Марк Твен - Приключения Тома Сойера Страница 18

Однажды, когда он лечил таким образом щель, к нему подошёл тёткин рыжий кот, замурлыкал и, жадно поглядывая на чайную ложку, попросил, чтобы ему дали попробовать.

— Ой, Питер, не проси, если тебе не хочется!

Питер дал понять, что ему хочется.

— Смотри не ошибись… пожалеешь…

Питер выразил уверенность, что ошибки здесь нет никакой.

— Ну, если ты просишь, я дам, я не жадный, но только смотри: не понравится — пеняй на себя.

Питер согласился на эти условия. Том раскрыл ему рот и влил туда ложку «болеутолителя». Питер подскочил вверх на два ярда, затем издал воинственный клич и заметался кругами по комнате, налетая на мебель, опрокидывая цветочные горшки и поднимая страшный кавардак. Затем он встал на задние лапы и заплясал на полу в припадке безумной радости, закинув голову и вопя на весь дом о своём безмятежном блаженстве. Затем он опять заметался по комнате, неся на своём пути разрушение и хаос. Тётя Полли вошла как раз в ту минуту, когда он, перекувыркнувшись несколько раз в воздухе, исполнил свой заключительный номер: крикнул во всё горло «ура» и выскочил в окно, увлекая за собой остальные горшки. Старая леди окаменела от изумления, оглядывая комнату поверх очков, а Том катался по полу, изнемогая от смеха.

— Что такое с нашим котом?

— Не знаю, тётя, — едва мог пролепетать Том.

— В жизни своей не видала подобных чудес! С чего это он так ошалел?

— Право же, не знаю, тётя Полли. Кошки всегда кувыркаются, когда у них какая-нибудь радость.

— Неужели?

В голосе тёти Полли было что-то такое, что заставило Тома насторожиться.

— Да, 'м. То есть я так думаю.

— Ты так думаешь?

— Да, 'м.

Старушка нагнулась. Том с интересом и тревогой следил за её движениями, но слишком поздно догадался, к чему она клонит. Из-под полога кровати торчала улика — чайная ложка. Тётя Полли вытащила её оттуда и потрясла над его головой. Том вздрогнул и опустил глаза. Тётя Полли подняла его с полу за обычную рукоятку — за ухо — и больно стукнула по голове напёрстком.

— Ну, сэр, извольте объяснить, за что вы так мучаете бессловесную тварь?

— Я дал ему лекарство из жалости… потому что у него нет тётки.

— Нет тётки! Что за вздор ты городишь, глупец! При чём здесь тётка?

— Как — при чём! Будь у него тётка, она выжгла бы ему все потроха, припекла бы ему все кишки без пощады… Она не поглядела бы, что он кот, а не мальчик!..

Тётя Полли ощутила угрызения совести. Её лечение представилось ей в новом свете: то, что было жестокостью по отношению к коту, могло быть жестокостью и по отношению к ребёнку. Сердце её стало смягчаться, и она устыдилась. Слёзы выступили у неё на глазах, и, положив руку на голову Тома, она мягко сказала:

— Я ведь старалась для твоей же пользы, Том. И это принесло тебе пользу.

Том серьёзно посмотрел ей в лицо. Только углы его рта вздрагивали еле заметной усмешкой.

— Я знаю, тётя, что вы желали мне добра, да и я Питеру тоже. Это принесло ему пользу. Я никогда ещё не видывал, чтобы он так лихо танцевал…

— Ну, будет, будет, Том, не раздражай меня снова. Веди себя хорошенько, будь умницей… и больше тебе не будет лекарств.

Том пришёл в школу до начала урока. Все заметили, что такие необычайные случаи повторяются за последнее время каждый день. И сегодня, как всегда в эти дни, вместо того чтобы играть с товарищами, мальчик околачивался на школьном дворе, у ворот. Отказываясь от игр, он объяснял, что ему нездоровится, и вид у него действительно был очень болезненный. Он притворялся, что смотрит по сторонам, но на самом деле всё время смотрел на дорогу. Как только вдали показался Джефф Тэчер, Том просиял, но через минуту лицо его сделалось снова печальным. Когда Джефф вошёл в ворота, Том подбежал к нему, всячески стараясь навести его на разговор о Бекки, но тот был туповат и не понял его намёков. Том всё ждал и ждал, проникаясь надеждой всякий раз, как вдали показывалось развевающееся платьице, и всем сердцем ненавидел ту, кому принадлежало оно, как только убеждался, что она не Бекки. Наконец платьица перестали показываться, и Том окончательно приуныл. Грустный и задумчивый, он вошёл в пустой класс и уселся на своё место — страдать. В это время у ворот мелькнуло ещё одно платье, и у Тома ёкнуло сердце. Миг — и он уже был во дворе, неистовствуя, как индеец: он кричал, хохотал, гонялся за мальчишками, прыгал через забор с опасностью для жизни, кувыркался, ходил на голове — словом, совершал всевозможные геройские подвиги, всё время при этом поглядывая в сторону Бекки — смотрит ли она? Но она, казалось, не обращала на всё это никакого внимания и ни разу не посмотрела в его сторону. Неужели она не замечает его? Он стал совершать свои подвиги поближе к ней. Он носился вокруг неё с боевыми криками, сорвал с кого-то кепку и забросил её на крышу, врезался в толпу мальчишек, расшвырял их о разные стороны, растянулся на земле перед самым носом у Бекки и чуть не сбил её с ног. Она отвернулась, вздёрнула нос и сказала:

— Пф! Некоторые воображают, что они интереснее всех… и всегда петушатся…

Щёки у Тома вспыхнули. Он поднялся с земли и, понурый, раздавленный, медленно побрёл прочь.

Глава XIII

ШАЙКА ПИРАТОВ ПОДНИМАЕТ ПАРУСА

Том принял твёрдое, бесповоротное решение. В душе у него был мрак безнадёжности. Он говорил себе, что он одинок, всеми покинут, что никто в мире не любит его. Потом, когда люди узнают, до чего они довели его, может быть, они раскаются и пожалеют о нём. Он старался быть хорошим и делать добро, но ему не хотели помочь. Если уж им надо непременно избавиться от него — что ж, он уйдёт, и пусть бранят его сколько хотят. Сделайте одолжение, браните! Разве одинокий, всеми брошенный мальчик имеет какое-нибудь право роптать? Он не хотел, но приходится. Они сами вынудили его стать на путь преступлений. Иного выбора у него нет.

Он дошёл уже почти до конца Лугового переулка, и звон школьного колокола, сзывавшего в классы, еле долетел до него. Том всхлипнул при мысли, что никогда-никогда больше не услышит хорошо знакомого звона. Это было тяжко, но что же делать — его заставляют. Его, бесприютного, гонят блуждать по пустынному миру — и тут ничего не поделаешь. Но он прощает им всем… да, прощает. Тут его всхлипывания стали сильнее и чаще.

Как раз в эту минуту он повстречался со своим лучшим другом Джо Гарпером. У того тоже были заплаканные глаза, и в душе, очевидно, созрел великий и мрачный план. Несомненно, они представляли собой «две души, окрылённые единой мечтой». Том, вытирая глаза рукавом, поведал о своём решении уйти из дому, где так жестоко обращаются с ним и где он ни в ком не встречает сочувствия, — уйти и никогда не возвращаться. В заключение он выразил надежду, что Джо не забудет его.

Но тут обнаружилось, что Джо и сам собирался просить своего друга о том же и давно уже ищет его. Мать отстегала Джо за то, что он будто бы выпил какие-то сливки, а он не пробовал их и даже в глаза не видал. Очевидно, он ей надоел, и она хочет от него отвязаться. Если так, ему ничего не остаётся, как исполнить её желание: он надеется, что она будет счастлива и никогда не пожалеет о том, что выгнала своего бедного мальчика к равнодушным и бесчувственным людям, чтобы он страдал и умер.

Оба страдальца шли рядом, поверяя свои скорби друг другу. Они уговорились стоять друг за друга, как братья, и никогда не расставаться, пока смерть не избавит их от мук. Затем они принялись излагать свои планы. Джо хотел бы уйти в отшельники, жить в уединённой пещере, питаясь сухими корками, и умереть от холода, нужды и душевных терзаний, но, выслушав Тома, признал, что преступная жизнь имеет свои преимущества, и согласился сделаться пиратом.

В трёх милях от Санкт-Петербурга, там, где река Миссисипи достигает более мили ширины, есть длинный, узкий, поросший деревьями остров с песчаной отмелью у верхнего конца — вполне подходящее — место для изгнанников. Остров был необитаем и лежал ближе к противоположному берегу, поросшему густым, дремучим лесом, где тоже не было, ни одного человека. Потому-то они и решили поселиться на этом острове — острове Джексона. Им и в голову не пришло спросить себя, кто будет жертвами их пиратских набегов. Затем они разыскали Гекльберри Финна, и он охотно присоединился к их шайке; Геку было всё равно, какую карьеру избрать, он был к этому вполне равнодушен. Они расстались, уговорившись встретиться на берегу реки, в уединённом месте на две мили выше городка, в свой излюбленный час, то есть в полночь. Там, у берега, был виден небольшой бревенчатый плот, который они решили похитить. Условлено было, что каждый захватит с собой удочки и рыболовные крючки, а также съестные припасы, те, какие удастся украсть — по возможности, самым загадочным и таинственным образом, как и подобает разбойникам. Ещё до вечера каждый из них успел с наслаждением распространить среди товарищей весть, что скоро в городе «кое-что услышат». Все, кому был дан этот туманный намёк, получили также приказ «держать язык за зубами и ждать».