Леонид Пантелеев - Честное слово (сборник) Страница 19

— Каких штемпелей?

Володька пощупал лоб, ничего не нащупал, вскочил и подбежал к зеркалу. Действительно, весь лоб у него был густо изгвождён какими-то синими и лиловыми крестиками, палочками и кружками.

— Что это? — повторил отец.

— Не знаю, — с испугом ответил Володька.

— Как это не знаешь? Что же это тебя, черти, что ли, во сне разрисовали? А ну, иди умойся, живо!

Минут пять тёр Володька серым хозяйственным мылом лоб. Наконец, когда лоб у него запылал, как будто его горчицей смазали, он выглянул в комнату:

— Отмылось?

— Да, да, отмылось, дожидайся, — рассердился отец. — Ты что в самом деле — клоун какой-нибудь, людей смешить собрался?

— Я же не виноват, что не отмывается, — захныкал Володька. — Что же мне — кожу сдирать?

— Если мыло не берёт, возьми кирпичом потри, которым посуду чистим.

И ещё пять минут надраивал Володька лоб красным толчёным кирпичом.

Отец ушёл на работу. Проходя мимо Володьки со своим плотничьим ящиком под мышкой, он сказал:

— Как следует, как следует. С песочком…

— Я же в школу опаздываю! — чуть не плача, прокричал Володька.

— Ничего, не бойся, если рысцой побежишь — успеешь…

И, конечно, успел бы Володька, если бы не эти проклятые задачи.

«Ничего, — думал он, вытирая полотенцем лицо. — Опоздаю немножко… Скажу, что дрова с отцом пилили или, ещё лучше, будто снег перед домом разгребали. Будто нас ночью под самую крышу снегом занесло. А задачки мы эти в два счёта оттяпаем».

Но и на этот раз не удалось Володьке оттяпать задачек.

С мокрой ещё головой, с полотенцем на шее он присел к столу, отыскал листочек с заданием, торопливо перелистал учебник — и чуть не полетел со стула.

Обе страницы учебника — именно те, где были напечатаны заданные на сегодня задачи, — во многих местах были заляпаны жирными тёмно-лиловыми чернилами.

Только тут Володька сообразил, какие «черти» наставили ему на лбу крестиков и кружков. Это были те самые парашютики и самолётики, которые нынче ночью он рисовал на полях задачника и которые так неудачно промокнул своим чубатым лбом.

«Что же мне делать?» — подумал Володька, схватившись руками за голову.

Разобрать что-нибудь в условиях задач было совершенно невозможно — лиловые пятна, как нарочно, стояли в самых нужных местах.

А за окном тем временем совсем рассвело. Снег уже перестал падать. Показалось солнышко.

Володька посидел, подумал, оделся, уложил в сумку учебники и тетрадки, запер на ключ квартиру и побежал в школу.

Да, на это у него хватило ума.

«Ну что ж, — думал он, — не убьёт ведь меня Елизавета Степановна?!»

И, конечно, она бы его не убила, если бы пришёл он к звонку или с маленьким опозданием в класс, снял бы в дверях свою серую, в клеточку кепку, поклонился бы как полагается и сказал: «Простите меня, пожалуйста, уважаемая Елизавета Степановна, я не послушался вас вчера, не сделал задачек, убежал из школы и дома проканителился — вместо задачек костями занимался… Накажите меня, если я заслужил того, а я вам к завтрему вместо восьми — двадцать восемь задач решу!..»

Ну, что бы, в самом деле, учительница сделала с ним? Ну, обругала бы его, распекла бы его на все корки, в крайнем случае двойку по поведению влепила бы. А скорее всего, простила бы ему — за то, что он правду сказал.

Но в том и беда, что Володька не любил и не умел говорить правду. Выходя на улицу, он уже обдумывал, как бы ему получше и поинтереснее соврать учительнице.

«Скажу, что болен был… будто у меня грипп или, скажем, скарлатина. Хотя — нет, с этим не выйдет… Опять небось пульс будет мерить. Лучше, пожалуй, сказать, что не я, а отец болен. Будто меня вчера экстренно вызвали из школы в совхоз, когда я задачки решал…»

А впрочем, Володька не очень-то задумывался о том, что с ним будет. Такой славный выдался денёк, так весело, празднично белел и похрустывал под ногами молодой чистый снежок, так аппетитно, вкусно, по-зимнему пахло на улицах дымом, что и думать не хотелось о школе, о занятиях, о скучном, по-осеннему тёмном классе, где пахнет чернилами и мелом, где жужжат под потолком последние мухи и где ждут Володьку одни неприятности.

И всё-таки он бежал, торопился, хотя вокруг было очень много соблазнов: хотелось и снег попробовать — вкусный ли он и лепятся ли из него снежки, и прокатиться по замёрзшей за ночь лужице или хотя бы пробить каблуком молодой тонкий ледок, и поинтересоваться, чем торгуют нынче в ларьке, с окна которого толстая продавщица в коротеньком белом халате в это время как раз снимала ставень.

Только на одну минутку остановился Володька на мосту у запруды — посмотреть, хорошо ли застыла вода в речке.

И вот эта-то одна минута и погубила его.

Не успел он кинуть с моста камень и убедиться, что вода застыла неважно, так как камень насквозь пробил лёд, как откуда-то, как чёрт из бутылки, вынырнул маленький Митюха Кунин, сын директорского шофёра.

— Эй, Индиан! — закричал он. — Ты почему не в школе?

Володьке бы надо сказать, что он опаздывает, и бежать дальше, а он оглянулся, прищурившись посмотрел на Митюху и, совсем не думая о том, что говорит, сказал:

— Я уже был.

— Как был?

— А так, очень просто.

— Вы что — не занимаетесь?

— Ага, не занимаемся. У нас скарлатина.

Митюха с испугом посмотрел на Володьку и даже попятился от него.

— Ой, ты тогда не подходи ко мне!

— Ничего, не бойся, — важно сказал Володька. — Я могу подходить. Мне укол сделали.

Он подошёл ближе к Митюхе, нагнул голову и приподнял козырёк своей клетчатой кепки.

— Видал?

— Ой, Господи! — ужаснулся Митюха. — Так прямо в лоб и кололи?

— Ага.

— Больно было?

— Тебя бы так.

Митюха со страхом и уважением посмотрел на Володьку и сказал:

— Знаешь чего? Пойдём тогда смотреть, как сапёры мины взрывают.

— Это где?

— Ну где? Что ты — не знаешь? На Коневьем поле! Там же каждый день сапёры работают.

Митюхе, конечно, — тому было хорошо: он учился в поселковой семилетке, да ещё во вторую смену. Ему в самый раз было ходить смотреть, как сапёры мины взрывают. А Володьке… Впрочем, Володька ни о чём больше не думал.

— А что ж, — сказал он, напяливая на лоб кепку. — Давай пошли…

Вообще-то, конечно, это очень интересно — посмотреть, как настоящие мины взрываются.

Всё утро они таскались с Митюхой за сапёрами, переползая по-пластунски из канавы в канаву и стараясь, чтобы их не заметили, потому что ходить по Коневьему полю было строго запрещено.

Самое обидное, что ни одной мины в этот день сапёры не нашли и никаких взрывов не было.

К двум часам Митюха побежал в школу, а Володька, побродив по лесу, постоял ещё на мосту у мельницы, кинул в воду ещё два или три камня, замёрз и поплёлся домой.

Часа полтора он оттирал кирпичом и отмывал мылом лоб, но так и не отмыл — маленькие пятнышки всё-таки на лбу остались. Потом попробовал стереть чернильные пятна в учебнике: извёл весь ластик — и тоже ничего не вышло, только протёр в двух местах бумагу. Расстроившись, он лёг с ногами на кровать и минут двадцать лежал, разглядывая потолок и думая о том, какой он несчастный и незадачливый человек.

«Почему это у меня так получается?» — думал он.

«Язык не тем местом привешен», — вспомнил он слова учительницы.

Не поленившись, он встал, прошёл к зеркалу и долго стоял с разинутым ртом и вертел во все стороны головой, стараясь рассмотреть, как это у него не так привешен язык. Оказалось, что язык висит правильно, как и у других людей.

Проголодавшись, он съел кусок хлеба, несколько картошек и помидорину. Потом вспомнил, что скоро придёт отец, схватил ведро и побежал за водой.

На улице, против их дома, работали монтёры, вешали на столбах электрические провода. Не добежав до колодца, Володька остановился и стал смотреть, как ловко лазают по столбам рабочие, у которых к ногам были привязаны особые железные когти.

«Эх, мне бы этакие!» — подумал Володька и уже хотел подойти и спросить, где и почём продаются такие когти, как вдруг увидел отца.

Отец, как всегда с работы, шёл весёлый, посвистывая и размахивая своим бренчащим ящичком.

«Ничего, ругаться, наверное, не будет», — подумал Володька и, подхватив вёдра, со всех ног кинулся навстречу отцу.

— За водой бегу! — ещё издали крикнул он, хотя и без того было видно, что бежит он не за пряниками и не за колёсной мазью.

— А поздно ты, брат, — сказал, останавливаясь, отец.

— Да, «поздно»! — обиделся Володька. — Только что пришёл. Два урока лишних сегодня было.

Когда, расплескав половину воды, он вернулся домой, отец возился на кухне, разжигал примус.

— Ну, как дела, четвероклассник? — спросил он.