Гектор Мало - Ромен Кальбри Страница 18

Когда я вернулся к берегу, отыскивая подходящее местечко, чтобы сварить пойманную мною рыбу, я повстречал даму, которая гуляла с двумя девочками и учила их откапывать в песке раковины деревянной лопаткой.

— Ну что, мальчуган, — обратилась она ко мне, — много ты наловил рыбы?

У дамы были красивые седые волосы, приятное лицо и большие добрые глаза. Голос ее звучал ласково. За эти четыре дня ко мне в первый раз обратились с приветливыми словами. Девочки были белокурые и очень хорошенькие. Я ничуть не испугался и не бросился бежать.

— Да, сударыня, — ответил я, остановившись и раскрывая сачок, где с легким шуршанием копошились креветки.

— Не хочешь ли продать свой улов? — спросила дама.

Можете себе представить, как я обрадовался этому предложению! Огромные ковриги заплясали перед моими глазами, и я уже слышал запах поджаренной хлебной корки.

— Сколько тебе заплатить?

— Десять су, — ответил я наугад.

— Десять су? Да одни креветки стоят не меньше сорока. Ты не знаешь цены своему товару. Ты, верно, не рыбак, мой милый?

— Нет, сударыня.

— Если ты удишь рыбу для собственного удовольствия, то я предлагаю тебе в обмен за креветки монету в сорок су и за рыбу столько же. Согласен?

Дама протянула мне две серебряные монеты. Я был так ошеломлен ее даром, что онемел от радости.

— Ну, бери же, — продолжала она, видя мое смущение и желая меня ободрить. — Ты можешь купить на эти деньги все, что тебе понравится.

И она вложила мне в руку четыре франка. Одна из девочек в это время высыпала креветки из моего сачка в свою корзинку, а другая взяла рыбу, нанизанную на веревку.

Четыре франка! Как только мои покупательницы отошли, я в восторге стал прыгать по песку будто сумасшедший. Четыре франка!

В четверти лье от меня виднелись деревенские домики. Я сразу направился гуда, чтобы купить два фунта хлеба. Теперь я не боялся ни жандармов, ни таможенников, ни полевых сторожей. Если я встречу кого-либо из них и они станут меня расспрашивать, я протяну им четыре франка и скажу:

«Разрешите мне пройти. Вы видите, какай я богач!»

Но я не встретил никого — ни жандарма, ни таможенного сторожа, зато не нашел также и булочной. Два раза прошелся я по единственной улице этой деревни: я видел трактир, бакалейную лавку, харчевню, но булочной не было.

Однако мне нужен был хлеб! И, слыша, как звенят монеты у меня в кармане штанов, я не мог от него отказаться. Теперь я уже не был таким робким, как прежде. Хозяйка харчевни стояла на пороге своего дома, и я спросил у нее, где живет булочник.

— У нас булочной нет, — ответила она.

— Тогда, может быть, вы продадите мне фунт хлеба?

— Мы не продаем хлеба, но, если вы голодны, я могу покормить вас обедом.

Через открытую дверь доносился аппетитный запах капусты, и было слышно, как кипел суп в котелке. Я не мог устоять.

— Сколько стоит обед?

— Порция супа, капуста с салом и хлеб — тридцать су, не считая сидра.

Цена была очень высокая. Но запроси она с меня целых четыре франка, я бы все равно согласился. Хозяйка усадила меня за стол в небольшой низкой комнате и принесла краюху хлеба, весившую не меньше трех фунтов.

Эта краюха хлеба меня погубила. Сало было очень жирное, и я, вместо того чтобы есть вилкой, небольшими кусочками, положил его на хлеб и сделал огромные бутерброды, такие толстые и аппетитные! Сначала я съел один бутерброд, затем второй и третий. До чего же было вкусно! Краюха хлеба быстро уменьшалась. Я отрезал четвертый ломоть — огромный, еще больше прежних — и решил, что он будет последним. Но, покончив с ним, я увидел, что у меня остается еще немного сала, и снова отрезал кусок хлеба. От краюхи остался теперь только тоненький ломтик. В конце концов, если мне выпал такой счастливый случай, как же им не воспользоваться!

Я думал, что сижу в комнате один, но вдруг услышал какой-то шорох, тихий разговор и сдержанный смех. Я обернулся и посмотрел на дверь. Там за стеклом, подняв занавеску, стояли хозяйка харчевни, ее муж и работница — они смотрели на меня и смеялись.

Никогда еще я не был так смущен. Они вошли в комнату.

— Ну как, сударь, хорошо ли вы пообедали? — спросила меня хозяйка.

И все снова громко расхохотались.

Мне хотелось поскорей убежать, и я протянул ей монету в сорок су.

— Обычно я беру с человека за обед тридцать су, но с такого обжоры следует взять сорок, — сказала хозяйка и, спрятав монету, не дала мне сдачи.

Я вышел за дверь, но она меня окликнула:

— Смотри, будь осторожен, иди медленно, не торопясь, а то еще лопнешь дорогой!

Выслушав ее совет, я пустился бежать со всех ног, словно за мною гнались, и, только оказавшись на порядочном расстояний, замедлил шаг.

Мне было досадно, что я истратил так много денег на один обед, но зато я здорово подкрепился. Ни разу со дня моего ухода из Доля я не чувствовал себя таким бодрым и сильным.

Я сытно пообедал, в кармане оставалось еще сорок су… Мне казалось, что я могу завоевать весь мир!

Если покупать только хлеб, то моих денег хватит на несколько дней. Я решил покинуть морской берег и идти по тому маршруту, который наметил прежде, то есть через Кальвадос.

Тут я столкнулся с непредвиденным затруднением. Где я нахожусь? На пути мне попалось несколько деревень и два города, но я не знал их названий. На большой дороге стояли столбы, указывающие километры, но я шел по берегу моря, где никаких обозначений не было, а спросить, как называется ближайшая деревня или город, я не решался. Мне казалось, что, пока я шагаю, как человек, твердо знающий, куда он идет, мне ничего не грозит; но, если я начну расспрашивать, как пройти, меня немедленно задержат. Я хорошо представлял себе очертания департамента Ла-Манш и знал, что он вдается клином в море; следовательно, если я не хочу идти по побережью, то должен направиться на восток. Но куда приведет меня дорога, по которой я собираюсь пойти: в Изиньи или в Вир? Если в Изиньи, то я вновь выйду на морской берег, где могу заняться рыбной ловлей. Если же в Вир, то пищи там нет, ибо нет моря, и мне нечем будет пополнить запасы, когда я истрачу мои сорок су.

Вопрос был очень серьезный, и я это прекрасно понимал.

После долгих колебаний я решил идти наобум и пошел прочь от моря по первой встретившейся мне дороге, надеясь вскоре увидеть путевые знаки. Действительно, мне тут же попался столб с надписью: «Кетвиль — три километра». Значит, надо пройти три километра, а там я во всем разберусь.

Придя в Кетвиль, я увидел на стене новую надпись, сделанную белыми буквами на голубом фоне: «Дорога номер 9 департамента Ла-Манш. От Кетвиля до Гальаньера — пять километров». Но я не помнил таких названий на карте и очень встревожился. Где же я? Уж не заблудился ли?

Я прошел через всю деревню и, отойдя от нее на порядочное расстояние, подальше от любопытных глаз, присел у подножия гранитного креста, стоящего на самой верхушке холма у перекрестка четырех дорог. Вокруг расстилалась обширная равнина, местами покрытая лесом; кое-где виднелись каменные колокольни церквей, а вдали белая полоса моря сливалась с горизонтом. Я находился в пути с раннего утра. Солнце припекало все сильней, было очень жарко. Облокотившись на ступеньку, чтобы спокойно обдумать свое положение, я незаметно уснул.

Проснувшись, я почувствовал, что кто-то пристально смотрит на меня, и услышал, как чей-то голос произнес:

— Лежи спокойно, не шевелись!

Конечно, я не послушался, а тотчас же вскочил и стал озираться по сторонам, собираясь поскорее удрать.

В голосе, звучавшем сперва очень мягко, послышалось нетерпение:

— Не двигайся, мальчик! Ты очень подходишь к этому пейзажу. Если ты примешь прежнее положение и полежишь спокойно, я дам тебе десять су.

Я сел. Мужчина, говоривший со мной, по-видимому, не собирался меня арестовывать. Этот высокий молодой человек в мягкой фетровой шляпе и сером бархатном костюме сидел на куче камней и держал на коленях кусок картона. Я понял, что он рисовал мой портрет — вернее, весь ландшафт, крест и мою фигуру, как выразился, подходившую к пейзажу.

— Можешь не закрывать глаза и разговаривать, — сказал он мне, когда я улегся в прежнем положении. — Как называется это местечко?

— Не знаю, сударь.

— Ты разве не здешний? Может быть, ты лудильщик?

Я невольно расхохотался.

— Пожалуйста, не смейся! Если ты не лудильщик, то объясни, зачем у тебя за спиной висит эта кухня?

И сразу же начались расспросы. Однако художник казался мне таким славным малым, что я сразу почувствовал к нему полное доверие. Я рассказал ему все: что я иду в Гавр, в кастрюле варю пойманную рыбу, нахожусь в пути уже целую неделю, а кармане у меня сорок су.

— И ты не боишься говорить, что у тебя с собой такая уйма денег? А вдруг я тебя убью и ограблю? Да ты просто храбрец! Ты что же, не веришь в разбойников?