Лев Давыдычев - Лёлишна из третьего подъезда Страница 18

Через некоторое время Петька грелся на солнышке, а одежда его висела в тени.

А он ещё удивлялся, чего это она и не собирается высыхать.

Голодный желудок пронзительными выкриками и стонами требовал у хозяина пищи.

Слюны было столько, что Петька ставил рекорд за рекордом по дальности плевков.

Ух, как есть хотелось!

И в голову проникала мысль: а почему бы тебе сей же час не пойти в город? Авось, что-нибудь где-нибудь и получится?

Вдруг буханку хлеба найдёшь или ещё что-то?

Петька бегом побежал.

Вбежав в улицу, он понюхал воздух.

Уловил какие-то съестные запахи.

Свернул на них.

Бежал и нюхал.

Снова свернул.

Ещё раз свернул.

И вдруг заметил, что ЗАПАХИ

запахи

запахи запахи

запахи запахи запахи

СО ВСЕХ СТОРОН ЗАПАХИ!

Хоть стой на одном месте, крутись и нюхай!

Ведь из каждого дома неслись запахи. А нюх у Петьки был до предела обострённый. Ведь впервые в жизни мальчишка, проснувшись, не поел!

За маленьким заборчиком увидел он невероятно толстого мальчика.

Тот сидел за вкопанным в землю столом и страдал.

А на столике перед ним — невероятно огромная миска и в ней суп.

Ух, суп!

Эх!

Запах супа прямо-таки притянул Петьку, перетащил его через заборчик и посадил за стол.

И Петька спросил:

— Съем?

— Ешь, — лениво ответил невероятно толстый мальчик, брезгливо пододвигая невероятно огромную миску.

Ложка в Петькиных руках превратилась в супомёт системы «ТНП» («Только не подавись»).

Проглотив суп, Петька спрятался в кусты.

Из дома вышла невероятно толстая тётя и воскликнула:

— Ты съел всё? О радость! Больше ты не будешь худеть и сохнуть на моих глазах! Ешь котлетки, я побежала за компотиком!

Невероятно толстая тётя скрылась в доме.

Петька выскочил из кустов и уставился на четыре невероятно большие котлеты и невероятно длинные макароны.

Невероятно толстый мальчик сказал:

— Ешь. Я и так закормленный.

Петька быстро всё сглотал. А мальчик сказал:

— Спасибо. Компотик я буду сам.

Петька с трудом перешагнул через заборчик.

Им овладела сытая истома.

Он еле передвигал ноги.

И искал местечка, где бы прилечь.

И спокойно переварить пищу.

Глаза закрывались сами собой.

Петька начал спот…ык…атьс…я…

Спать…

спать…

спа-а-а…

Несколько шагов он спал стоя.

Потом растянулся прямо у забора на травке.

Продолжаем нашу программу

ВЫСТУПАЕТ ИЛЛЮЗИОНИСТКА ЛЁЛИШНА ОХЛОПКОВА!

Всего за два часа она превращает Головёшку во Владика Краснова!

Ловкость рук и забота о человеке!

Прощание с Головёшкой

В милиции Горшков сказал ребятам;

— Найдём вашего Пару. Не таких ловили. Вот недавно, помните, тигрёнок терялся, это было трудновато. А этот никуда не денется. Далеко не убежит. С любого поезда снимут и обратно отправят. В цирк вечером идёте?

— Конечно, — ответил Головёшка.

— В таком-то виде? — спросила Лёлишна. — Вы посмотрите на него.

— Ну и что? — недоумённо спросил Головёшка. — Я вам не стиляга какая-нибудь.

— Нет у него другого вида, — сумрачно проговорил Горшков, — условия жизни у него тяжёлые.

— Надо ему помочь, — всё так же спокойно сказала Лёлишна, — надо его вымыть, заштопать и перешить.

— Не смешите вы меня, — испуганно попросил Головёшка. — Ни разу в жизни со мной такого не было. Разыгрываете меня, да? К штанам придрались, да?

— Идём, Владик, — позвал Виктор, — нечего время зря терять.

— Не Владик я! Понятно? Головёшка я! Понятно? Неподдающий! Понятно? Колония по мне плачет! Понятно?

— У тебя нервы больные, — сказала Лёлишна, а Горшков сказал:

— Не шуми, Голо… Владик. Слушайся.

— Надоело мне всех слушаться, — огрызнулся Головёшка, но пошёл следом за ребятами.

Всю дорогу молчали. Только Лёлишна тихонько напевала:

Вы все проказники,Вы безобразники,Вы хулиганщики,Вы все обманщики!

У самого дома Головёшка сказал:

— Никогда в жизни со мной такого не было.

Тут Лёлишна всплеснула руками, ойкнула! из подъезда выходил дедушка.

— Кто тебе разрешил? — жалобно спросила она. — Ведь вечером идти в цирк. А если ты поднимешься на пятый этаж, тебе ведь опять будет плохо. И никакого цирка мы не увидим!

— Не беспокойся, — гордо отозвался дедушка. — Я совершенно здоров. Могу даже в футбол играть. Все лекарства можешь вылить в раковину. Они мне больше не понадобятся. И не могу же я целыми днями сидеть в помещении? Мне нужно гулять, дышать свежим воздухом, общаться с людьми.

— Всё это так, — грустно произнесла Лёлишна, — но в цирке нам сегодня не бывать.

— Повторяю, — сказал дедушка, — я феноменально здоров.

— А Пара пропал! — из окна крикнула Сусанна. — И найти не могут! А найдут, пороть будут! Ой, посмотреть бы!

Никто ей ничего не ответил, и она закричала ещё громче:

— Всем попадёт! Всех пороть будут!

Ребята скрылись в подъезде.

Сусанна от злости покрылась разноцветными пятнами и крикнула:

— И тебе, дед, попадёт!

Дедушка счёл за лучшее быстренько уйти.

А вслед ему раздалось:

— И тебя пороть будут!

Ребята поднялись на пятый этаж, вошли в квартиру.

— Сразу за дело, — скомандовала Лёлишна, — я сейчас найду выкройку, а ты, Владик, снимай одежду,

Сняв ковбойку и брюки, Головёшка сел в угол на табурет и проговорил:

— Чудеса какие-то. Средь бела дня раздели.

А когда Лёлишна бритвой стала распарывать брюки, он выхватил их и закричал:

— С ума спятила?!

Виктор сказал:

— Сиди ты и не чирикай!

А Головёшка чуть не плакал: на его глазах его брюки превращались в куски материи.

А Лёлишна с Виктором смеялись. Из старых газет они сделали выкройки, мелком перенесли контуры на материю и давай ее резать.

— Такие хорошие штаны были! — жалобно воскликнул Головёшка. — Чего они вам не понравились?

— Молчи, — весело отозвалась Лёлишна, — ещё спасибо скажешь. И брюки у тебя будут, и берет из остатков получится.

Короче говоря, скоро началась примерка.

Головёшка подошёл к зеркалу, взглянул на себя…

И обнял Лёлишну.

И смутился.

И она смутилась.

И даже Виктор смутился.

— Ну что ты… — пробормотала Лёлишна, — ещё рано благодарить, ещё сшить надо.

Она открыла швейную машину.

Головёшка крутил ручку, а Виктор поддерживал материю.

Если бы вы видели, что творилось с Головёшкой! Он крутил ручку, приплясывал и кричал петухом.

До того докукарекался, что охрип.

А когда он облачился в новые брюки, закричали все трое.

Лёлишна стала шить берет.

Виктор повёл своего нового знакомого в ванную.

Отмываться.

Вернее, отмывать.

И вот, чистый, причёсанный, заштопанный и перешитый, в берете, стоял Головёшка перед зеркалом и шептал удивлённо:

— Какой я, оказывается, красивый… Вот ещё бы ботинки подрезать… перешить бы их как-нибудь… Тогда бы все сказали: «Вот вам и Головёшка!»

— Забудь ты про своё прозвище, — сказала Лёлишна, — забудь. Будто его и не было.

— Забуду, — согласился Головёшка. — Очень уж я нарядный. Родная мать меня не узнает. Гражданин милиционер дядя Горшков меня не узнает. А я крикну: «Да это же я! Владик! Тот, который Головёшкой ещё был!» Теперь мне на людей кидаться нельзя.

— Короче можно сказать так, — предложил Виктор, — прощай, Головёшка!

— Прощай, Головёшка! — сказала Лёлишна.

— Прощай, Головёшка! — сказал Владик. Он подмигнул своему отражению в зеркале и добавил: — Вот теперь можно мне и в цирке работать. Там все такие красивые.

— Ой… — Лёлишна схватилась руками за голову. — Я совсем забыла про дедушку! И бросилась из комнаты.

Продолжение Петьки-Париного выступления

Проснувшись под забором, Петька потянулся, хрустнул всеми своими косточками.

Сел.

И вместо бабушки увидел — кого?

Эдуарда Ивановича. Только не живого, а на афише.

А рядом с ним лев.

А пасть у льва оскалена.

А пасть огромная.

— С группой дрессированных львов! — крикнул Петька и захохотал почему-то, словно дома оказался.

Прохохотав, он почесал затылок.

Задумчиво сплюнул.

Откуда в чужом, далёком городе та самая афиша, которую он ещё вчера видел в своём родном городе? Ведь он ехал в поезде целую ночь…

И всё-таки первым делом надо сходить в цирк, а там видно будет, как жить дальше. Может, в цирке на работу возьмут. И квартиру дадут. И поесть, конечно, дадут. Можно у льва кусок мяса отобрать, изжарить и — кусай себе, а не льву, на здоровье.