Лев Давыдычев - Эта милая Людмила Страница 17

На сей счет у нашей будущей космонавтки было своё совершенно определенное мнение. Она полагала и верила, что надо сначала постараться быть просто настоящим человеком вне зависимости от того, кем собираешься стать. Ведь только у настоящих людей сбываются большие мечты.

А если хотите, уважаемые читатели, узнать, ЧЕМ МНЕ, АВТОРУ, ЛИЧНО ДОРОГА ЭТА МИЛАЯ ЛЮДМИЛА И ПОЧЕМУ Я РЕШИЛ НАПИСАТЬ О НЕЙ КНИГУ, отвечу с удовольствием.

Мне эта милая Людмила понравилась тем, что всегда, везде, при любых обстоятельствах была сама собой, как говорится, никого из себя не строила. Была она доброй, понятия не имела о зависти, чужой радости радовалась больше, чем своей, представить не могла, что такое скука или ничегонеделание.

Она вовсе не производила впечатления этакой пай-девочки, абсолютно послушной, так сказать, наипредельно скромной и мухи не обижавшей. Нет, нет и нет. Эта милая Людмила во всём была искренней. Поэтому и ошибки она делала, и глупости совершала, и недостатков в характере у неё хватало. Но она всё старалась делать сама. Когда ей было грустно, предположим, она не ждала, что кто-то придёт и развеселит её. Точно так же эта милая Людмила не ждала, что кто-то явится и научит её хорошему делу. Она сама умела победить грусть, сама искала возможности научиться чему-нибудь интересному и полезному, всегда спешила кому-нибудь помочь или научить полезному и интересному делу.

Вполне возможно, уважаемые читатели, что я и перехваливаю свою героиню, вполне возможно, что у кого-то из вас сложится о ней свое, отличное от моего мнение. Не исключено, что кто-то и поспорить со мной захочет. Пожалуйста. У вас есть полная возможность судить об этой милой Людмиле по её поступкам, которые я опишу подробно и достоверно.

А пока я продолжу изложение своего мнения о ней. На мой взгляд, самым главным в этой милой Людмиле было следующее. Мечты мечтами, сбудутся они или не сбудутся, действительно, ещё вопрос, но она не только мечтала, она искала для себя большое, важное, трудное дело и нашла его.

Представьте себе, уважаемые читатели, эта маленькая и ростом и по годам девочка САМА, без посторонней, как говорится, помощи догадалась, ЧТО ЕЩЁ МОЖНО ПРЕДПРИНЯТЬ ПО ОТНОШЕНИЮ К ПЛОХИМ МАЛЬЧИШКАМ, С КОТОРЫМИ НИЧЕГО УЖЕ НЕ МОГУТ ПОДЕЛАТЬ НИ УЧИТЕЛЯ, НИ РОДИТЕЛИ, НА КОТОРЫХ РУКОЙ МАХНУЛИ.

Как можно, — примерно так рассуждала эта милая Людмила, — отмахнуться от них, бездельников и хулиганов, если они продолжают расти, рано или поздно вырастут и станут плохими или отвратительными взрослыми?! Если от плохого ребенка можно ожидать много горя или хотя бы неприятностей для окружающих, то плохой взрослый человек весьма, а иногда и очень весьма опасен!

Но что же ещё можно сделать с плохими или даже просто отвратительными мальчишками, воспитывать которых или, вернее, уже перевоспитывать практически отказались и родители, и школа?

Над ними, — примерно так продолжала рассуждать эта милая Людмила, — должны взять шефство хорошие девочки. ВЕДЬ ЕСЛИ КАЖДАЯ ХОРОШАЯ ДЕВОЧКА ПЕРЕВОСПИТАЕТ ХОТЯ БЫ ОДНОГО ПЛОХОГО ИЛИ ПРОСТО ОТВРАТИТЕЛЬНОГО МАЛЬЧИШКУ, НЕГОДНЫХ ЛЮДЕЙ ВЫРАСТЕТ ЗНАЧИТЕЛЬНО МЕНЬШЕ!

Не знаю, как вам, уважаемые читатели, а мне такое отношение этой милой Людмилы к жизни очень даже по душе. Я считаю его принципиальной заслугой моей героини. Тут даже не так важно, получится ли что-нибудь или вовсе ничего не получится из её необычной и, казалось бы, заранее обреченной на неудачу затеи, восхищает само стремление! Маленький человек, ребенок беспокоится не о себе, а о других, выбирает в жизни не лёгкий путь, а неизведанный и трудный, — честь и хвала такому человеку, если даже пока он ещё и ребенок!

Таково мое личное мнение, уважаемые читатели, убедительно прошу вас присоединиться к нему! Далее вы сами увидите… Впрочем, подождем, почитаем.

Сразу сообщу: увы и увы, и ещё четырнадцать раз увы, никто из подружек этой милой Людмилы её не поддержал. Она ведь ожидала восторгов, хотя бы заинтересованности, на худой конец, любопытства, а в ответ получила почти презрительные насмешки: дескать, больно надо на всяких там тунеядцев и хулиганов время тратить.

Хуже всего то, что и у самой этой милой Людмилы до сих пор ничего из перевоспитательной работы с плохими мальчишками не получалось. Выбранные ею подшефные как были, так и продолжали быть хулиганами и тунеядцами.

Эта милая Людмила не унималась и сдаваться не собиралась. Наоборот, при каждой новой неудаче у неё прибавлялось сил и желания добиться своего. И когда она надумала ехать к тёте Ариадне Аркадьевне, то надеялась здесь, в посёлке, доказать свою правоту. Как вы уже знаете, уважаемые читатели, знакомство этой милой Людмилы с подходящими личностями состоялось.

Продолжаем наше повествование.

Зашли они с тётей Ариадной Аркадьевной в её уютнейший домик, в котором была неописуемая сверхчистота, необыкновеннейший порядок, и хозяйка сказала сурово:

— Ты пока посиди, я покормлю Кошмарчика, потом буду вынуждена заниматься то-бой.

— Мной заниматься не надо, — ответила независимым тоном эта милая Людмила. — Я разберу вещи, умоюсь. Папа с мамой послали вам ценный и необходимый для вас подарок.

— Для того, чтобы задобрить меня! — резко объяснила тётя Ариадна Аркадьевна. — Для того, чтобы я растрогалась и баловала те-бя! Подарок я возьму, так как отказываться неприлично, но баловать те-бя…

— Я вас буду баловать, тётечка! — весело пообещала эта милая Людмила. — Я даже вашему Кошмару кое-что привезла. Вот, пожалуйста! — И она достала из рюкзака жёлтую пластмассовую миску, на дне которой была нарисована толстая, вкусная, весёлая мышка. — Я её сама нарисовала! — восторженно продолжала эта милая Людмила. — А вот торт! Очень вкусный, но готовить его ах как трудновато! Вот обыкновенный, но тоже должен быть вкусным, яблочный пирог. А вот и главное: от папы с мамой вам набор рыболовных крючков и поплавков. Когда мы с вами, тётечка, пойдём рыбачить…

— Спасибо те-бе за всё, — весьма очень мрачно перебила тётя Ариадна Аркадьевна, — и, пожалуйста, не тараторь, очень прошу тебя. Своим тара… тори… ванием ты мешаешь котику нормально принимать пищу. Рыбачить я привыкла одна. А ты своим тара… тори… ванием всю рыбу испугаешь. — Она невольно залюбовалась набором крючков и поплавков, но сразу, в один момент, опять помрачнела. — Кошмар мышей не ест, он брезглив. Вообще интеллигентный кот… Умывальник, как спустишься с крылечка, налево. Полотенце справа у дверей перед выходом.

— Я захватила с собой полотенце, — гордо сказала эта милая Людмила и не менее гордо вышла.

Проводив её растерянным, недовольным и подозрительным взглядом, тётя Ариадна Аркадьевна обессилено опустилась в плетеное кресло и устало, обреченно уронила руки на колени.

Яростно насытившись, Кошмар вместо обычного снисходительного урчания злобно промяукал, ещё более злобно распушил хвост и выгнулся крутой дугой, будто готовясь к непомерно жестокой драке.

Он ведь по давней привычке ожидал, что сейчас его начнут нежно ласкать и уговаривать успокоиться, попросят забыть обо всём неприятном и ещё дадут колбасы, и ещё нальют молока, но благодетельница не только не обращала на него ни малейшего внимания, а даже и отвернулась. Кошмар так злобно промяргал, так наизлобно распушил хвост, выгнулся в такую крутую дугу, словно готовился к почти смертельной драке.

Благодетельница по-прежнему не обращала на него ни наималейшего внимания, вернее, если можно так выразиться, ещё больше не обращала на него ни наималейшего внимания и совершенно не собиралась кормить и поить его. И, оскорбленный до глубины своей подлой души, если она была у него, конечно, Кошмар, очень громко и угрожающе мяргнув четыре раза, с наипредельно обиженным видом направился к дверям, абсолютно уверенный, что его тут же остановит ласковый, виноватый, умоляющий голос благодетельницы.

Кот у самых дверей остановился, а ни ласковый, ни виноватый, ни умоляющий голос его не останавливал!

Тётя Ариадна Аркадьевна смотрела прямо перед собой невидящим взглядом, губы её беззвучно шевелились, будто она что-то подсчитывала в уме. Выражение лица было растерянное, недоуменное и обиженное.

Кошмар призадумался, озабоченно почесал правой передней лапой за правым ухом, ещё немного призадумался и почесал задней левой лапой за левым ухом; прилег в ожидании, зорко наблюдая полузакрытыми глазами за благодетельницей.

Она по-прежнему неподвижно сидела в плетеном кресле, и выражение лица у неё было по-прежнему растерянное, недоуменное и обиженное. Вот она очень медленно поднялась, но на кухоньку вдруг прошла быстро, суетливо открыла коробку, выложила торт на блюдо, подумала немного, а потом решительно убрала торт обратно в коробку, опустилась на стул медленно и устало, опершись руками о стол. Выражение лица её стало страдальческим и даже чуть-чуть не очень добрым.