Кристине Нестлингер - История одной семейки Страница 19

Но я чувствовал себя с головы до ног в дерьме! С ног до головы заляпанным кучей сумасшедших, злобных и тупых людей! Одноклассники, которые топят друг друга, чтобы спасти свою шкуру, семья, которая верит любым обвинениям, только не мне. И самым мерзким было то, как препогано повела себя мама.

Йоши посмотрела вокруг, увидела картину на стене — красное пятно с черной полосой поверх — и сказала:

— А у тебя странная комната, ни у кого такой не видела. Я сказал ей, что это вовсе не моя комната, а мамина, а в свою я провести ее не мог, ведь там четыре истеричные бабы проводили обыск, чтобы найти наркотики. Йоши вздохнула и запустила пальцы в черный ежик.

— Тогда я пойду, — сказала она, — не вечно же у тебя оставаться. Но, может быть, у тебя найдется немного денег? Я на мели.

Я приподнял бювар на столе и взял ключ от сейфа.

Там мама держит деньги на всякий пожарный случай. Я отпер его. В сейфе лежали четыре крупные купюры.

— Нет-нет, — запротестовала Йоши, — не хочу, чтоб ты из-за меня крал у своей матери!

— Я все ей верну со своей сберкнижки, — соврал я.

Йоши ведь не могла знать, что я вообще не скопидом и на моей сберкнижке уже годами лежат всего-навсего десять шиллингов. Я взял из сейфа банкноту и протянул ей. Потом хотел закрыть сейф, — и тут мне в голову пришла безумная идея! Я взял все деньги, сунул их в карман, сейф запер, ключ положил под бювар и сказал:

— Мы поедем к моему отцу!

— Ты же его совсем не знаешь, — сказала Йоши.

— Ну и что?

— А если все это ошибка? — спросила Йоши. — Если ты все неправильно вычислил?

— Вот и выясню, — сказал я. — Все равно рано или поздно пришлось бы туда поехать. Почему бы не сейчас? А вместе с тобой лучше, чем без тебя!

Мне совершенно не хотелось вступать в пререкания с четырьмя ведьмами, наверняка караулящими под дверью, поэтому я достал из маминого шкафа шерстяной кардиган и надел его. Рукава были немножко коротки, но в общем смотрелось ничего. А для Йоши взамен ее джинсовой курточки я вытащил мамин жакет-янкер. Говорят, в Вальдфиртеле часто бывают настоящие холода. Йоши пришлось закатать рукава, чтобы хотя бы кончики пальцев выглядывали. Жакет доставал ей почти до колен. А его густой темно-зеленый цвет делал ее лицо еще бледнее. Она выглядела прямо как утопленница. Но это была самая красивая утопленница, которую я когда-либо видел!

Мы выпрыгнули через окно в сад. Побежали к заднему забору, перелезли через него и по узкой тропинке пошли к улице. Проходя мимо дома Акселя, я увидел, что окно у него открыто, а сам он сидит в кресле-качалке с книгой в руках. Я попросил у Йоши бумагу и карандаш.

Йоши вытащила из рюкзака блокнот и ручку.

Я написал:

Аксель, передай Флориану и Гарри, чтоб не волновались за меня. Однажды я вернусь.

Текст получился ужасно дурацким, но в спешке ничего лучшего мне в голову не пришло. Я оторвал листок, смял его и кинул Акселю в окно. Бумажный комок приземлился метрах в двух от окна. Я написал новую записку:

Аксель, я сматываюсь. Скажи Гарри и Флориану, что я передаю им привет. Когда-нибудь я обязательно вернусь.

Я снова скомкал записку, теперь уже посильнее, сделав из нее тугой шарик, и кинул. Но дул сильный ветер. Мое послание приземлилось в розовый куст у окна.

— Надо завернуть в письмо камень, тогда ветер его не сдует и ты попадешь куда надо, — посоветовала Йоши.

Я написал третью записку:

Аксель, мы сматываемся. Привет от меня Гарри и Флориану. Удачи тебе. И ты пожелай мне того же.

Йоши поискала камень, нашла один размером со сливу, но отложила его:

— Так ты еще не дай бог проломишь ему череп.

И дала мне камешек размером с вишню.

— Этот сойдет, — сказала она, посмотрела, как я оборачиваю его запиской, покачала головой, мол, нетуго, достала из рюкзака шерстяную нитку и обмотала ее вокруг завернутого в бумагу камня.

— Бросай ты, — сказал я.

Йоши бросила и попала точно в окно. Мы побежали дальше. На перекрестке я на секунду обернулся и увидел, что Аксель стоит у окна. Он смотрел в нашу сторону. И мне показалось, что он нам машет.

Глава 8,

в которой рассказывается о глубоких душевных потрясениях, на коих, однако, было сложно сосредоточиться, потому что я боролся с трудностями, которые некий господин средних лет называет «неприспособленностью благополучной молодежи»

Для человека вроде меня, привыкшего, что путешествие начинается с того, что ты загружаешься в машину, а заканчивается утвердительным ответом на вопрос «Уже приехали?», поездка в Гфурт была круче, чем гулливерово путешествие к лилипутам.

Общественный транспорт, исключая городской трамвайчик, оставался для меня до этого момента терра инкогнита. И не считая важных знаний, что с Западного вокзала можно отправиться на запад, с Восточного — на восток, а с Южного вокзала — на юг, всяческие передвижения без машины являли собой тайну, покрытую мраком. За свою четырнадцатилетнюю жизнь я никогда еще толком не сидел в поезде или автобусе — если не считать пары поездок на лыжные курсы. Поэтому я безоговорочно поверил Йоши, когда та сказала, что в Вальдфиртель надо ехать с Вокзала Франца-Иосифа. Вокзал-то мы нашли, но когда я потребовал у кассира в окошечке два билета до Гфурта и подходящий поезд, тот посмотрел на меня как на первобытного человека, еще не знающего о прямохождении. Но все равно он был очень мил. Раскрыл справочник, хотя сзади стояла очередь, и выискал там, что в Гфурт поезда не ходят вообще. В этот населенный пункт, объяснил он, можно доехать только по-хитрому, сначала на двух поездах, потом на двух автобусах. Ну а потом пешком. Он нашел нам три маршрута. Все они заканчивались где-то в десяти километрах от Гфурта, как в пустоту проваливались. И во всех трех случаях нам пришлось бы провести в дороге столько же времени, сколько в большом путешествии от Вены до Нью-Йорка.

Но и это еще не самое плохое: в Гфурт надо было отправляться рано утром, потому как во второй половине дня автобусы, на которые надо пересаживаться, уже не ходят.

Тетенька в очереди позади нас посоветовала поехать в Шёнау, туда можно добраться и на поезде. А оттуда автостопом доехать куда нам надо. Мужчина позади нее строго указал, чтобы она не подстрекала молодежь передвигаться автостопом, это очень опасно. А еще одна тетенька, стоявшая за ним, возмущенно воскликнула, что у этой кассы все копаются и она пропустит свой поезд! Йоши потянула меня за рукав.

— Пошли отсюда, — зашептала она. — А то они начнут нас расспрашивать и что-нибудь заподозрят!

Мне это показалось абсурдным. Людям ведь плевать друг на друга. И неважно, лежит ли какой-нибудь мертвый пенсионер у себя в квартире три недели кряду или двое детей сматываются из дома, всем до лампочки, — но мне не хотелось, чтобы Йоши еще больше занервничала. Поэтому я отошел от окошечка.

Мы уселись на скамейку.

— Ничего не получится, — сказала Йоши, — мы никогда не доедем до этой чертовой дыры. И вообще. Может быть, он уже уехал оттуда. Или он вовсе не твой отец. Или он выкинет нас на улицу. И потом — адрес-то у меня от сестры бывшей подруги его сына. Может, она ошиблась!

Мягко, как санитар больному, я объяснил Йоши, что все это уже приходило мне в голову, но сейчас важно хоть куда-нибудь уехать, не можем же мы ночевать на вокзале.

Йоши пробурчала, что я ничего не воспринимаю всерьез.

— Ну хорошо, — сказал я, — тогда воспринимай ты все всерьез и иди домой! А я куплю себе билет до Шёнау.

А там уж посмотрю, как добраться до Гфурта! Поезд отходит через десять минут!

Конечно, я не собирался бросать тут Йоши одну-одинешеньку, но был уверен, что она поедет со мной. Когда человек так растерялся и отчаялся, как Йоши, его надо только немножечко подтолкнуть, иначе он так и будет сидеть на одном месте. И я оказался прав. На полпути к окошку кассы она меня нагнала.

Поезд был почти полон. Напротив нас сидели муж, с женой. Как только мы отъехали, мужчина закрыл глаза и захрапел. Его жена со вздохом сказала, что ее супруг все поездки проводит таким образом. А ей явно хотелось с нами поговорить. Она рассказала, что они гостили у дочери и теперь едут домой в Шёнау. У нее там свой магазин. А через три года она выйдет на пенсию. И тогда ей хотелось бы внуков. Я рассказал ей, что мы с сестрой едем к бабушке. Она живет в Гфурте. У нее день рождения — семьдесят лет. И мы очень хотим ее поздравить. Мы попробуем доехать до нее от Шёнау автостопом. А на поезде мы поехали, потому что папа и мама свалились с гриппом и не смогли отвезти нас на машине.

Женщина была тронута. Внуки, пустившиеся в такое непростое путешествие, чтобы поздравить бабушку, сказала она, редкость в наше время. И спросила, спокойно ли нас отпустили из школы. Она где-то слышала, что школьные директора могут быть очень несговорчивыми. Ее племянницу не отпустили даже на один денек, на серебряную свадьбу бабушки. Я сказал, что наш директор исключительно милый человек, и, так как мы оба отличники, он без проблем нас отпустил.