица в «Волне», — сказал Захарка.

— Ну и что с того? Они все связаны… Купит!

— Связываться с ними! — буркнула Лида. — И Аня будет против, и вообще…

— Надо с Феликсом согласовать, — сказал Захарка, — а то он будет недоволен, ведь Нонка…

— Ну иди к нему, иди и согласовывай, — усмехнулся Артем, — иди, а мы тебя подождем… Иди ищи его!

Феликс сильней прижался грудью к дереву и почувствовал, как тяжело бьется его сердце.

— И пойду! — озлился Захарка. — И найду.

— И пожалуйста, лизни его туфли язычком, — сказал Артем. — Чтобы лучше блестели!

Захарка отскочил от стола и вне себя от обиды крикнул:

— Тебе далеко до него!

— Мне? Ха-ха!

И здесь опять послышался голос Вани:

— Ну чего вы, ребята? Все бы вам ссориться и колотить друг друга… Делать больше нечего? Какие же вы нудные! Первый раз таких встречаю! Ваш Скалистый — прекрасный, и Феликс совсем не плох… А вы? Не понимаю…

— Знаешь ты его, — сказал Дима, — если б знал, не говорил бы так…

Феликс оцепенел. Думал ли он еще три дня назад, что будет вот так, как частный детектив, тайком подслушивать их болтовню из-за дерева? И о ком? О себе же? Надо взять и выйти. Выйти из-за дерева и поставить все на свои обычные места…

Но выйти он не мог. Что-то держало его. Словно проволокой был прикручен он к этому дереву. Что-то сделал он не так. Ошибся. К нему подбиралась опасность, и от нее надо было уйти. Но как?

Глава 20

САМЫЙ ПЛОХОЙ ДЕНЬ

Услышав новый взрыв хохота, Феликс метнулся от дерева, прокрался в темноте к подъезду и взлетел вверх по лестнице. И долго не мог открыть замок. Ключ тыкался то левее, то правее щелки. Наконец попал, нажал с силой и толкнул ногой дверь.

И ударил мать, что-то делавшую в передней.

— Прости, — сказал Феликс.

Мать глянула на него.

— У моего сына большие неприятности? Земля сошла с орбиты?

— Нет, — ответил Феликс. — Не замечал.

— А я уж думала, что сошла… Мировая скорбь? С кем-нибудь поссорился?

— Нет. Все хорошо.

Больше мать не задавала вопросов, только спросила:

— Страшно голоден?

— Что верно, то верно. — Феликс взял себя в руки. Так взял, что по его лицу уже ни о чем нельзя было догадаться.

Мать поставила на плиту подогревать картошку с котлетой, а Феликс заходил по кухне, где отец пил чай, вошел в комнату, в одну, потом в другую, и, услышав за окном голос Вани и смех ребят, быстро вернулся на кухню, потому что ее окна выходили не во двор, а на Центральную улицу.

Поужинав, Феликс вдруг спохватился и побежал в комнату, где был его угол, вытащил из специально подпоротого ледерина тома «Золотого теленка» и «Двенадцати стульев» шифр, достал из заднего кармана шифрограмму, наложил на нее шифр и стал жадно читать… «фелька боюсь даже сказать тебе как хочу увидеть черные кипарисы хочу чтобы она была прекрасная хочу вечером побродить и поболтать с тобой всего а».

Феликс спрятал шифровку в карман ковбойки. Все получилось не так. Не так, как о том просили мягкие округлые буквы шифрограммы! И все из-за этих проклятых «Черных кипарисов»!

В это время его отвлекли от мыслей голоса родителей на кухне.

Отец вначале говорил громко, потом резко снизил голос, и Феликс в предчувствии чего-то интересного подошел к двери.

— Да, я забыл сказать тебе, — проговорил отец, — сегодня ко мне приходила жена нового хирурга, Марья Сергеевна, чтоб записать в школу своего сына, и ты знаешь, он, оказывается, не родной им, а приемный…

— Вот не сказала бы! — произнесла мать. — А Ваня знает это?

— Нет. Марья Сергеевна просила никому не говорить об этом. Когда они усыновили его, он был маленький и уверен, что они его настоящие родители, и они с мужем до сих пор не решили, стоит ли ему сказать об этом, и если стоит, то когда — сейчас или позже…

Голоса на кухне замолкли.

«Ну и дела! — подумал Феликс, отходя от двери. — Сколько новостей: Ванька — приемный и не догадывается об этом, Аня за что-то разобиделась на него, Артем с Димкой из зависти к нему продолжают мутить воду…»

Феликс лег и стал думать, что делать, как выйти из положения. И думал долго, пока сон не одолел его.

А утром само собой пришло решение: он больше, по крайней мере сегодня, не выйдет во двор. Пусть обойдутся своими силами, может, и получится что.

И к Ане не пойдет, и ответа не напишет. И не передаст шифрограмму, как каждый вечер. Опомнятся…

Феликс не ошибся: ребята то и дело звали его, особенно старались Захарка и Лида. Но Феликс делал вид, что его нет дома, и только два раза высунулся, когда ему крикнули Аркаша и Ваня. «Не могу, занят», — ответил он Аркаше, а Ване сказал: «Сегодня много дел, может, завтра приду…»

Он ждал Аню. Она после обеда пришла во двор, но не звала его и не зашла. За нее, надрывая горло, старался Адъютант. Феликс не откликался.

Это был плохой день, самый плохой в его жизни, — Феликс томился от скуки и безделья.

Утром следующего дня, когда родители ушли на работу, во дворе послышался голос. Феликс вскочил с постели и стал заниматься с гантелями. Он заставил себя не смотреть в окно, потому что сразу узнал этот голос.

Потом Феликс умылся, поставил на газ сковороду с завтраком и, не вытерпев, выглянул сквозь занавеску во двор. Конечно, там был Ваня, и он… — нет, это невозможно было представить! — он разговаривал у подъезда с Нонкой. Она держала под мышкой какие-то книги… Нет, не какие-то, а из «Библиотеки приключений», с серебром на обложке и корешках…