Саша Чёрный - Чудесное лето Страница 18

– Это коричневые муравьи тебе мстят, – сказал назидательно Игорь и вдруг затанцевал сам.

Очевидно, коричневые муравьи решили отомстить обоим.

Перед закатом пришли к своей хижине. Вот так победили! Муравьи как ни в чем не бывало суетились вокруг своих норок, многие в известке с головы до лапок… Все входы были расчищены, почти всё население выползло наружу, горкой лежали крупинки известки и рядом всякий домашний муравьиный скарб. Должно быть, сушили и проветривали свои вещи – ведь люди около двух ведерок известки влили в их муравейник…

– Что ж мы теперь делать будем? – спросил озабоченно Игорь. – Куда будем прятать сахар?

– Под подушку! – мрачно посоветовал дядя Вася.

– Я тебя серьезно спрашиваю…

– Постой, постой… Колумб был умен, а мы еще умнее окажемся. Садовник-бельгиец у вас в усадьбе мне про муравьев одну штуку рассказывал…

– Какую штуку?

– Мед у нас есть?

– Немножко осталось.

– Тащи сюда. И доска там в углу стоит. Тащи и ее.

Игорь принес. Что еще за выдумка такая?

Дядя Вася взял щепку и густо вымазал доску медом.

– Здорово! Они наш сахар грызут, и дыню, и булки, а ты их медом угощать будешь… Узнают лесные муравьи, наползут со всего побережья, вот тогда и попрыгаешь…

– Ведь вот какой ворчун мальчик! Догадаться сам не может, а еще изобретателем хочет быть…

– Догадался, догадался!

Муравьи черными полка́ми лезли на доску. Переползали по спинкам друг через друга… и прилипали. Минут через десять вся доска словно густым маком была посыпана.

– Угостили… – весело сказал дядя Вася. – Бери за другой конец доски.

– Что ты с ними делать будешь? Они же мучиться будут…

– Не очень, друг мой. Отнесем за лесок подальше. Мед подсохнет – отлипнут, да дороги к нам не найдут.

Несли долго-долго. Уж и солнце красным швейцарским сыром на самую гору село, пока донесли сладкую ношу к ручью и бросили по ту сторону.

– Ни за что им теперь дороги к нам не найти… Вымой, Игорь, руки, пойдем домой. Завтра и следа их не увидишь.

След, увы, остался. И муравьи тоже остались. Когда утром дядя Вася вышел из своего жилища, вся площадка перед порогом снова кишела муравьями. Солдаты с круглыми коричневыми головами следили за порядком, рабочие муравьи тащили в муравейник клочки папиросной бумаги (курят они, что ли?), крохотные мураши копошились у своей, похожей на маленький кратер, ямки.

– Те же самые? – изумленно спросил Игорь.

– Двоюродные братья, – сердито ответил дядя Вася.

– Какие ж ты теперь меры думаешь предпринимать?

Меры? Разве он знал, какие еще меры могли тут помочь! Выписать из парижского зоологического сада слона и заставить его протанцевать перед порогом?.. Уж тогда весь муравейник в лепешку спрессуется. Но перевозка слона обойдется дороже самого дома, да и фундамент от такой меры пострадать может… Невозможно.

Игорь разочарованно пожал плечами. Вот так главнокомандующий! Повесил нос и сдался.

– Смотри! Звезду мою едят.

По белой стене у двери – вот изверги! – муравьи со всех сторон подобрались к красной морской звезде, которую мальчик высушил и повесил над столом, чтобы наряднее в комнате было. Вся звезда кишела лакированными черными спинками…

Игорь сел на пороге и задумчиво стал смотреть на нагло шнырявших по стене и по земле черных разбойников. «А вдруг они съедят и меня с дядей, как мыши съели когда-то епископа Гатона[38]? Правда, Гатон был злее нас, – мы ведь только оборонялись… Но муравьям-то какое дело? Разве мы их щадили?»

– Плюнь, Игорь. Все это чепуха. Да и забыл я тебе сказать. Афанасий Иванович зовет нас к себе на ферму погостить. Там, брат, веселее. Завтра и переедем…

– Переедем, – сонным голосом ответил мальчик. – В Южной Америке, я читал, такие зловредные муравьи есть, что совсем человека загрызть могут. Тут такого сорта нет? Как ты думаешь?

Дядя Вася усмехнулся и уверенно ответил:

– Ни в коем случае.

Глава XIII

Мигрошка

Переехали вниз, на русскую ферму, к морю. Вернее сказать, не переехали, а перетащились. Целым караваном тронулись: дядя Вася с чемоданами и с узлом на спине – совсем одногорбый верблюд; фермерский мальчик с примусом под мышкой; Игорь со складной табуреткой на голове и с эмалированными тарелка ми, которыми он все время по дороге щелкал друг о дружку, чтобы веселее было идти… Скучно было расставаться с лесным холмиком, с заброшенным среди виноградных лоз колодцем, над которым склонялась старая, кривая смоковница. Жаль было, что прямо перед дверьми не будет расстилаться во все стороны чудесная даль – холмы, леса, васильковое море. Как на коробке с цейлонским чаем… Но что ж. Можно ведь приходить сюда, к хижине, «в гости». Сесть на пень, слушать, как скрежещут на соснах цикады, и смотреть, как над мысом пролетают аэропланные стрекозы.

Зато внизу свои радости. В двух шагах море. Утром встал и прямо в заливе умывайся, как Робинзон. Фермерский мальчик, только свистни, всегда играть прибежит. За домом в перелеске – качели. Вечером дрова можно пилить с фермером большой пилой – очень интересно.

А главное – новая их комната была над мулом, над самой конюшней. Голову из окна высунешь и слышишь, как он, милуша, фыркает. В конюшню бегай, сколько хочешь. Фиги носи, хлеб носи – все съест и ладонь ласково губами почешет: это он так благодарит. Такого симпатичного мула во всей Франции не сыщешь! И теперь Игорь всю его жизнь до капельки узнает.

По-настоящему, назывался он «Мигро». Имя хоть куда, знаменитой цыганской певице и то не стыдно такое имя носить, а уж для мула лучше и не надо. Но хозяин, хотя мул – животное европейское, по русскому обычаю прицепил к его имени уменьшительный хвостик, вот и вышло «Мигрошка». Так выходило и складнее, и ласковее…

Был он черен от ушей до хвоста, статен, лоснился, как шелковый зонтик после дождя, и, наперекор своей природе, совсем не был зол. Впрочем, провансальские крестьяне говорят, что если мул себя ведет как свинья, это значит, что хозяин у него свинья. И кто знает, думал не раз Игорь, если бы открыли хорошую коммунальную школу для мулов, быть может, Мигрошка многих бы людей за пояс заткнул…

Игорь никогда не видел, когда Мигрошка спит. Днем, когда не было работы, стоял он в своей конюшне, косился негритянским глазом на полоску света в дверях и от скуки грыз ясли. Люди от скуки курят табак, нюхают табак, жуют табак, отчего мулу не грызть яслей?

Ночью, в часы бессонницы, мул переступал с копыта на копыто, постукивая по гулкому асфальту до самого утра… Живущий над ним дядя Вася просыпался, чертыхался, колотил по полу утюгом, но мул подымал к потолку острое ухо, прислушивался к стуку и как ни в чем не бывало продолжал свое: шаркал копытами по асфальту, бренчал цепью и фыркал: «Ишь ты, городская курица! Сам, когда не спит, из угла в угол шагает, а я как приклеенный стоять должен… Фыр! Как бы не так».

О чем по ночам думает мул? Игоря давно это занимало. Вспоминал ли он свое детство: сладкое материнское молоко, старую собаку Джильду, которая его по дружбе все норовила за губу схватить? Думал ли о ближайших днях, когда начнется сбор винограда и он натрудит спину, зато и нашагается всласть под синим небом, вдоль обрамленной сизыми эвкалиптами дороги.

Мигрошка натягивал цепь и все чаще постукивал о пол… Пусть сердится жилец наверху! Кто запретит мулу помечтать в лунной тишине? Не может же он зажечь копытом огонь в фонаре и усладить ночной досуг чтением «Ежемесячного журнала для мулов среднего возраста»… Да и журнала такого нет.

Шуршит под ногами в кукурузных листьях мышь, спросонья на птичьем дворе проскрипела цесарка, за углом конюшни задудел в дырявое ведро ветер, ящерица прошелестела по стене. Знакомые ночные звуки.

К дверям конюшни подходит толстая Хризантема, дружески виляет хвостом и перенюхивается с Мигрошкой.

Собака лениво отходит, потягивается, зевая, смотрит на луну и ворчит.

Игорь знает, отчего ворчит собака: «Однако, как он густо пахнет, Мигрошка этот самый… Хороший малый, слов нет, но зачем же так пахнуть?.. И чесноком, и потным матросом, и старой русской валенкой, которую фермер выбросил на помойку. Запах… Нечего сказать!»

Куда девался хозяин? Пойми людей после этого. Ходит, чистит, копыта каким-то овечьим составом смазывает, кормит, добрые слова говорит – и вдруг, точно муравей в солому, нырнет. Часов в конюшне нет, да Мигрошка и не мастер часы разбирать. Работы нет, время остановилось. Бьет на колокольне в Борме три раза днем – светло, бьет три раза ночью – темно, а какая разница, понять невозможно… Скучно в конюшне. Застоится мул, в глазах дымная полумгла – что там за стеной: лунный таз сияет либо солнце блестит? Ноги набрякли, жевать надоело.

Раз-другой в день попоят, тихая тетя Даша в лукошке принесет на закуску баклажанной шелухи, хлеба корочку… Игорь верхнюю половинку двери распахнет, поздоровается и с криком умчится к морю играть. Еще скучнее Мигрошке станет.