Леонид Вайсберг - Тайна корабельного кладбища. И я плавал по Дунаю Страница 18

На второй этаж, точнее — в рубку, вела не лестница, а металлический корабельный трап с густой паутиной веревок и блоков по бокам. Когда все поднялись наверх, дядя Юозас захлопнул крышку люка. Потом прошел к штурвалу, установленному, как это и положено, в центре рубки. Взялся за отполированные ручки и стал поворачивать. Под ногами что-то сильно заскрипело.

— Трап поднят, — сообщил ребятам смотритель. — Корабль выходит в открытое море.

Гости чуть не поотвертели себе шеи. У них пропала всякая неприязнь к дяде Юозасу. Действительно, если он смог придумать и соорудить такое, значит стоящий человек, с воображением.

— Слышал я, корабль строить хотите. Правда? — добродушно спросил смотритель.

— Правда! — откликнулась хором команда.

— Орлы! — одобрил дядя Юозас. — Государственные люди!

Ромка недоуменно глядел на Пятраса. Пятрас — на Ромку.

— Да ведь… — не выдержал начальник штаба.

— Все знаю! — тут же перебил его дядя Юозас. — Докладывали! Когда начинаете?

— В следующее воскресенье.

— Добро! К этому времени все проверю. Бумажку составлю: что с какого корабля снимать.

— Так мы… — снова рванулся вперед Ромка.

— Все знаю! — снова перебил его смотритель. — Все сделаю!

Долго просидели в рубке ребята. Дядя Юозас рассказал им не одну, а целых три настоящие морские истории. С туманами, кораблекрушениями, пиратскими флагами и горами трупов. Причем как-то само собой выходило, что во всех этих историях старый смотритель играл наиглавнейшую роль.

Дядя Робертас давным-давно ушел, а ребята все не могли расстаться с чудо-домом. Смотритель раздобрился и разрешил каждому поднять и опустить штурвалом трап. Из рук в руки переходил огромный морской бинокль.

На обратном пути Ромка сконфуженно молчал. Вот тебе и дядя Юозас! А он убеждал ребят, что к старому смотрителю не подступиться… Теперь — к Гражине! Дома у нее стирка. Сказала, что освободится только к шести.

Девочка уже ждала Ромку. Глянула тревожно в глаза. И у него вдруг засосало под ложечкой. Мальчик знал: это пришел страх. Впился, как пиявка. Ничем не выгонишь. Выход один — стараться не обращать внимания.

— Идем?

— Да!

…И вот снова корабельное кладбище. Ромка взобрался на самую высокую дюну и огляделся. Никого. Подошли к пароходам. Гражина скинула тапочки. Ромка молча последовал ее примеру. Долго стояли. А в двух шагах круто взбегала на борт почерневшая от времени доска.

Первым двинулся Ромка. Одним махом взлетев на палубу, он сразу присел за кормовой надстройкой. Замер… Тихо! Тогда поманил Гражину. Вместе скользнули вдоль борта. Босые ноги едва слышно шлепали по ржавому металлу. Казалось, он благожелательно относится к ребятам. Ведь под ногами Вациса и дяди Балиса он кричал во весь свой металлический голос.

Это был большой сухогрузный пароход, повидавший немало морей и океанов. Труба — на корме. Капитанский мостик — в середине судна, на специальной надстройке. Палуба за нею была сорвана, и ребятам, чтоб пройти на нос, пришлось балансировать по самому борту.

Облазили все. Даже заглянули в трюмы, на треть наполненные ржавой вонючей водой. Ни малейших признаков человеческого жилья!

— Идем на соседний пароход, — предложил уже Ромка. Но тут Гражина обнаружила штормтрап. Он лежал по левому борту между кормовой и центральной надстройками. Под толстой трубой.

«Зачем он тут? — лихорадочно соображал Ромка. — Куда и кто спускается по нему?»

Он подошел к борту, заглянул между пароходами и громко ахнул. Там, тесно прижавшись к ржавым корпусам, стояла «Звездочка».

— «Звездочка»! — сдавленно вырвалось у Ромки.

Да, это был тот самый катер, что исчез со своего места на кладбище недели три назад. Они обыскали все побережье, а нужно было искать в заливе. Под самым носом. Дядя Балис и Вацис ловко загнали катер между двумя судами. С берега «Звездочку» прикрывала полуразрушенная баржа, сверху крышей нависали высокие пароходные борта, спереди был подтянут бот с большой надстройкой. Прямо пещера получилась. Попробуй разыщи!

— Она?

— Клянусь головой осьминога!

Ромка торопливо опускает штормтрап с парохода на катер.

— Смотри в оба! — наказывает он Гражине и лезет вниз.

Ромка сразу определил, что Вацис живет на катере. Под ноги попалась пустая консервная банка, на палубе шелестели обрывки газет. Ромка осторожно потянул двери рубки. Вошел. На рундуке[8] — матрац, подушка, одеяло. Столик откинут. С края — коптилка, по другую сторону — буханка хлеба, консервы.

В рубку попадало немного света. Поэтому Ромка не сразу заметил крошечный снарядик, стоявший рядом с коптилкой. Зажигалка. Машинально повернул колпачок. Еще. Еще. По снарядик не хотел раскрываться. Просто потянул. Результат был тот же.

Поднес зажигалку поближе к глазам. И вдруг Ромке показалось, что видит он ее не впервые. Нет. Чепуха. И все же, чем дольше крутил он зажигалку в руках, тем настойчивее билась эта мысль. Не открывается. «С секретом», — почудился Ромке голос матери… Потемнело в глазах. В жестоком шторме заплясали стены рубки. Ромас застыл, судорожно сжав зажигалку…

Гражине не терпелось попасть на катер. Но Ромка не подавал голоса. Тогда она спустилась по штормтрапу.

— Ромка! Ромка! — позвала девочка.

Ромка откликнулся только на третий раз. Он вышел из рубки и каким-то странным голосом спросил, чего она хочет.

— Живет?! — нетерпеливо спросила Гражина, дрожа от волнения.

— Живет…

— В рубке?!

— В рубке…

— Ты это чего такой? Будто кислого молока объелся!

— Нет, нет… Я ничего…

Гражина старательно исследовала рубку. Потом полезла и трюм. Оттуда в машинное отделение. Ромка следовал за нею. А сам думал, думал, думал…

Не мог же он поделиться с Гражиной своими мыслями!.. Только с мамой! Только с мамой! Она не раз рассказывала Ромке, что его отец очень любил вещи с секретами. Ему доставляло большое удовольствие, предложив кому-нибудь портсигар, наблюдать за тщетными попытками извлечь из него сигарету. Потом он незаметно нажимал крошечную кнопку, и сигарета пулей выскакивала в руки. В день, когда отцу исполнилось двадцать пять лет, мама подарила ему зажигалку. В форме снаряда. Тоже с секретом. Не зная его, не откроешь.

Ромка разжал пальцы. На ладони поблескивала зажигалка. В форме снаряда. С секретом. Ту, отцовскую, он, конечно, не мог помнить. Тогда ему было мало лет. Но мама рассказывала… рассказывала… рассказывала… Снарядик с секретом… Снарядик с секретом…

А что, если и в самом деле у него в руках отцовская зажигалка? Но ведь отец никогда не расставался с нею… Отец погиб, и вместе с ним исчезла зажигалка… Каким же образом очутилась она у этого Вациса? Каким?.. Каким?.. Может, он знает, где отец? Знает? Но ведь отец погиб…

— Патроны! — испуганно вскрикнула Гражина. Она нашла их в верхнем ящике ветхой тумбочки, приткнувшейся к иллюминатору машинного отделения. Много патронов. Густо смазанных.

Ребята понимали, что надо уходить. Чем скорее, тем лучше. Они поднялись на палубу катера. Ромка осторожно, чтоб ничего не зацепить, поставил в рубке на столик зажигалку. Взглянул на нее в последний раз.

На берегу Гражина облегченно перевела дух.

— Ох, и страшно же было! — честно признается она. — Все время думала: «А что, если появится этот Вацис? Что тогда?» А ты боялся?

— Боялся, — Ромка говорит это таким тоном, что девочка обеспокоенно заглядывает ему в лицо. Бледный. Прядь волос сползла на потный лоб. Конечно, боялся.

— К пограничникам? — голос Гражины суров и решителен.

Ромка вздрагивает, словно его с размаху ожгли линьком[9]. В голове все смешалось, перепуталось. Конечно, откладывать разговор с пограничниками нельзя, но сейчас Ромке кажется важнее всего на свете увидеть маму.

— Поздно уже… Давай завтра… Зайду утром, — голос у Ромки срывается. Он протягивает Гражине руку и убегает.

Глава тринадцатая

В окнах домов горел свет. Мирно, спокойно. Так же мирно и спокойно плескалась вода в реке. Добродушно перекликались в ветвях птицы, лениво тявкали собаки. Со стороны затона доносился ровный рокот моторов. И от этого всеобщего благополучия и спокойствия Ромке стало так горько, что в нескольких шагах от своего дома он бросился в высокую траву и уткнулся лицом в землю.

Заплакать бы! Но глаза сухи… Закричать на весь поселок! Но плохо слушается голос… Ромка сжал голову руками. Она почему-то была необычно большой и тяжелой. Такой тяжелой, что шея просто не в силах поддерживать ее.

Что скажет он сейчас матери? Как объяснит свое смятение? Ромка знал, что мама не забыла отца, что она, как говорили в поселке, «однолюбка». И мальчик очень гордился этим. А сейчас ему вдруг захотелось, чтобы все было наоборот. Чтобы мама забыла отца. Чтобы у нее был другой муж.