Клара Ярункова - Золотая сеть (повести) Страница 16

Фашисты укрепились в лесу пониже просеки. Мы должны были удержаться до темноты. Ночь была нашей союзницей. Мы знали, перед темнотой враги оттянут свои силы.

Так и случилось. С наступлением сумерек немцы решили вернуться в долину, а у моста их ждали заминированные нами машины…

Подъем в горы стал круче. Вскоре ребята вышли на небольшую лужайку. По стеблям сухой травы пробегал резкий высокогорный ветер. На лужайке стоял полуразрушенный шалаш. Его прикрывали порыжевшие сосновые ветви, сухие иглы давно попадали с них. Их разнесли ветры.

Невдалеке от шалаша командир остановился, помолчал и продолжил свой рассказ.

— Когда мы вернулись с задания, Эмиля — нашего связного — мы дома не нашли. Мы втроем отправились на Шталы узнать, как пережили этот день наши люди в госпитале. Мы думали, что там найдем и Эмиля.

— С ним что-нибудь случилось? — спросила Катка.

— Он не успел предупредить наших людей. Когда он пришел сюда, к шалашу, он нашел перед входом пять винтовок со сломанными прикладами, а в шалаше пять убитых партизан, оставленных для охраны госпиталя. Когда на них налетели фашистские разведчики, они были безоружны. Парни неосторожно подперли ружьями внешнюю стену шалаша.

Девочки и мальчики с ужасом смотрели на шалаш.

— Свое, страшное убийство гитлеровцы совершили потихоньку. Их было, по-видимому, немного. Они так же потихоньку, как пришли, исчезли. В госпитале никто ничего не услышал.

На рассвете мы нашли Эмиля в сосняке. Он уже не мог плакать — только трясся от ужаса. Пятеро дежурных были его друзья из Высокой Леготы. Каждому из них не было и двадцати.

Румяна Станева оглянулась и взяла за руку Ингрид Старке. Немка рванулась. Она уставилась на Румяну испуганными глазами, но, поколебавшись, пошла. Девочки приблизились к шалашу, у входа в него остановились. Ингрид поняла Румяну. Она нагнулась и положила перед входом в шалаш букет камнеломок.

Гонза сидел невдалеке от шалаша, смотрел на Румяну и восторгался ею: как это ей в голову могла прийти идея с цветами! Он бы мог думать три дня и три ночи или еще больше, но такое не придумал бы. Девчонки наверняка иначе мыслят, чем мальчишки.

Милан сидел около Гонзы, и ему ужасно хотелось подраться. Но только с виновниками того, что здесь произошло когда-то. «Среди нас есть немцы. Каково-то им сейчас? Мне бы на их месте было неважно!» — раздумывал Милан.

Партизанский командир потихоньку начал спускаться по тропинке вниз. За ним потянулись ребята.

Гонза снял ботинок, вытряс камешки и начал поправлять эластичный бинт на щиколотке. Нога у него все еще побаливала. И тут он увидел, что к шалашу подошли Вильгельм и Петр Маковник.

— Знаешь что?! На твоем месте я бы лучше не совал сюда носа! — крикнул Гонза Вильгельму. — Или тебе хочется сообщить папочке, что ты тут видел?

— Замолчишь ты или нет?! — неожиданно крикнул обычно миролюбивый Петр Маковник. — Как ты смеешь?! Иди, Вило! Не обращай на него внимания.

Гонза надел ботинок и, не зашнуровав его, прихрамывая, побежал к Петру и Вильгельму.

— Это я-то должен помалкивать! — кричал он на ходу. — Я! Перед надутым немецким бюргером?

Милан остался на месте. Ему казалось, что ему не надо сдерживать Гонзу и защищать Вило. И не потому, что Вило был сильнее. Вот если бы те двое бросились на Гонзу, он бы знал, что делать. Хотя драться Милану хотелось, как никогда в жизни. И не потому, что кто-то немец. И не потому, что у кого-то отец был эсэсовец. Никто ведь не может выбирать родителей.

«Влепить бы кому-нибудь парочку горяченьких! Но в таком случае кто-то должен быть виновным. А не просто так — ради удовольствия!» — думал Милан.

Наконец-то Петр Маковник и Вило ушли. Гонза сел на землю и стал зашнуровывать ботинок. Он был чем-то очень смущен.

— Что с тобой? — спросил его Милан подойдя.

— Меня злит, что надо мной одержал верх Маковник! — пробормотал Гонза. — А я-то думал, что Петра ничего не интересует, кроме еды.

— Но ведь так оно и есть! Факт — остальное его не интересует! Да вот, может, еще Вило.

Гонза вздохнул.

— Эта наша болтовня о Вило и его отце… Все это было идиотство! — выпалил он.

И Гонза рассказал Милану, что отца Вило тоже мололи фашисты. Что Вило в то время было всего три месяца. Отец Вило работал на немецком заводе по производству снарядов, и эти снаряды он нарочно портил. Когда это раскрылось, его взяли гестаповцы. Мать Вило так и не узнала, где и как его казнили.

— Это Вило рассказал? — спросил подавленно Милан.

— Нет, Петр.

— А что говорил Вило?

— Ничего.

— Но все же как он вел себя?

— Я не заметил, чтобы он прыгал от радости.

— Может, он не понял, о чем шла речь, — успокоил Гонзу Милан.

— Все понял! И что Вило теперь о нас думает?

Гонза и Милан медленно тащились за остальными. Но как медленно они ни передвигались, все же в конце концов и они подошли к огромному дому, где должен был быть привал.

Из. окна дома им уже кричали ребята, приглашая на обед.

При входе в вестибюль Гонза и Милан долго чистили ботинки о коврик, потом они еще задержались около огромного сладко спавшего сенбернара и, наконец, все же вошли в столовую туристской базы.

14

Однажды после вечерней линейки «генерал», стоя на лестнице главного здания, задумчиво наблюдал за ребятами.

— Какое же сегодня число? — спросил он одного из вожатых.

«Генерал» уже знал: за несколько дней до отъезда ребята обычно начинают обмениваться подарками.

Катка Барошова уже носила светло-красный шелковый пионерский галстук, какие есть только у советских пионеров. А ее темно-красный галстук носил Геня Балыкин.

Уголь и карандаши Катка носила не в кармане, а в оранжевой кожаной сумочке, полученной в подарок от Келсин Мамиткановой. Келсин, в свою очередь, по вечерам зажигала чудесную «жабу».

Генчо Узунов уже имел неплохую коллекцию карманных фонариков. Когда он замечал, что кто-то хочет сделать ему подарок, он намекал: фонарик!

Саша причесывался красной гребенкой. Яшка теребил свою густую шевелюру зеленой. Такие гребенки имели только чехи. Желтую шапочку для купания Ивонна подарила Гене Балыкину. «Пригодится в поезде! Мы будем в ней носить кипяток!» — подумал Геня, принимая подарок. И взамен подарил Ивонне перочинный нож.

Жираф уже второй день ходил в вышитой тюбетейке. На худом Вило свободно висела полосатая майка Петра Маковника. Селим носил кеды Пепика на красной подошве. Селим подарил Пепику свое серое пальто. Пепик ходил в нем уже третий день и мучался: «А что, если Селим замерзнет по дороге в Африку? Правда, солнце греет ужасно! Но ведь неизвестно, погода может перемениться».

— Знаешь что, Селим, — сказал Пепик на четвертый день своему другу. — Оставь пальто себе, а мне дай что-нибудь другое. Ну, например, носовой платок.

Селим был немного обижен, что Пепику не понравился его подарок, но носовой платок отдал охотно.

— Такого носового платка у нас не купить никогда! — сказал Пепик, принимая подарок.

Селим блаженствовал.

Румяна Станева целый месяц ухаживала за маленькой черепашкой Шушу, укладывала ее в картонную коробку. Она привезла ее из Варны, чтобы и Шушу увидела международный пионерский лагерь. Однако нельзя сказать, чтобы черепашка проявляла особый интерес к «Зеленой долине». Приятельниц она себе здесь не нашла, и не будь Палочки, она бы просто-напросто погибла от скуки.

Всякий раз, как только Румяна замечала, что Шушу несколько дней подряд спит со скуки, она выносила ее к ручью. И к Шушу сразу же прибегала Палочка: этот зверек в панцире ужасно интересовал его.

Пес перевертывал Шушу лапой и выжидал, когда черепаха высунет голову, чтобы получше разглядеть ее.

Сначала Палочка был очень нетерпелив. Он ударял Шушу по твердой спине, дул ей под панцирь, но когда понял, что этим ничего не добьется, стал поступать по-другому. Он тихонько ложился невдалеке от черепахи и старался даже не дышать. Но, наверное, Шушу видела его даже через панцирь. Пока Палочка был поблизости, она так и не показалась. Но как только он повернулся, чтобы уйти, Шушу высунула голову и ноги и сделала несколько шажков. Палочка быстро повернулся, и ему удалось заглянуть в круглые темные глаза Шушу.

Как-то, когда Румяна была на занятиях музыкального кружка, Саша вынул Шушу из коробки, а Яшка взял горсть травы, на которой она сладко спала. Мальчики принесли Шушу в дом чехословацкой делегации. Яшка выстлал травой ботинок председателя совета Гонзы Мудрыха, а Саша осторожно положил в ботинок Шушу.

Напрасно Румяна искала повсюду Шушу. Она так ее и не нашла. Спать в ботинке Шушу не понравилось, она вылезла из него, начала бродить по комнате и облюбовала себе подушку Гонзы Мудрыха.