Магда Сабо - Скажите Жофике Страница 16

Вечером папа вышел их встречать к самой площади Вёрёшмарти, и Жофи бросилась к нему на шею прямо с автобусной подножки. Папа сказал, что она пропахла солнцем, и похвалил ее цветы, хотя они сильно помялись в дороге. Дора стояла за ее спиной и смотрела на папу так же серьезно и таинственно, как смотрела в горах на нее, на Жофи. Она глядела им с папой вслед, когда они, держась за руки, шли к пятьдесят шестому трамваю, чтобы ехать домой, к маме ужинать.

"Эта девчонка даже сидеть не может прилично", – думала Като. Ведь она не раз предлагала Юдит записать Жофи в балетную школу: ей не помешало бы стать хоть немного грациозней. Но Юдит не переспоришь. Видите ли, она считает, что с ее дочки хватит одной гимнастики, все равно, дескать, из Жофи не получится балерина. Из Марианны, пожалуй, тоже. Впрочем, кто знает; движения ее удивительно плавны, в них столько очарования и пластики! Просто одно удовольствие вспоминать, как она танцевала тогда на концерте! Настоящая сказочная фея, олицетворение весны. Правда, ее костюм влетел в копеечку, но зато что это был за наряд! Заказали целую корзинку живых цветов, чтобы девочка могла сыпать настоящими лепестками. А та, другая, выглядела на сцене как истинный чертенок: худущая, глазастая, точная копия своей сестры. Что-то без конца лепетала. На голове – платок. Изображала крестьянку. "Доброго денечка, золотых денечков до самого виноградного сбора!" Уж чего-чего, а болтать языком она мастер. Еще бы, ни отца, ни матери. Приходится быть изворотливой. Такие девочки быстро созревают. Вся в сестрицу. А вот эта самая Жофи ни на что больше не пригодилась, как торговать билетами, да и то проторговалась: пришлось вносить в кассу шесть форинтов. Жофи, видите ли, побоялась попросить денег за билет у родителей Келемен и Лембергер.

О, если бы Габор был жив, если бы можно было еще раз отвести душу с братом! Когда она рассказала Юдит обо всем, что случилось, та надавала столько умных советов, что голова пошла кругом. В конце концов она пришла к выводу, что Като сама во многом виновата. Еще хорошо, что "во многом", а не "во всем". Юдит начала с лука. Почему, собственно, Като не позволяла Калману есть лук и почему ее раздражает музыка, когда Калман включает радио на полную мощность? "В крупных вещах ты предоставляла ему полнейшую свободу, а мелочами отравляла жизнь!" Недаром она никогда не любила Юдит. Как такую любить будешь! Набралась смелости утверждать, что Като сама виновата! Разве она сказала хоть слово против, когда он задумал купить фруктовый сад. Да он не слыхал от своей жены ни одного возражения. Она шла ему навстречу, ведь он так мечтал о саде. Ради этой покупки ей пришлось даже продать свою часть дома! Кто еще так безропотно, как она, мог переносить присутствие в доме бесконечных гостей и в дни рожденья, и на Новый год? Приглашал по пятнадцать-двадцать человек, и она всех обслуживала, а после чуть не до утра мыла посуду. Но Юдит мудрая. Уж она-то знает, от чего зависит супружеское счастье. От лука! Да от радио, да от того, что она не хочет смотреть тяжелые фильмы и ходит только на комедии, – на печальные картины Калман с ее согласия ходил один.

"Скоро пять часов, – подумала Жофи, – можно собираться домой". Как объяснить маме, где она запачкала платье? Лучше всего сказать правду. Зашла в школу, навестила дядю Пишту, помогла ему прибрать квартиру. Врать нельзя, да мама и не заслужила, чтобы ее обманывали, она тоже всегда говорит только правду. Мама, конечно, не все рассказывает, как папа, но обманывать не обманывает. Вот бы набраться храбрости и сказать маме, чтобы она не посылала ее больше к тете Като, что дома одной куда лучше. Тете Като ведь просто дурно делается, когда она видит ее. А все из-за того, что она напоминает ей Дору и всю эту историю с дядей Калманом. Но придется молчать, нельзя и виду подать, что ей известны такие вещи… Мама не хочет, чтобы Жофи знала про всякое такое, чего детям знать не положено. А ведь ребята замечают все раньше взрослых, потому что взрослые очень недогадливы. Тетя Като, например, долго ничего не подозревала про дядю Калмана и Вики, зато Марианне было известно все с самого первого дня.

Как странно…

Марианна всегда обертывает свои тетрадки в целлофан. У нее есть красивая голубая чешская тетрадка, она блестит в целлофане, как зеркало. Они сидели за партой, а в тетрадке отражалось лицо Марианны. Лицо улыбалось Жофике и рассказывало, что папа теперь никогда не бывает дома вечерами и утром от его пиджака слышен запах духов. Да, лицо улыбалось, а Жофи даже слушать было страшно. Потом Марианна расправила уголки тетради и стала писать на промокашке свою фамилию. Ни у кого в классе нет таких красивых школьных принадлежностей, как у Марианны. Дора – она сидела на первой парте – вдруг повернулась к ним, и по ее глазам было видно, что она знает все, даже чьи духи на пиджаке дяди Калмана. Она посмотрела на Марианну, потом быстро отвернулась. Начинался урок.

На праздник Вики пришла в белом платье, на ногах у нее были такие же, как у Доры, красные босоножки. Она явилась вместе с дядей Калманом. Тетя Като в это время причесывала Марианну за кулисами. Дядя Калман купил билет Вики, а Вики говорила ему: "Вы, Калман, талантливейший фотограф, вам бы быть кинооператором". Дядя Калман только краснел. Жофика вспомнила, что тетя Като вечно выливает его фиксаж, и в прошлое воскресенье, когда они с мамой обедали у них, тетя Като кричала: "Не устраивай ералаш со своими дурацкими фотографиями! В ванную вечно войти нельзя, такое разведет. У него, видите ли, там фотолаборатория, по всем правилам, с красным светом, а что я шею ломаю из-за его жестянок – ему нипочем! Да поймешь ли ты наконец, что ты бездарность? Что тебе не видать приза, как своих ушей!"

Вот тут, на этом снимке, девочки в костюмах. Ее, Жофики, здесь нет, потому что она была всего-навсего в матроске, и вообще кассиров никогда не фотографируют. Тетя Лембергер тогда уже достала деньги, чтобы уплатить за билет, но вдруг увидала Вики и шепнула тете Келемен: "На этот раз ей, может быть, удастся" – или что-то в этом роде, и обе засмеялись. Потом тетя Келемен тихо сказала, что Вики настойчива. Обе мамаши спрятали входную плату, а билеты забрали. Жофика думала о их разговоре и потому забыла напомнить о деньгах.

Какая красивая была Марианна в белой тюлевой пачке, и как забавно постукивали носки ее пуантов! Тогда и Жофи захотелось сделаться балериной. Она не отрываясь смотрела на Марианну: даже не верится, что эта чудесная, ловкая девочка – ее двоюродная сестренка! Жофи так растрогалась, что пришлось опустить глаза, потому что они налились слезами. А когда она их опустила, то случайно увидела, как дядя Калман вложил в руку Вики что-то вроде папироски. Вики сжала пальцы и продолжала делать вид, что внимательно следит за танцем Марианны. На самом деле она не следила, она даже не видела сцену и только притворялась, что смотрит. Следующим номером выступала Дора. Ей сильно хлопали. Дядя Калман дал Доре в точности такой же кусок торта, как и Марианне. Потом заметил Жофи и виновато покачал головой. Все-таки он хороший человек, и Жофи его любит. Ему, видно, стало очень неловко, что позабыл о ней: ведь как-никак она родственница. Правда, Жофи не выступала, была только кассиром, причем кассиром никудышным, но дядя Калман все же вернулся в буфет и купил ей пирожное – торта уже не было. Зато дядя Калман принес ей еще и шоколадку. Марианна съела торт и спокойно стояла, дожидаясь, чтобы все ее поздравили. Жофи же, мигом проглотив пирожное, побежала искать Дору. Но ее нигде не было. Жофика наткнулась на Дору в туалете: облокотившись на батарею, она угрюмо глядела вниз, во двор.

Жофика не решалась заговорить с ней. Она только разломила шоколадку пополам и протянула ей одну половину. Тогда Дора повернулась вдруг к ней и выбросила свою долю шоколада в корзину. Жофи испуганно склонилась над корзиной и на дне ее увидела Дорин кусок торта, тот самый, который дал ей дядя Калман. Чудесное лакомство с толстым, нарядным слоем крема лежало среди мусора. Дора снова оперлась на батарею, а Жофика не знала, как быть. Потом решила и свою долю шоколада тоже бросила в корзину. Тогда Дора прижалась щекой к ее лицу и некоторое время простояла так, затем сорвалась с места и умчалась. Жофи удалось догнать подругу только в классе. Там уже вовсю танцевали. Вики завела граммофон, и Дора, низко поклонившись, пригласила танцевать Кати Лембергер.

Като покончила со стиркой и стала развешивать на кухне белье. Квартира большая, а помощи никакой. Да и кому здесь дело до того, что она сама должна со всем управляться, даже со стиркой на целую семью? Марианне она ни за что на свете не позволит заниматься хозяйством. Девочке на роду написано блестящее будущее. Может быть, она станет знаменитой артисткой, пусть учится. А она уж как-нибудь сама дотянет лямку. Как болит поясница, если долго стоять, наклонившись над корытом! С трудом удается распрямить спину. Маленькая Марианна – та даже и не подозревает, как тяжело ее матери. Зайдет в кухню за чем-нибудь, посмотрит на мать широко открытыми глазами, повернется и идет прочь. Если бы она не была такой глупышкой, то наверняка подошла бы к матери и помогла ей. Но дочери она ничего не скажет, боже упаси! А эта Жофи вышла на кухню без всякого зова и уже подает ей белье своей неловкой перевязанной рукой. Она ничего девочка, только больно уж не приспособлена к жизни, какая-то лишняя в ней. Таких, как Марианна, пожалуй, нет больше, с ней сравнивать не приходится. Если сравнивать ее с Дорой, то за одну такую девочку, как Дора, – хотя Като содрогается при мысли о ней, – можно отдать сотню таких детей, как Жофи.