Григорий Остер - Дети и эти Страница 18

— Как они там? Легче стало?

— Не стало. Хуже сделалось, — нахмурилась старшая сестра. — Боимся, ещё хуже станет.

— Гораздо, гораздо хуже, — покивала головой младшая девочка. — Опасаемся самого худшего. Наверно, придётся всю ночь не спать. Под столом сидеть. Ухаживать за больными.

— Ложитесь, — сказала мама, — если что, я вас сразу, в ту же секунду, немедленно разбужу.

Папа вернулся с работы очень поздно, обе сестры уже давным-давно спали. Мама открыла ему, обрадовалась:

— Наконец-то. Выйди, пожалуйста, за дверь, постучи, я спрошу, кто там, скажешь: «Доктор».

Папа вышел, постучал, сказал, что он доктор. Мама открыла дверь, повела доктора под стол. Они залезли к больным куклам, включили фонарик. Мама светила, а доктор — чик-чик, чик-чик — лечил кукол. Одну за другой.

Утром сёстры вскочили с постелей, босиком, без тапочек побежали под стол. Осмотрели кукол и облегчённо вздохнули:

— Выздоровели. Поправились. Какое счастье! Просто какие-то чудеса!

Их куклы, все до одной, были совершенно здоровы. Будто и не болели никакой эпидемией. Действительно, просто какие-то чудеса.

РАЗБИТОЕ СЕРДЦЕ УЧИТЕЛЬНИЦЫ БИОЛОГИИ

Папа одной девочки работал директором школы. На работу собирался вовремя, приносил неплохую зарплату. Девочка была за своего папу спокойна. Думала: всё у него в школе хорошо. И вдруг телефонный звонок.

— Здравствуйте, с вами говорит секретарша вашего папы. У меня к вам очень неприятный разговор.

— Что он натворил? — испугалась девочка.

— В последнее время, — вздохнула папина секретарша, — с ним ну просто нет сладу. Стал совершенно неуправляем. Совсем перестал работать в кабинете. Не в состоянии ни на чем сосредоточиться. Руководит слабо. Невнимателен. Буквально все учителя на него жалуются. Регулярно опаздывает. Неопрятен. Брюки мятые.

— Как же так? — растерялась девочка. — А из дома выходит вовремя. Глаженый.

— И вообще, ваш папа постоянно грубит. На замечания огрызается. Ты ему слово — он тебе десять. Сегодня вхожу в кабинет, кладу на стол расписание уроков — даже не замечает. Так увлёкся. Причём совершенно посторонними делами, не имеющими к учебному процессу никакого отношения. Положил на колени книжку и незаметно читает её под столом.

— Книжку? — ахнула девочка. — Какую книжку?

— Наверно, какую-то фантастику. Я, конечно, отобрала, сделала ему замечание. Как можно, спрашиваю, в кабинете посторонними глупостями заниматься? Время на чепуху тратить? Для кого я тут стараюсь? Из кожи вон лезу. Расписания приношу. Так он мне, знаете что?

— Что? — затаила дыхание девочка.

— Вы, говорит, Марья Ивановна, за это деньги от государства получаете. Представляете, государство вспомнил. Каков наглец!

— Извините, Марья Ивановна, — тихо сказала девочка, — но мой папа не наглец. Он наверняка уже жалеет о своём поступке.

— Сомневаюсь. Кстати, вы хоть раз заглядывали в его ежедневник? Видели, какие там записи учителя для вас оставляют? — И Марья Ивановна холодно попрощалась.

Папа вернулся из школы голодный, сразу заглянул в холодильник. Но девочка сказала:

— Будь добр, покажи, пожалуйста, свой ежедневник.

— Какой ежедневник? — заморгал папа. — А он, кажется, это… потерялся.

Но девочка велела открыть кожаный портфель, с которым папа ходил на работу, и ежедневник быстро нашёлся. На каждой странице красовались разноцветные записи учителей. Географичка жаловалась: «Пинал глобус. Помял Австралию». Учитель физкультуры писал: «Бодался в спортзале. С козлом. Сломал козла». Физик жаловался: «Жестоко обращался с первоклассниками. Бросался в потолок. Ими». Учительница обществоведения негодовала: «Пугал пятиклассников. Будущим». Учительница пения сообщала: «Притворялся глухим. Делал вид, что ещё и немой». Учительница английского языка возмущалась: «Списывал с забора. С ошибками. Не знает правописания английских глупостей». На предпоследней странице мелким почерком было написано: «Разбил сердце учительнице биологии». А поперёк последней — самым крупным: «Вёл себя вызывающе. Отнимал деньги».

— Папа, — сказала девочка. — Как же так? Может, объяснишь своё безобразное поведение? Зачем ты Австралию помял?

— Да я, — говорит папа, — нечаянно. Она в коридоре валялась. На полу. Я думал, это надувной мяч с материками. Не знал, что у них глобус укатился.

— Козла тоже нечаянно забодал?

— Нет. Козёл просто сломался. Его одна девочка боялась, я хотел показать, что он не страшный.

— Первоклассниками в потолок? Кидался?

— Они сами просились. Им нравится.

— А пятиклассников чем пугал? Каким будущим?

— Ничем я их не пугал. Просто рассказал, что они в шестом классе проходить будут.

— Глухонемым притворялся?

— Так она же хочет, чтобы я с ними в хоре пел «Летите, голуби, летите»!

— А с забора что списывал?

— Не знаю. Я французский учил. Списал, просил англичанку перевести. Не хочет.

— Учительницу биологии зачем обидел, сердце разбил?

— Это не я. Это один шестиклассник. Мы с ним пособия из кабинета биологии выносили, он и уронил. А она на меня думает.

— Ну, а деньги у кого отнимал?

— В министерство образования на приём ходил. Чтоб школу отремонтировали. Вот министр и наябедничал.

Папа взял у дочки свой ежедневник и вдруг… порвал и выкинул. В мусор.

— Что ты сделал? — ужаснулась девочка.

— Эх! — сказал папа. — Придираются они ко мне. Все. А хуже всех Марья Ивановна. Книжку отобрала. На самом интересном месте. Я, дочка, в школу ходить больше не хочу. Брошу я школу.

— Как это — бросишь?

— А так. Ну её. Сколько можно в школу ходить? Учился — десять лет ходил. Теперь директор — опять хожу. Надоело.

И как папа сказал, так и сделал. В школу больше не пошёл. Устроился на работу директором зоопарка. И был счастлив. До самого конца своих дней.

ПЕЧЕНЬЕ ЗА ШИВОРОТОМ

Папу одного мальчика часто обижали на работе. Мальчик давно замечал: папа у него растёт тихий, скромный и, как бы это сказать, немножко в себе неуверенный. Да, честно говоря, не очень-то и растёт. Совсем такой небольшого роста папа. Но хороший.

А тут пришлось папе перейти на новую работу, и стал он возвращаться домой то с царапиной на носу, то с коленкой ободранной. То вообще без единой пуговицы придёт.

Мальчик спрашивает:

— Что случилось?

Папа молчит, не признаётся. Однажды встал утром:

— На работу сегодня не пойду. У меня температура.

Померили — нормальная.

— Давай, — говорит мальчик. — Не тяни. Выкладывай всё, с самого начала.

Не выдержал папа, расплакался, рассказал, как сослуживцы его на работе «достают». Чуть ли не всем коллективом. Или бумаги важные на папином рабочем столе перемешают, запутают, или каких-нибудь вирусов в его служебный компьютер напустят, а нужные файлы сотрут. Или скажут:

— Беги скорей в бухгалтерию. Зарплату дают.

Папа пойдёт, а в бухгалтерии над ним только посмеются, потому что до зарплаты ещё как до небес: недели две, а то и все три.

Иногда просто в коридоре незаметно ножку подставят. Или в туалете, когда не видит никто, подойдут впятером, надают по шее. А за что? Папа же им ничего плохого не делает. Невзлюбили его, и всё. Может, ему теперь на работу лучше совсем не ходить?

— Значит, так! — нахмурился мальчик. — Больше тебя не тронут. Я с ними разберусь!

Папа сразу перестал всхлипывать, поглядел на мальчика с надеждой.

— Сегодня же, — говорит мальчик, — позвоню вашему генеральному директору и всё ему…

Папа опять заплакал. Оказывается, как раз вчера сам генеральный директор, вместе со своей секретаршей, подстерегли папу после совещания, в приёмной. Сначала водой газированной облили, потом натолкали за шиворот какого-то недоеденного печенья.

— Так ты, — огорчился мальчик, — взял бы да и дал им отпор. Видел я вашего директора, не такой уж крепыш. Ниже тебя ростом.

— Ага! — говорит папа. — Зато секретарша у него знаешь, какая дылда здоровенная. Как шкаф.

— Ладно. Кто у вас там, на работе, самый мускулистый?

— Охранник наш. Рамзан Алибекович.

— Попробуй с ним подружиться. Он в обиду не даст. Заступится. Завтра на работу пойдёшь, проси, чтоб мама тебе не один вкусный бутерброд с собой сделала, а два. И угостишь Рамзана Алибековича.

На следующий день приходит папа домой с синяком под глазом.

— Кто тебя так?

— Рамзан Алибекович. Я ему — бутерброд. Он съел. Потом говорит: «Давай второй. А то в глаз дам!» И дал.

— Ну что ж, — задумался мальчик, — придётся нам кое к кому за помощью обращаться. Другого выхода не вижу. Учится в нашем третьем классе один мой приятель. С детского сада на карате ходит. Приёмы знает. Вообще в таких делах разбирается. Приглашу его на пару чашек чаю, пускай тебя, папа, кое-чему научит.