Анатолий Голубев - Никто не любит Крокодила Страница 18

Они покатились рядом.

— Отличная работа, Роже, — похвалил Гастон.

— Спасибо!

Они продолжали катиться рядом.

«Поздравление особенно приятно слышать от тебя. Бедняга! Ведь ты вчера совершил настоящий подвиг. Больший, чем выиграть какой-то этап! Но законы славы неумолимы: первый — Человек, второй — уже второй…»

Начало вчерашнего этапа Гастон прошел сносно. Он тормозил сзади, пока трое — Эдмонд, Роже и Мишель — работали впереди. А потом началось… Проколол переднее колесо, потом — заднее, затем полицейский направил его не в ту сторону, заставив пройти кусок лишнего пути. Пришлось пятьдесят миль работать одному, чтобы достать «поезд». А когда он это сделал, Оскар крикнул ему из машины:

— Держись ближе к Роже! Если что-нибудь случится, отдашь ему свою машину!

Только спокойный Гийо мог выдержать такой удар. После бессмысленной работы для него достаточно трудной задачей было бы просто держаться рядом и сторожить самого себя, а не случайности с Роже.

Почти двадцать миль Гастон молил бога, чтобы не пришлось отдавать свою машину: изнурительный труд долгой гонки пошел бы насмарку, — Гастон горел желанием показать, что, несмотря на все удары судьбы, он, может, и будет впереди. И сегодня и завтра»…

Именно то, чего больше всего боялся Гастон, случилось на двадцатой миле от финиша, когда он уже перестал молиться и успокоился. Роже вывалился из лидирующей группы и поравнялся с Гастоном.

— Давай машину! У меня стучит вилка, как трактор. — Роже даже не извинился.

Кто-то втиснулся между ними. И Гастон только запоздало глухо ответил;

— Пошли вперед на замену.

Они спуртовали вдвоем. Итальянцы было дернулись за ними, но поняли, в чем дело, и вернулись к группе. Прокатившись еще метров триста, Роже с Гастоном затормозили. Гастон тяжело вынимал ноги из зажимов педали, а потом, словно извиняясь перед Роже за медлительность, неуклюже соскочил с машины.

Роже тоже слезал медленно, словно осознал наконец жестокость своего поступка. Гастону так хотелось, чтобы Роже почувствовал, какую жертву он приносит. Но максимум, что мог сделать для Гастона Крокодил, начать двигаться вместе, прежде чем их настигнет «поезд». Они тронулись с места разом, под шелест трубок накатывавшегося «поезда». Роже легко зацепился за него. А Гастон покатился медленно, подняв руку и прося машину технической помощи, — вилка действительно стучала, как тракторный движок. Но «техничка», будто назло, не торопилась. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем она подошла к Гастону и он сменил машину. Ему сунули маленький, не по росту; велосипед. И Гастон, взгромоздившись на него, поспешил вслед «поезду». Примерившись, оценил, на что способен этот велосипед, и понял — лучше сменить сейчас, чем мучиться еще столько миль. Гастон снова попросил «техничку». А время неумолимо: теперь вряд ли достанет «поезд». Проблема лишь в том, чтобы проиграть как можно меньше. Он пришел на финиш в одиночку, спустя шесть минут после Крокодила…

А сегодня Роже посматривает на Гастона, и его интересует, на что способен Гийо сейчас.

— Попробуешь следующий прим? — скорее приказывает, чем спрашивает, Роже.

Гастон качает головой. И не понять, то ли он соглашается, то ли качает головой в такт работы ног, Но Роже не интересует ответ.

— Садись на колесо! Три сотни я тебя проведу! Атака c правой обочины…

Роже, не дав никому опомниться, рыскнул вправо под ветер. Гастон едва усидел у него на колесе. Это был выстрел. Он прозвучал как бы компенсацией за вчерашнее. Роже вел Гастона так как ведут на финише. И сзади не было ни одного гонщика, который смог бы последовать за ними. Откатив Гастона вперед, Крокодил медленно отстал, осаживая «поезд». Операция отрыва была проделана мастерски, хоть и выглядела жестокостью по отношению к «поезду». Рывок имел еще и терапевтический результат, вызвав у Роже скрытую улыбку. Все беспрекословно отдали второй прим Гастону. Он выиграл и третий, вернув на бонусах потерянную вчера минуту. Слабое, конечно, утешение. Перед самым финишем «поезд» настиг Гастона, но Роже видел, что тот не столько уставший, сколько удовлетворенный.

Потом был массовый финишный спурт, из сумбура которого Роже не смог вовремя выбраться. Они прокатились на финише большой группой. Роже отдал машину Жаки и растянулся на траве рядом с сидевшей Мадлен.

— Здравствуй, — сказал он, жадно глотая лимонную воду. — Как ты?

— Ничего. — Она пожала плечами. — Ехала в твоей «техничке»… Последнее слово в устах Мадлен прозвучало так неожиданно и непривычно для уха Роже, что он поперхнулся.

— Не удивляйся. Жаки прочитал мне целую лекцию, и теперь я знаю о гонке не меньше тебя…

Роже усмехнулся. Мадлен начала было платком вытирать с его лица пот, но он грубовато отстранил ее и, вырвав платок, быстро размазал грязь по щекам. Он не заметил, как в глазах Мадлен мелькнула тень презрения.

Покатываясь со смеху, от старта шел Оскар. Роже смотрел на него снизу вверх, не понимая, что могло так развеселить Платнера.

— Умрете все — не угадаете, кто выиграл этап!

— Жаки, наверно,-пошутил Мишель.

— Почти точно. Только фамилия его — Хасенфордер!

Скажи Оскар, что этап выиграла Мадлен, французы не хохотали бы так истерично. Перед глазами у них еще стоял этот клоун, жующий сандвичи на обочине дороги.

— И знаете, что заявил этот пижон, когда журналисты начали его поздравлять с победой? Пожал плечами и сказал, что победил сильнейший…

Новый взрыв хохота потряс столпившихся в кружок французов. Русские, переодевавшиеся рядом, возле своей машины, недоумевающе поглядывали на них, не понимая, что может веселить команду, у которой лучший лидер был только восьмым.

Не дожидаясь церемониала награждения, который сегодня французов не касался, Роже переоделся в тренировочный костюм и бросил номерок суетливо собиравшему их Жаки -вчера усталый Мишель забыл сдать свой жетон, и только хорошее отношение судейской коллегии к Платнеру спасло Мишеля от снятия с гонки.

Мадлен села в машину, а Роже поехал рядом, держась за дверцу. Мадлен положила свою маленькую ладонь на его потную руку. И Роже впервые по-настоящему ощутил ее присутствие на гонке. Только сейчас оторвался от спортивных забот и окунулся в собственный мир — мир его и Мадлен. Он нагнулся к окну и поцеловал Мадлен руку.

— Смотри не свались! — прикрикнул на него Оскар, разворачивая машину на перекрестке.

Роже оглянулся. За ними понурым цыганским табором текла гонка к зданию духовного колледжа, маячившему в розовом предвечернем небе остроконечной иглой колокольни.

После душа и еды Роже сел в «техничку» и поехал к Мадлен. Встретившийся у ворот Жаки спросил, что делать с испортившейся машиной.

— Достань вилку, в свободный вечер переберешь,

Мадлен ждала его в холле маленькой уютной гостиницы. По сравнению с залами общежитий, в которых они спали уже три ночи, холл выглядел игрушечно. А сам себе Роже показался человеком, только и ночевавшим в таких огромных харчевнях. Хотя на самом деле треть его жизни прошла в наилучших отелях.

— Ты ела?

— Да. Здесь славно кормят. Был Вашон. Справлялся, как устроилась, а заодно и как ты себя чувствуешь.

Мадлен не скрывала, что ей доставляет удовольствие всеобщее почитание Крокодила. Может быть, и потому, что часть этого почитания падала на нее. За всю свою жизнь она никак и нигде не могла привыкнуть к славе Крокодила.

— Посидим в баре,-предложил Роже.-В отеле, где расположился штаб гонки… Это два квартала отсюда.

— Охотно: А ты не устал? — Мадлен запустила руку за ворот тренировочного костюма Роже и, притянув к себе, поцеловала.

— Надо бы лечь, конечно, но хочется побыть с тобой.

— Спасибо…— Она благодарно, как собачонка, потерлась щекой о его плечо.

Роже размяк. Ему вдруг стало жалко Мадлен. Он почувствовал вину за свои бесконечные отсутствия, за измены, за хлопоты по дому, которые навалил на нее…

— Идем, — сказал он тихо.

Бар гудел беззаботным весельем, хотя в глазах у всех еще, казалось, не остыла гонка. Многие обсуждали ее события за кружкой холодного пива или стаканом виски со льдом.

Крокодил провел Мадлен в дальний угол за двухместный столик у огромного зашторенного окна. Пока бармен готовил Мадлен «мантхэттен» и клал кубики льда в стакан сока для Роже, Мадлен говорила, склонив голову:

— Только сейчас начинаю понимать, насколько странен твой мир. В нем есть что-то более манящее, чем поездка в Ниццу или на Корсику. Знаешь, когда ты выиграл «Тур де Франс», я повела маленького Жана в школу. И вдруг застала всех у порога — и учителей, и учеников, и родителей, и все они ждали нас— Мадлен пожала плечами, как бы предвосхищая жестом свое отношение к тому, о чем хотела рассказать. — И все они стали поздравлять нас. Тогда не совсем тактично я сказала им: «При чем тут мы? Ведь гонку выиграл Роже, мой муж…» — Она счастливо засмеялась. — Наверно, это было даже глупо. Только сейчас, в гонке, я поняла, что действительно всю жизнь была ни при чем. — Она вдруг умолкла и начала машинально крутить фужер с коктейлем. Соломинка выпала и с брызгами, прокатившись по столу, упала на пол. Роже почувствовал: надо попытаться вывести Мадлен из начинающегося припадка меланхолии.