Герман Матвеев - Новый директор Страница 18

— Вам приходилось бывать у него в доме?

— У кого?

— У Олега.

— Нет… Возле дома бывал, а где он там живет, не знаю.

— Отца или мать Олега вы видели?

— Нет.

— Вероятно, ему было стыдно показывать вас своим родителям?

— Почему стыдно?

— А как вы думаете — почему? Кто у него отец?

— Не знаю, не спрашивал. А чего он вам дался, этот Олег?

— Как его фамилия?

Блин угрожающе поднял голову и встретил строгий взгляд Горюнова. Ему очень хотелось нагрубить, выругаться или снова закатить какую-нибудь сцену, но вместо этого он только пожал плечами и, отвернувшись к стенке, пробурчал:

— Не знаю фамилию.

— Неужели! Извините, но я не могу поверить.

— Точно говорю! Настоящую не знаю. Один раз он сказал, что фамилия у него Кашеваров, но это так… врет! Я узнавал. Никаких Кашеваровых в том доме не живет.

— Хорошо. Это я выясню. Меня интересует еще Людмила Садовская. Вы с ней давно знакомы?

— Давно.

— Ну как давно?

— Точно не помню.

— Приблизительно… неделю, месяц, год, два?

— А иди ты знаешь куда! — вдруг закипел Волохов. — Спрашивай про дело. За что взяли? За ларек? Вот и спрашивай про ларек. Привязался, как ножом в бок… Олег, Люська… Да у меня таких знакомых половина Ленинграда!

— Не надо преувеличивать, Волохов, — с улыбкой сказал Константин Семенович. — Половина Ленинграда — два миллиона. Вы имеете представление о такой цифре? Если эти — ваши знакомые — выстроятся в затылок по три человека в ряд, то они вытянутся на шоссе от Ленинграда до Москвы.

— Ну, это я так… к примеру.

— Вы хотели сказать, что у вас много знакомых…

— Конечно, много.

— Не так уж, много, как это вам кажется. Ваша мать говорила, что вы очень хороший мальчик, но на вас плохо влияют приятели. Что у вас дурная компания… На предварительном допросе вы тоже показали, что Петухов и Садовский сбили вас с толку. Так ли это?

— Ну так что? — покосившись на следователя, спросил Волохов. — При чем тут пацаны?

— Они на вас плохо влияли, подговорили вас на воровство. Так?

— Ну, пускай так.

— Затем на вас плохо влияли: Николай Чумаченко, Баталов, Савельев, Миловидов. Так?

И снова неожиданный вопрос поставил Волохова в затруднительное положение.

— А кто они такие? — после некоторого молчания спросил он.

— Неужели забыли! — удивился Константин Семенович, вытаскивая из папки листок. — Вот у меня тут записаны клички… Огрызок, Пуля, Партизан, Зануда, Султан, Грыжа, Карапуз. Дружная была компания… Нехорошо, Волохов, забывать друзей. Олег Кашеваров вас помнит… Видите, даже конфеток послал.

— До суда будет помнить…

— Чтобы вы на следствии про него случайно не вспомнили. Не правда ли?

— Может, и так.

— А вы успели забыть Чумаченко?

— Не забыл. Были такие ребята.

— Вот именно, что были. Были, да сплыли. Теперь они вам не опасны, так сказать, не влияют. Но оказывается, на свободе остались другие, не менее опасные…

— Послушай, следователь, ты что, меня совсем за дурачка считаешь?

— Я считаю вас тем, за кого вы себя выдаете, Волохов. Я же вас вижу первый раз.

— Ты всерьез думаешь, что меня такие пацаны подбили на ларек?

— Вы же сами так сказали.

— Мало ли что я говорил…

— Позвольте! Значит, вы говорили неправду?

— Выходит, так, — с усмешкой подтвердил Волохов.

Он никак не мог поверить, что следователь разговаривает с ним серьезно и ждет от него правдивых, честных ответов. Грубить, ругаться уже не хотелось. И хотя Гошка понял, что про него здесь многое знают, в душе появилось какое-то доброе чувство к этому непонятному человеку.

— Странно, — с огорчением произнес Константин Семенович. — Вполне взрослый человек… Неужели вы такой трусливый?

— Я трусливый… Откуда ты это взял?

— Изворачиваются, путают, врут, валят свою вину на других обычно трусливые и подлые души. Смелый человек не боится ответственности.

— Вон что…

— А вы не знали? Трудно с вами, Волохов… Учились в школе, кончили восемь классов и не знаете таких простых вещей.

— Ладно! Пиши. Мое это дело с ларьком. Я пацанов повел. Им деньги требовались.

— Одну минуту, — предупредил Константин Семенович и, посмотрев на часы, встал. Прихрамывая, он перешел ко второму столу.

— Алексей Николаевич, будь добр, отведи его в камеру, — тихо сказал он Глушкову.

— Он же раскололся…

— Пускай еще подумает. Завтра поговорим без фокусов.

Волохов не зевал. Одно движение, и смятая газета была вытащена из корзинки и с еле слышным шелестом исчезла в кармане.

— Ну, Волохов, забирай свои шмутки, и пошли! — громко сказал Глушков, выходя из-за своего стола.

— Куда пошли?

— В ЦПКиО на молодежное гулянье. Мы думаем, что тебе пора отдохнуть.

— Я не устал.

— Как же так, не устал. Вон, как усердно упражнялся, вся грудь расцарапана. Ну, а если не устал, продолжай царапать себя в камере. Там тоже никто мешать не будет, — насмешливо говорил Глушков, пока Волохов собирал передачу в одну кучу и рассовывал по карманам конфеты.

Минут через пять Алексей Николаевич вернулся назад. За это время Константин Семенович успел сходить к начальнику отдела, доложил ему о результатах допроса и согласовал план работы на завтра. Сейчас он уже был одет и поджидал коллегу, чтобы вместе отправиться домой.

— Пропал мой «опер». Как в воду… — сказал он.

— Арнольд? — спросил Глушков.

— Да.

— Ого! Ты смотри! — воскликнул Алексей Николаевич, указывая пальцем на корзину. — Газетки-то нет…

— Да. Исчезла.

— Сам выбросил?

— Нет. Волохов украл.

— Так надо же отобрать! — забеспокоился следователь.

— Не надо, Алексей Николаевич. Это другая газета. Наколотую я спрятал. Они, видимо, условились раньше, и Волохов ждет. Пускай сегодня почитает, подумает, а завтра поговорим. Очень испорченный человек!

— Да-а… Откровенно говоря, я удивлялся твоему терпению, Константин Семенович! — сказал Глушков, надевая темно-синее летнее пальто. — У меня всё внутри кипело. Взять бы паршивца за шиворот да выпороть как следует… Ничего ведь не боится, подлец!

— Порка тут не поможет. «Учи, пока поперек лавки ложится», — как говорит один мой друг… бывший старшина.

Прежде чем покинуть комнату, Константин Семенович набрал номер телефона роно. Секретарша сообщила, что заведующий находится на совещании в Смольном и сегодня не приедет.

— Ты о чем задумался, Константин Семенович? — спросил Глушков, видя, что Горюнов положил трубку на рычаг и в таком положении застыл.

— Я подумал о том, что наверно мальчишки в камере сильно волнуются. Они уверены, что именно сейчас, в данную минуту, решается судьба дальнейшей их жизни.

11. Значительный вечер

В конце лета погода решила вознаградить ленинградцев за холодную весну. В скверах, на площадях, на бульварах пышно цвели розы, флоксы и разнообразные однолетники. Асфальт не успевали поливать, и днем он разогревался до того, что на нем отпечатывались каблуки и рисунки резиновых подошв. Лимонад стал дефицитным напитком. Мороженое поедали в огромных количествах.

И всё-таки Константину Семеновичу удалось купить большой красивый торт из мороженого.

Дверь открыла Оля. В голубом платье, с пышным белым бантом в волосах, она выглядела очень нарядной.

— Папа! У нас гости! — деловито сообщила она.

— Ну! Кто же?

— Тетя Вера приехала!

Вера Васильевна, подруга Татьяны Михайловны по педагогическому училищу, работала учительницей в Дубровке и частенько приезжала в Ленинград.

— Тем лучше… Держи, Лешка! — сказал Константин Семенович, передавая дочери коробку.

— А что тут? Ой! замороженный торт. Вот здорово! Но он же растает, папа. Его надо скорей есть!

— Ничего, ничего. Там лежит сухой лед.

— А ты обедать будешь?

— Конечно! Ты пока приготавливай, а я поздороваюсь.

Оля убежала, и в это время в прихожую выглянула Татьяна Михайловна. На ней было светлое платье, волосы чуть завиты и уложены в какую-то необычную прическу.

— Уже пришел! Вот хорошо! — воскликнула она, увидев мужа.

— Танюша, подожди! Я же тебя не поздравил…

— А я думала, что ты вообще забыл.

— Не надо так… Просто я не хотел тебя рано будить.

— Спасибо, мой родной! — обняв мужа, виновато прошептала Татьяна Михайловна. — Не обращай внимания на мои шпильки. Пойдем. У нас Вера.

— А может быть, мне сначала пообедать на кухне? А потом я приду.

— Хорошо. Звонил Борис Михайлович и сказал, что после заседания приедет к нам.

— Ну вот… Очень может быть, что именно сейчас, в данную минуту, решается судьба нашей дальнейшей жизни… Какой это удивительный день… нашей свадьбы. Всегда в этот день случается что-то особенное. Правда?