Жигмонд Мориц - Будь честным всегда Страница 17

По сравнению с Орци они с Гимеши были маленькими и худосочными, особенно Миши. Он знал, что очень худ, кожа у него желтая, брови черные, голос грубый и рот большой, с крупными зубами. Миши даже смеяться не смел, так как зубы у него были желтоватые; у Гимеши зубы были тонкие и длинные, а Орци — словно жемчуг. Говорили, что он каждый день их чистит, но Миши не мог себе представить, как можно чистить зубы. С водой и мылом? Да ведь это же отвратительно.

— Орци возомнил о себе… — сказал Миши.

— Что?

Ему хотелось сказать об Орци что-нибудь плохое, потому что тот за свое сочинение получил альбом. Но зачем говорить о нем плохо? Ведь Орци всегда хорошо к нему относился, более того, Миши чувствовал, что Орци понимает, что незаслуженно считается первым учеником, и поэтому такой предупредительный. Миши не понимал, почему он настроен против Орци. Просто ему хотелось быть лучше во всем: чтобы и костюм, и комната, и книги — все было лучше и чтобы у него тоже были «куницы» — сероглазые и белокурые сестры…

— У Орци было много противных девчонок, — вдруг сказал Миши, боясь, что Гимеши угадает правду.

— Да что ты? — удивился Гимеши, и кисточка замерла в его руке. — Девчонки? Такие же, как мы, нашего возраста?

— Да.

— Много?

— Много-много.

— Сколько? Тридцать?

Оба громко расхохотались.

— Нет, пожалуй, не тридцать, но все равно много.

— Вот это да! — воскликнул Гимеши.

— Но я ушел.

— Ушел?

— Да.

— Когда пришли девчонки?

— Да.

— Ну и дурень!

Миши рассмеялся:

— А ты б не ушел?

— Еще чего, сбесился я, что ли?

Гимеши всегда находил, что ответить.

— А что бы ты сделал?

Гимеши снова оторвался от рисования и, глядя Миши прямо в глаза, засмеялся. Кто знает, о чем он думал, когда смеялся.

— Я наподдал бы им хорошенько!

— Головой?

— Да головой!

Миши захохотал.

Гимеши выскочил из-за стола и, обежав комнату, как делал это в классе, низко опустил голову и с разбегу боднул Миши головой.

Миши, смеясь, повалился на пол.

Гимеши наклонился над ним и стал его тормошить.

— Ах так, ты еще смеешься?.. — приговаривал Гимеши и мял его, как тесто.

Миши громко хохотал и не сопротивлялся, так как совершенно ослаб от смеха.

И тут вошла бабушка.

— Что здесь происходит? Чем это вы занимаетесь?

Гимеши оставил Миши и побежал снова рисовать.

Нилаш смущенно поднялся с пола.

— Не люблю я такие игры! — строго сказала бабушка. — Мой внук никогда так не играет!

Гимеши опустил голову. Нилаш побледнел и медленно залился краской — похоже, что бабушка считает, будто это Миши плохо влияет на ее внука.

Бабушка была сердита и стала раздраженно прибирать комнату.

— И больше чтобы я этого не видела!.. — сказала она. — Понятно?

Гимеши уткнулся в чашечку с краской, щеки его слегка покраснели.

Нилаш сидел совершенно пунцовый и дрожал от обиды.

— Приличные мальчики так не поступают, — еще более строгим тоном произнесла бабушка, — благовоспитанные мальчики в гостях себя так не ведут.

Гимеши удивленно взглянул на бабушку и решительно заявил:

— Да ведь я его толкнул.

— Тем хуже! Стыдись! Сколько раз тебе объяснять! Ты ведь уже не маленький, и пора бы знать, к чему обязывает твое происхождение. Баловство к хорошему не приведет. Или ты хочешь стать таким же висельником, как этот самый?.. Подумать только!..

И с этими словами старушка, лицо которой было невообразимо морщинистым и желтым от старости, а большой нос весь усеян черными точками, удалилась из комнаты.

Некоторое время мальчики молчали. Миши был очень обижен. В конце концов он этого не заслужил… Из-за какого-то пустяка… Гимеши раздраженно буркнул, рисуя попугая:

— От старости уже мозги высохли, нечего ее слушать!

Это еще больше испугало Миши. У него тоже была бабушка, но он никогда бы себе не позволил так о ней говорить… Что бы его дорогая бабушка ни сказала, пусть даже она была неправа, для него это было свято и он все равно не посмел бы ей прекословить.

— Замолчи, — произнес он укоризненно.

— Ну нет, я и ей скажу! — Гимеши разозлился и покраснел, как паприка; глаза его горели. Говорил он отрывисто и резко, задыхаясь от гнева: — Я уже не сопливый первоклассник, которого она может ругать без причины, теперь-то я знаю, откуда ветер дует!..

Нилаш почувствовал, что речь идет о какой-то семейной тайне, и испугался, как бы Гимеши в запальчивости не открыл ее, поэтому он с отчаянной решимостью постарался отвлечь его внимание.

— Смотри-ка, билет.

Гимеши непонимающим взглядом уставился на протянутый ему маленький листок.

— Что это? — сердито буркнул он.

— Лотерея.

Гимеши вытаращил глаза.

— Что-о? — Он даже рот открыл от удивления.

— Номера лотереи…

Гимеши вдруг рассмеялся; запрокинув голову, он схватился за живот и долго судорожно хохотал.

— Значит, в лотерею играешь?

— Да.

— Ну, дружище, насмешил; сроду я так не смеялся… Ты играешь в лотерею?

Тут на Миши напал такой смех, что он закашлялся и чуть было не задохнулся; ему вдруг показалось очень странным, что он играет в лотерею.

— И выиграешь?

— Не знаю.

— А что ты купишь, если выиграешь десять форинтов?

— Что?.. Ну… куплю ножик.

— Ножик?.. Какой ножик?

— С перламутровой ручкой… В форме рыбки… — И Миши подумал о ноже Бесермени, покоящемся за мусорным ящиком.

— Вот если бы у меня было десять форинтов!..

— Что б ты купил?

— Пять послал бы матери.

Маленький Нилаш густо покраснел: он ведь и не подумал о своей матери.

— А остальные пять истратил бы в кондитерской.

Нилаш слова не мог вымолвить: уж этого бы он не сделал! Кондитерская! И совсем это ни к чему. Когда в тот раз он вышел от Орци, то опомнился как раз у кондитерской, но у него и в мыслях не было купить хоть одно пирожное. Что в них хорошего? Театр — вот это да!

— Если я выиграю, то только половина моя, потому что половину выигрыша надо будет отдать господину Пошалаки, — сказал Миши.

— Этой старой развалине?

— И вовсе он не развалина, — обиделся Миши.

— Ну хорошо, я всегда стариков так называю, раз старый — значит, развалина. — И Гимеши громко рассмеялся; он все еще не мог привыкнуть к мысли, что кто-то тратит деньги на лотерею. — Это он дал деньги?

— Да.

— Шесть крейцеров?

— Нет.

— Двенадцать?

— Нет.

— Больше?

— Форинт!

— Целый форинт! — Гимеши был поражен. — Это уже и для выигрыша неплохо! — И снова засмеялся. У меня в жизни еще не было форинта, который я мог бы истратить. Бабушка и двух крейцеров мне не даст, чтобы я потратил, как мне вздумается.

— У меня есть двадцать шесть крейцеров.

— Двадцать шесть?

— Вернее, двадцать один; я заплатил за извещение и за письмо.

— Будь у меня двадцать монет, я бы купил шесть пирожных с кремом — одно тебе, одно Орци, одно Танненбауму, одно бабушке, а два съел бы сам.

Они долго смеялись.

— Орци получил приз — Венгерский исторический альбом.

— Приз?

— Да, за то, что он написал про каникулы — «Летние радости». И его сочинение напечатали у дяди Форго в «Маленьком журнале».

— Напечатали?

— Да.

— То, что написал Орци?

— Да.

Гимеши беззвучно рассмеялся.

— Брат исправил.

— Это тот, длинный?

— Да… Он написал сочинение… Орци написал, а брат вписал кое-что да ошибки исправил…

Гимеши подозрительно посмотрел на Миши.

— Да, умеешь ты… — сказал он.

— Что? — Миши покраснел. Он чувствовал, что плохо сделал: не надо было этого рассказывать.

— Здорово же ты умеешь сплетничать.

Нилаш молчал.

— Хотел бы я знать, — произнес Гимеши, мотнув головой, — что ты про нас скажешь, когда уйдешь отсюда.

Миши покраснел как рак, у него даже закружилась голова.

Он сел на стул и с отчаянием посмотрел на Гимеши.

Тот заметил на лице внезапно замолчавшего Миши выражение ужаса.

— Мне-то все равно, говори, что хочешь, — сказал Гимеши и пожал плечами.

Нилаш был готов закричать: «Нет! Ведь я тебя люблю и не могу сказать про тебя плохо — пусть меня хоть на части разрежут!»

— Вот как ты обо мне думаешь? — только и сказал он.

Наступила мучительная тишина.

Миши неподвижно сидел у стола, Гимеши смущенно рисовал.

— Так откуда ты это знаешь? — буркнул он себе под нос.

Нилаш посмотрел в окно, из которого хорошо просматривалась вся улица.

Миши хотелось крикнуть, что он это придумал, просто так сказал, но не смог соврать.

— Сам выдумал?

Миши отрицательно покачал головой.

— Да говори же ты, не зли меня! Не выводи из терпения, а то опять заработаешь головой в живот.