Фрэнсис Бернетт - Маленький лорд Фаунтлерой (пер. Демуровой) Страница 17

— Это очень хороший пес, — сказал он. — Он мне друг. Он знает, что я чувствую.

— Что же ты чувствуешь? — спросил граф. Ему было не по себе при виде того, как мальчик борется с первым наплывом тоски по дому; впрочем, Седрик держался мужественно, и это было графу приятно.

— Подойди ко мне, — велел граф. Седрик подошел.

— Мне никогда раньше не приходилось покидать своего дома, — сказал мальчик с тревогой во взгляде. — Странное это чувство, когда знаешь, что будешь ночевать в незнакомом замке, а не у себя дома. Правда, Дорогая от меня недалеко. Она мне говорила, чтобы я об этом не забывал… Ведь мне уже семь лет… а потом я могу смотреть на ее портрет, который она мне подарила.

Он сунул руку в карман и вынул небольшой футляр, обтянутый фиолетовым бархатом.

— Вот, — сказал он. — Надо нажать на эту пружинку, футляр открывается — а там она!

Он подошел к креслу графа и нажал на пружину, доверчиво прислонясь к его руке, лежащей на подлокотнике.

— Вот она, — произнес он, когда футляр раскрылся, и с улыбкой поднял глаза на графа.

Граф нахмурился; он вовсе не желал смотреть на портрет, но все же невольно глянул — и увидел прелестное юное личико, до того похожее на ребенка, стоявшего рядом с ним, что он смешался.

— Ты, кажется, думаешь, что очень любишь ее? — спросил граф.

— Да, — отвечал, не таясь, лорд Фаунтлерой, — я так думаю и думаю, что так оно и есть. Знаете, мистер Хоббс был мне друг, и Дик, и Мэри, и Бриджит с Майклом тоже были мне друзья, но Дорогая мне близкий друг, — и мы всегда все-все друг другу говорим. Папа мне велел о ней заботиться, и когда я вырасту, я буду работать и приносить ей деньги.

— А чем ты думаешь заняться? — поинтересовался граф. Маленький лорд опустился на ковер и сел, не выпуская из руки портрета. Казалось, он всерьез размышляет, прежде чем ответить на вопрос.

— Я раньше думал войти в дело с мистером Хоббсом, — произнес он наконец. — Но мне бы очень хотелось стать президентом.

— Мы тебя пошлем в Палату лордов, — сказал граф.

— Что ж, — произнес лорд Фаунтлерой, — если б я не сумел стать президентом, а Палата — заведение солидное, я не буду возражать. Торговать бакалеей порой бывает скучновато.

Возможно, он принялся взвешивать в уме свои шансы, но только тут он замолк и уставился в огонь.

Граф больше не произнес ни слова. Он откинулся в кресле и молча смотрел на мальчика. Странные мысли бродили в уме старого аристократа. Дугал растянулся перед камином и заснул, положив голову на свои тяжелые лапы. Воцарилось долгое молчание.

Спустя полчаса лакей распахнул дверь, и в библиотеку вошел мистер Хэвишем. В комнате царила тишина. Граф неподвижно сидел в кресле. Услышав шаги мистера Хэвишема, он обернулся и предостерегающе поднял руку — жест этот показался адвокату безотчетным, почти невольным. Дугал все еще спал, а рядом с огромным псом, положив кудрявую голову на руку, спал маленький лорд Фаунтлерой.

Глава шестая. ГРАФ И ЕГО ВНУК

Когда на следующее утро лорд Фаунтлерой проснулся (он даже не открыл глаз, когда накануне его перенесли в постель), он услышал потрескивание дров в камине и тихие голоса.

— Смотри, Доусон, ничего не говори ему об этом, — наставлял кто-то. — Он не знает, почему она не живет с ним вместе, и говорить ему об этом нельзя.

— Что ж, если милорд так распорядился, сударыня, — отвечал другой голос, — ничего, видно, не попишешь. Только если вы мне позволите сказать, сударыня, как есть между нами, слуги мы там или не слуги, а только это жестоко, вот что я вам скажу. Бедная вдова, такая красивая и такая молодая, и с собственной кровиночкой ее разлучили, а он такой красавчик и прирожденный джентльмен! Вчера вечером Джеймс и Томас, сударыня, на кухне говорили, что такого обращения, как у этого парнишки, они отродясь не видали. Да и другие господа из прислуги тоже говорят — уж до того приятный, и вежливый, и обходительный, ну, словно с лучшими своими друзьями за обедом сидит. А нрав-то просто ангельский, не то что у некоторых, уж вы меня простите, сударыня, порой так просто кровь в жилах леденеет, право слово! А личико-то, сударыня! Когда нас с Джеймсом в библиотеку позвали, чтоб его наверх отнести, Джеймс взял его на руки, а личико-то у него все раскраснелось, головка у Джеймса на плече, а волосы, до того блестящие, до того кудрявые, разметались, ну просто картинка, и только! И я вам вот что скажу: милорд это тоже заметил, потому как посмотрел на него и говорит Джеймсу: «Смотри не разбуди его!» Седрик пошевелился и открыл глаза.

Он увидел в комнате двух женщин. Комната была веселая, светлая, отделанная вощеным ситцем в цветах. В камине горел огонь, а в обвитые плющом окна струилось солнце. Женщины подошли к нему; в одной из них он узнал миссис Меллон, другая была полная женщина средних лет с добрым, приветливым лицом.

— Доброе утро, милорд, — произнесла миссис Меллон. — Хорошо ли вы спали?

Седрик протер глаза и улыбнулся.

— Доброе утро, — сказал он. — Я и не знал, что я здесь.

— Вас перенесли наверх, когда вы заснули, — объяснила домоправительница. — Это ваша спальная, а это Доусон, она будет за вами ухаживать.

Фаунтлерой сел и протянул руку Доусон, как протягивал графу.

— Здравствуйте, сударыня, — произнес он. — Я очень благодарен вам за то, что вы пришли мне помочь.

— Вы можете звать ее Доусон, милорд, — сказала с улыбкой домоправительница. — Она привыкла, чтобы ее звали Доусон.

— Мисс Доусон или миссис Доусон? — осведомился лорд Фаунтлерой.

— Просто Доусон, — отвечала сама Доусон, так и сияя улыбкой. — Ни мисс и ни миссис, Господь с вами! Ну, а теперь вставайте, и Доусон вас оденет, а потом позавтракаете в детской, хорошо?

— Благодарю вас, — сказал лорд Фаунтлерой, — но я уже много лет как одеваюсь сам. Меня Дорогая научила. Дорогая — это моя мама. У нас только Мэри была, она и стирала, и всю работу делала, нельзя же было доставлять ей лишние хлопоты. Я сам могу ванну принять, я умею, только, пожалуйста, проверьте потом у меня за ушами.

Доусон и домоправительница переглянулись.

— Доусон сделает все, о чем вы ее попросите, — сказала миссис Меллон.

— Все сделаю, Господь с вами! — подхватила с улыбкой Доусон. — Можете сами одеваться, если вам угодно, а я буду рядом стоять и, если что понадобится, тотчас помогу.

— Спасибо, — поблагодарил Фаунтлерой, — знаете, с пуговицами иногда бывают затруднения, и тогда я прошу кого-нибудь помочь.

Доусон показалась ему очень доброй женщиной, и к тому времени, когда он оделся и принял ванну, они уже были друзьями. Он многое узнал о ней. Он узнал, что муж ее был солдатом и его убили в настоящем сражении, и что сын ее стал матросом и ушел в дальнее плаванье, и что он повидал и пиратов, и людоедов, и китайцев, и турок, и что домой он привозил раковины странной формы и обломки кораллов, и Доусон может их хоть сейчас ему показать, они у нее в сундучке лежат. Все это было так интересно! Еще он узнал, что она всю жизнь за детьми ходила и теперь как раз приехала из одного знатного дома в другой части Англии, где у нее на попечении была прехорошенькая маленькая девочка, которую звали леди Гвинет Воэн.

— Она вашей милости какой-то родней приходится, — сообщила Доусон. — Может статься, вы с ней и познакомитесь.

— Правда? — спросил Фаунтлерой. — Мне бы очень этого хотелось. У меня знакомых девочек не было, но я всегда любил на них смотреть.

Перейдя завтракать в другую комнату, которая оказалась очень просторной, и узнав от Доусон, что рядом с ней есть еще другая, которая также предназначается для него, Фаунтлерой снова почувствовал себя совсем маленьким и признался в этом Доусон, садясь завтракать за красиво убранный стол.

— Я слишком мал, — печально промолвил он, — чтобы жить в таком большом замке и иметь столько просторных комнат. Вы так не думаете?

— Полноте, — возразила Доусон, — просто вам с непривычки немного не по себе. Но это скоро пройдет, и вам здесь понравится. Ведь здесь так красиво!

— Конечно, красиво, — согласился Фаунтлерой со вздохом. — Мне бы здесь еще больше понравилось, если б со мной была Дорогая. По утрам мы всегда завтракали вместе, я ей клал сахар в чай, наливал сливки и тосты подавал. Это было так весело!

— Ну, ничего, — утешала его Доусон, — вы ведь каждый день будете с ней видеться. То-то будет рассказов! Вот ужо пойдете и все здесь посмотрите — и собак, и конюшни, и лошадей. Там есть одна лошадка, которая вам очень понравится…

— Правда? — воскликнул Фаунтлерой. — Я очень люблю лошадей! И Джима я очень любил. Это у мистера Хоббса была такая лошадь, он на ней товар возил. Хорошая была лошадь, только с норовом.

— Подождите, — сказала Доусон, — пока не увидите, что там на конюшне есть. Стойте-ка, да вы еще и в соседнюю комнату не заглянули!