Андрей Жвалевский - Шекспиру и не снилось! Страница 17

А Димыч  красивый. Мы с ним в одну студию ходим. Танцуем и рисуем, всего по чуть-чуть. Он часто меня выбирает в партнерши, когда его Алена не приходит. А она болеет часто. И мне прям неудобно, что я радуюсь, когда моя подруга болеет.

А Стас прикольный. Он анекдоты рассказывает, с ним всегда весело. Он на перемене перед первым уроком как начнет байки травить, так до конца седьмого и не останавливается. Во память у человека! Главное, простое правило по русскому он выучить не может, а анекдотов знает, наверное, тысячу!

А Никитос смелый. Он как-то показывал фотографии как они по горам ходили. И по реке плыли. И вообще, он даже директора не боится. Спокойно так разговаривает с ним, как будто это не директор, а его бабушка.

А еще есть Пашка. Я его в реале не знаю, мы в Вконтакте познакомились. Но он такой… Настоящий.

Но к Саше я очень хорошо отношусь.

Главное, что все знают, что у меня парень есть. И пацаны знают. Когда у тебя есть парень, ты сразу как будто взрослее становишься.

Я всегда о нем помню.

Вот на прошлой недели Саша болел, мы с Никитосом домой шли. Наржались просто как не знаю кто. Я б еще с ним поржала, но надо было Сашу навестить.

Или вот решали мы математику с Володей. С ним так легко! Как будто одна голова на двоих становится. Сашка в математике ни фига не рубит, ему что-то объяснить… проще застрелиться. Но я стараюсь.

Он все время целоваться лезет. Я знаю, что надо. Но, вот честно…сказать, что мне это нравится…

Мне нравится, когда меня Димыч на танцах за руку берет. От его руки сразу тепло разливается и настроение улучшается.

А еще мне нравится, когда Володька говорит, что я умница. Я иногда, очень редко, быстрее его соображаю как задачу решать.

Но мой парень — Сашка. У нас уже давно статус «Вконтакте» стоит, и на свидания мы ходим регулярно. Как на работу.

Ведь если есть парень, значит, должны быть и свидания.

Вот сейчас с Пашкой попрощаюсь и пойду… Надо, значит, надо…

Шекспиру и не снилось

Ни за что больше не пойду в театр! И тем более не пойду туда с Милкой и Таней!

Главное, кто ж мог подумать, что истерика у Таньки начнется в самый неподходящий момент, когда в зале тишина, и все сидят с печальными лицами. А тут мы… Ржем…

Тетка, которая сидела рядом, чуть меня не укусила. Ее аж трясло от возмущения, она раз пятьсот сказала, что таких отмороженных и бесчувственных уродов вообще нельзя к театру подпускать и что ее б воля, она б нас всех…

Нам было стыдно. Но от этого становилось еще смешнее.

Если б мы были поодиночке, то быстро бы успокоились, а тут… Я гляну, как Танька в колени хрюкает,  все — новая волна смеха душит, и остановиться не могу. А тут еще Милка рядом начинает подвывать… Короче, не сложилось у нас с Шекспиром.

— Что ж вы такие бесчувственные растете? — стыдила нас соседка с другой стороны. — О чем вы только думаете…

Я не знаю, что на меня накатило. Увидела мертвую Джульетту и понеслось…

Сначала вспомнила мамины глаза, когда она приехала из больницы, куда «Скорая» отвезла недавно родившуюся Дашку. И ее голос. Бодрый такой. Но совершенно не мамин.

— Все будет хорошо! — сказала она и отвернулась. — Там отличные врачи.

Потом меня отдали бабушке, и по телефону рассказывали, что все просто отлично, еще буквально день и Дашку переведут из реанимации в обычную палату. И тогда мама пойдет лежать вместе с ней.

Получилось так, что  я маму почти две недели не видела.

А потом они вернулись из больницы.

Я до этого злилась на Дашку очень. Она кричала часто,  мама шла к ней и не успевала почитать мне перед сном. И вообще… То, что она маленькая, еще не значит, что ей все можно!

А тут ночью я проснулась, пошла к родителям в спальню, на маму посмотреть, а Дашка лежит в своей кроватке. Маленькая такая. Такая бледная, что даже голубая. И дышит.

И я подумала, что ее могло не стать. Соска бы валялась, кроватка бы стояла, чепчик бы в ванне лежат…

Мне стало так страшно, что показалось, что у меня сердце остановилось.

Хорошо, что папа снял одну боковую стенку у кроватки, а то б я туда не влезла! Мне было очень тесно, и я высунула ноги сквозь прутья, подложила одну руку под голову, а второй обняла сестричку.

— Я буду слушать как ты дышишь, — прошептала я, — я тебя от всего-всего спасу…

Потом оказалось, что пока мы с Дашкой спали, мама сделала кучу фотографий, ее папа разбудил и показал, как мы в кроватке ютимся.

А потом мама жарила блинчики на завтрак и приплясывала, а я держала Дашу и улыбалась. И Даша улыбалась!

Я как вспомню, как мама, как дурочка, скакала по кухне и подпевала Майклу Джексону, я всегда ржать начинаю. Я ж не виновата, что тут Джульетта, театр и люди вокруг…

А Дашка, кстати, с той ночи окончательно пошла на поправку! И больше не болела никогда.

Джульетта — дура!

И Шекспир не лучше! Вот так понаписывают  всякой фигни, а потом некоторые думают, что это нормально, взять и того…

Когда отец ушел, мама тоже лежала, повернувшись к стене, и еле шевелила губами. Вот как эта самая дура Джульетта. Тоже какой-то дряни напилась.

Я-то еще малая была, сейчас бы я ей быстро мозги вправила, а тогда просто ходила вокруг и канючила. Есть хотела, да и вообще… Стремно было.

А потом я, дура малолетняя, решила, что всех спасу. Поперлась вечером на другой конец города, типа к папочке. Идиотка…

Даже адреса не знала точно, знала только, что дом стоит напротив магазина «Восточный». Приехала, короче, нашла его машину под  окнами, села ждать.

Могла ж неделю ждать! Но, блин, дурам везет, через два часа появилась эта его… секретарша. Идет, сумочкой размахивает.

Я к ней рванула. Говорю, хочу с папой поговорить!

А у самой губы дрожат. До сих пор стыдно…

Она на меня посмотрела так презрительно, но домой привела. И кричит из коридора:

— Валюсенька, тут к тебе эта твоя… Маша.

— Я — Мила, — говорю.

А сама уж думаю только о том, чтоб не разреветься.

Отец вышел, вылупился на меня, как на привидение, а я как дите малое, вцепилась в него и давай реветь. Что мне страшно, что мама не ест ничего уже три дня, что лежит и не шевелится, что мне плохо и вообще…

Короче, вела себя как младенец годовалый.

Он испугался, трубку схватил и давай маме названивать. А она там телефон взяла и таким бодрым голосом сообщила:

— Не звони мне больше, у меня все отлично!

Я-то знаю как у нее там все отлично! Я же слышу, что голос не ее и вообще…

Отец меня начал успокаивать, песни петь, что все фигня, и я преувеличиваю. Потом говорит, давай я тебя домой отвезу.

А тут его секретарша истерику устроила. Начала орать, что она не выдержит, что она свое счастье заслужила и выстрадала, а тут я… И что она не позволит с собой так обращаться, вокруг сплошные интриги…

Мне стало так плохо… Я ведь тоже нормально не ела дня два.

И пока они там ругались, я ушла.

Потом уже вспомнила, что денег нет, чтоб на метро доехать. Так и шла полгорода пешком. Благо проспект у нас прямой и длинный. Идешь вдоль него, не заблудишься…

Я пока шла много чего передумала. Про маму, про отца, про любовь эту долбаную…

Пришла домой, сварила картошку, пол помыла, маму покормила. А ей уже на следующий день лучше стало, она встала, умылась и на работу пошла.

А отца я с тех пор ни разу не видела…

Так что я не собираюсь рыдать, как некоторые, когда вижу эту шекспировскую дурь. Смешно мне, понимаете! Мне смешно!!!

Это вопиюще, просто вопиюще!

Представляете себе: я сутки трудилась над квартальным отчетом, потом еще на повышенных тонах разговаривала с шефом, потом какой-то дурак поцарапал мою новенькую «Тойоту» (подумаешь, не там запарковалась!), потом муж опять пришел с запахом пива… Словом, тысяча несчастий! И вот, наконец, суббота, театр, Шекспир… думала, наконец, расслаблюсь и компенсирую все стрессы… Какое там! Какие-то девчонки — по виду пэтэушницы — принялись хохотать в самом трагическом месте бессмертного произведения!

Вот что я вам скажу: они слишком легко живут! Нет у них настоящих взрослых трудностей и проблем, оттого и ветер в голове! И еще на наркотиках все — те трое точно обдолбанные были, это же понятно!

У меня детей, слава богу, нет (и уже не будет), но если бы были… О нет! Они бы у меня не хохотали над Шекспиром, они бы рыдали! Они бы у меня постоянно рыдали!

Свобода!

Радомский с таинственным видом потряс черным пластиковым пакетом. Там что-то глухо стукнуло.

— Чего там? — спросил Лопух.

— Пиво! — глухо ответил Павлик и тревожно осмотрелся.

Но вокруг посторонних не было, а если бы и были, то вряд ли что-то рассмотрели бы. Мы плотно обступили Радомского.