Юрий Томин - Восемь дней в неделю Страница 19

— Мы еще не убирали, Анна Ивановна. Мы только собирались, — сказал Володя.

Олег знаком показал Володе, чтобы тот замолчал.

— Понимаете, Анна Ивановна, — грустно сказал Олег, — мы пришли, а снега нет. Вчера был, а сегодня нет.

— Уже вчера вечером не было, — сказала Анна Ивановна.

— Так мы же не виноваты! Мы днем договаривались. Уж так мы хотели поработать!.. А хотите — мы во дворе уберем?

— Я-то ничего не хочу, — сказала Анна Ивановна. — Мне было интересно только узнать, что это вас так на работу потянуло? И почему вы посреди зимы про поход говорите?

— Потому что мы решили заранее подготовиться, — сказала Вика. — Нужно, чтобы у нас дружба была.

— А разве до этого у вас дружбы не было?

— Немножко была, — уклончиво ответила Вика.

— Честное слово, была! — воскликнул Олег. — Только так… один день была, другой не было… А теперь мы каждый день дружим, с самого утра и до конца уроков! И даже — после уроков!

Лиля фыркнула, вспомнив что-то смешное.

— Даже Олег с Игорем помирились.

Анне Ивановне оставалось только руками развести. Этого она еще не знала.

— Да ну?.. Ох, что-то очень уж хорошие вы стали…

— Точно, — подтвердил Олег. — Верно, Игорек?

— Угу, — отозвался Игорь.

— Ой, Анна Ивановна, а вы еще не все знаете! — всплеснула руками Вика. — У меня Саша Кукин списывать перестал. Он теперь все уроки сам делает.

— Ой, что-то страшно мне, — сказала Анна Ивановна. — До чего же вы эдак дойдете?

— Не бойтесь, Анна Ивановна, — успокоил ее Олег, — мы еще лучше будем. У нас класс и так — лучший в школе. А будет лучший во всем мире.

— Кузя!.. — строго сказала Анна Ивановна, видя, что Олега опять понесло.

Но Олег не был бы Олегом, если бы мог остановиться.

— Даже во всем космосе!

— Опять поехал! — еще строже сказала Анна Ивановна. — Остановись, Кузя, несчастный ты человек!

— Почему несчастный?

— Потому что хвастун.

Но разве Олега можно остановить такими словами? Олег прекрасно чувствовал, что в голосе Анны Ивановны нет сейчас настоящей строгости и потому готов был говорить хоть до вечера.

— Анна Ивановна, я не про себя говорю, а про всех, про весь класс.

— Да, может, вы все хвастуны, — сказала Анна Ивановна, — Вы же снег пришли убирать, так убирайте. Не языком, а лопатами.

— Мы — хвастуны?! — грозно спросил Олег. — А вот увидите, какие мы хвастуны! Мы вам покажем… То есть я хотел сказать: мы ему покажем! То есть я хотел сказать: мы всем покажем!

Олег повернулся к ребятам и поднял над головой лопату.

— Все — во двор! — свирепо крикнул Олег, — Сейчас мы там все уберем! Чтоб ни одной снежинки не осталось!

Но издавая свирепые вопли, Олег все время косил на Анну Ивановну вполне мирным и хитрым глазом. Увидев, что Анна Ивановна собирается уходить, Олег решил поставить последнюю точку.

— Анна Ивановна!

— Что еще? — отозвалась Анна Ивановна уже со ступенек.

— Значит, вы директору теперь ничего не скажете?

— Подумаю…

— Анна Ивановна, — торжественно произнес Олег, — ведь даже Кукин не списывает!

— Ну, пока я этого не вижу, — усмехнулась Анна Ивановна и взглянула на часы, — Но через двадцать минут увижу. А где он, кстати, Кукин? Почему не с вами?

— Он… Он повторяет. Мы его освободили. Так вы не скажете?

— Можно мне немного подумать, Кузнецов?

— Можно, — согласился Олег, — только не очень долго. А то мы все нервничаем.

Шестой «в», возглавляемый Олегом, направился во двор. Анна Ивановна вошла в школу. Она тоже не знала о том, что произойдет здесь вот сейчас, всего лишь через две минуты.

Шестому «в» оставалось только обогнуть угол школы, когда он был остановлен воплем Кукина.

— Ребя, стойте! Я — с вами!

Шестой «в» приостановился. По тротуару, зажав под мышкой пальто, несся Кукин. Подбежав к ребятам, он обернулся и помахал рукой шоферу, который уже сидел в кабине.

— Во машинка — шесть скоростей! — выпалил Саня.

Взгляд Сани скользнул по противоположной стороне улицы. Вдруг Саня замер, вытаращил глаза и показал рукой на нечто, видимое пока ему одному.

Все головы повернулись в сторону, куда указывал Саня.

Напротив школы, в просвете между домами, стояла трансформаторная будка. И на будке этой красной краской по белому кирпичу четко вырисовывалась надпись:

А+В=ЛЮБ

Совершенно машинально, но так же согласно, головы повернулись к Володе. Он стоял бледный и, не отрываясь, глядел на надпись.

Затем Володя посмотрел на Кукина. Во взгляде его было отчаяние. Дальнейшее заняло несколько секунд.

Володя бросился на Кукина, а тот отшатнулся от Володи и побежал через улицу. Володя погнался за ним. Он ступил на мостовую, поскользнулся на обледенелом асфальте и, размахивая руками, заскользил на ногах почему-то не поперек, а вдоль улицы. А навстречу ему — не быстро, но неумолимо, скользила тяжело груженная машина с прицепом. Передние колеса грузовика были уже вывернуты в сторону, но он почему-то все ехал, ехал и не сворачивал.

Володя ударился о колесо, отлетел, будто подпрыгнул, и упал на мостовую.

Мгновенно откуда-то появились люди. Они сбегались со всех сторон: с тротуара, с мостовой, с той стороны улицы и, казалось, возникали прямо из воздуха.

Шестой «в» не крикнул, не шевельнулся. Все стояли молча и, ничего не понимая, смотрели туда, где только что был Володя, а теперь гудела, кричала и причитала толпа.

Из распахнувшихся дверей школы хлынул поток учеников. Вперемешку с ними бежали взрослые: учителя, уборщицы. Где-то промелькнула серая кофта Анны Ивановны.

Кукин был уже среди ребят. Заглядывая в лицо то одному, то другому, хватая соседей за плечи и за руки, Кукин забормотал:

— Я же не виноват… Я же не знал… Я же не хотел…

И лишь тогда шестой «в» опомнился и бросился туда, куда, казалось, стекался сейчас весь город.

Только один человек остался на месте. Но в суматохе, разумеется, никто не обратил на это внимания.

Володю Климова увезла «Скорая помощь».

Первый звонок прозвучал, как обычно, в девять часов.

В девять часов семь минут в кабинет директора влетела Светлана Семеновна.

Директор разговаривал по телефону.

— Больница? Приемный покой, пожалуйста. Приемный покой? Извините, вас опять беспокоит директор школы… Что с мальчиком? Еще не ясно? Так когда же, наконец, будет ясно? Я не кричу… Хорошо, буду ждать.

Закончив разговор, директор вопросительно посмотрел на Светлану Семеновну. Она тряхнула головой, словно отогнала слова, приготовленные по дороге: то, что она сейчас услышала, было важнее.

— Что с ним? — спросила Светлана Семеновна.

— Они еще не знают. Обещали позвонить, когда закончат обследование.

— Но он жив?

— Да, жив.

— Тогда что же это такое?! Что это значит, Сергей Михайлович?! — с отчаянием спросила Светлана Семеновна. Она схватила директора за руку и потащила к окну.

На мостовой возле школы все так же с вывернутыми колесами стояла машина. Около нее — два милицейских мотоцикла. Немного в стороне — синяя «Волга» с красной полосой на боку. Двое милиционеров, растянув рулетку, вымеряли что-то на мостовой. Третий, поглядывая на них, рисовал схему происшествия. Толпы уже не было — толпа разошлась. Лишь человек пятнадцать внимательно наблюдали за происходящим.

— Вы это видели? — спросила Светлана Семеновна, указывая на трансформаторную будку.

Директор не сразу понял, что он должен увидеть, а когда увидел и понял, что это означает, лицо его стало брезгливым.

— Вот мерзость! — сказал Сергей Михайлович, — Теперь понятно, почему он побежал через дорогу.

— А мне не понятно! — крикнула Светлана Семеновна. — Мне вообще ничего не понятно! Откуда все это? Почему? Зачем? Я прихожу на урок, и ученики другого класса рассказывают мне, что все это уже давно началось. А я ничего не знала! И вы ничего не знали?

— Светлана Семеновна, сейчас я просто не в состоянии вести педагогические разговоры. Идите лучше на урок.

— Хорошо, — согласилась Светлана Семеновна. — Я пойду. Я знаю, куда пойду!

Светлана Семеновна направилась было к двери, но та сама робко и неуверенно отворилась ей навстречу. Так же неуверенно в кабинет вошел шофер в поношенном пиджаке, ватных брюках и негнущихся валенках с резиновыми галошами.

— Здрассте, товарищи, — виновато сказал шофер, приглаживая правой рукой волосы.

В дорожной одежде, со своими валенками и ватными брюками, он странно выглядел в светлом кабинете. Как-то совсем он не подходил ни к новеньким модным креслам, ни к полированному столу, ни к блестящему светло-шоколадному паркету. Очевидно, шофер чувствовал это и сам. Рука его привычно хлопнула по правому боку, но тут же он понял, что папиросы остались в кабине, вместе с телогрейкой, и засмущался еще больше.