Андрей Яхонтов - Дождик в крапинку Страница 19

— Антоша, голубчик, где ты так поздно задержался?

— Гулял, — сказал он.

— Дедушка очень волновался — ты ведь обещал рано вернуться.

— Да знаю уже, — оборвал ее Антон.

— А ты не сердись, голубчик. Ты послушай меня. Обманывать нехорошо. Ты не обижаешься, что я тебя голубчиком называю? А то папе это слово не нравится. Он считает, оно больше на голубец похоже, чем па голубя.

— Ничего, меня называй, — разрешил Антон. И спросил: — А если я историю интересную придумал… Сам… Это тоже обман?

— Смотря какая история, — сказала баба Лена.

— Ну, фантазия… Так просто…

— Вот я тебе пример приведу. Пастушок один пас стадо коров и решил напугать людей. Прибежал в деревню и давай кричать: «На стадо напали волки!» Мужики похватали колья я добежали отгонять волков. Мальчик над ними посмеивается. Он и другой раз так же их напугал. И опять мужики похватали колья. А потом на стадо действительно напали волки. Мальчик прибежал, кричит, а никто ему не верит.

— И что? — спросил Антон.

— Как что? Волки загрызли стадо.

— А еще что-нибудь можешь рассказать? — попросил Антон.

— Про другого мальчика. Про то, как он обманывал, а потом раскаялся. На углу дома, где он жил, сидел слепой старичок и просил милостыню. И все, кто проходил мимо, давали ему монетку, чтобы слепой мог купить себе хлеба. А мальчик решил над ним пошутить и дал ему вместо монетки старую стершуюся медаль. Слепой пошел в булочную, а булочник его поколотил…

— Ай! Слепого?

— Ну да. А мальчик это видел. Видел, как слепой после этого заплакал. Он ведь слепой, его каждый может обидеть. И мальчик после этого тоже много плакал, ему жалко стало старичка. Папа его спросил: «Что ты плачешь?» И мальчик ему рассказал. И тогда папа взял его за руку, и они пошли к слепому. Папа дал старичку денег, а мальчик извинился перед ним. И слепой его простил.

— А если тебя обманывают… можно обмануть в ответ? — спросил Антон.

— Нет, — сказала баба Лена. — Никогда, совсем никогда нельзя обманывать. И тогда человек, который тебя обманул, глядя на тебя, поймет, что поступил скверно. Ему стыдно станет. И он тоже перестанет обманывать.

Антон вспомнил красное, в пунцовых пятнах лицо Лырской…

— А у дедушки попроси прощения, — посоветовала баба Лена. — Если сделал плохой поступок — надо честно в нем признаться, раскаяться. И тогда он как бы исчезнет…

— А если не попрошу?

— С тобой останется. И тебе тяжело так будет. Чем дальше — тем тяжелее…

Он зашел к дедушке, и дедушка его простил. И действительно, стало легче.

Вернулся рассказать об этом бабе Лене.

— И всегда так надо делать, — похвалила его она.

Мама уже выключила верхний свет. Сидела возле настольной лампы.

— Ты не ложишься еще? — спросил он.

— Мне поработать надо. Спокойной ночи.

Оп разделся и лег, но решил дождаться папы. Глаз не закрывал.

На потолке шевелилась сутуловатая мамина тень. Мама шила: делала она это совершенно бесшумно, только изредка шуршал материал, да слышно было, как она обкусывает нитку.

Время от времени из-за окошка доносились шаги редких прохожих. И тогда — он видел по теин — мама переставала шить и поднимала голову. Ее завивка на потолке выглядела пышной, ребристой, как ночной чепчик бабушки Лены.

Странная тень… Вдруг его охватила тревога… Кажется, это были уже не мамины очертания. И рогатый чепчик, и руки без пальцев… Опять ясно всплыл Пашкин рассказ о копыте и разговор с бабой Леной… Наверно, ей эта история тоже известна, просто она не захотела его пугать.

У взрослых, безусловно, от него тайны. Иначе почему они иной раз переглядывались и, выразительно показывая на него глазами, замолкали? Затем спохватывались: «При ребенке об этом нельзя»? Спроваживали его под любым предлогом — лишь бы остаться одним и обсудить свои секреты. Они наверняка все знали про Германа. И кто он, и что за бульдоги его окружают. Знали, но молчали…

Тень еще больше изменила очертания. Появились рожки и курносый нос. У мамы не такой. Неужели злые волшебники все-таки выследили их с Сережей?

Главное — но показать, что пи это понял, заметил. Не выдать себя… А потом вскочить и выбежать в коридор.

Осторожно повернулся на бок, готовясь спустить ноги на пол… Скрипнула кровать.

— Ты почему не спишь? — раздался мамин голос. Но непривычно хрипловатый.

Она шла к нему. Он затаился и вроде бы сонно, а на деле пристально впился в нее взглядом. Нет, это была она.

— Почему не спишь? — повторила мама.

Присела на кровать, провела ладонью ему по волосам.

— Мам, а кто такой Герман?

— Кто? — не поняла она.

— Ну, Герман. Тот, что в особняке живет.

— Не знаю, — сказала мама.

— У него машина.

— Я и говорю — не знаю. Ты спи.

— А он не?.. — Антон специально не договорил. Вес же боязно произносить слово, которое, оказывается, имеет магическую силу и может вызвать страшного гостя.

Мама его не поняла.

— Мне страшно, — подсказывая ей, схитрил он.

— Что такое? — мама подоткнула ему одеяло.

Он шепнул:

— Мне кажется, этот Герман — черт.

— Глупость, — сказала мама.

— А баба Лена говорит — не глупость.

— Спи, — сказала она, — Поговорим завтра.

Поцеловала его в лоб. Он почувствовал, как сразу отяжелели веки.

— Мама, я хотел папу дождаться.

— Глупенький. Он, если придет, то очень, очень поздно. Он звонил и просил тебя поцеловать.

ВТОРНИК

На этот раз впереди маячил Митя Орлов. Антон ого догнал и хлопнул по ранцу.

— Ну что, как дела?

Митя еще больше ссутулился, будто хлопок его согнул, и, скособочившись, снизу, как бы выныривая, посмотрел на Антона.

— А… Это ты.

— Ну да. А ты думал — кто?

Митя не ответил.

— Ну скажи, скажи, о ком ты подумал, — настаивал Антон

— Я подумал, вдруг это кто-нибудь незнакомый, — очень серьезно и нараспев, как рассказывают сказки, заговорил Митя, — Надо мной многие из-за ранца смеются.

Всего два человека в классе носили ранцы — Ира Снничко и Митя Орлов. У Иры был нашего, отечественного производства. У Мити — какой-то импортный, не то чешский, не то немецкий. Он и вправду делал Митю похожим на германского солдата времен первой мировой войны. Антон видел их на картинках — в гетрах, как футболисты, в ботиночках и с ранцами.

Дедушка с бабушкой настаивали, чтобы Антону купили ранец, а не портфель. Доказывали: ранец распределяет нагрузку равномерно по всей спине, а портфель оттягивает руку, что приводит к искривлению позвоночника.

Антон категорически возражал. Может, в деталях они и правы, но в главном… Не хотел он быть похожим на немецкого солдата. Грозил: вообще не пойдет в школу, если ему купят ранец.

И мама купила портфель.

Вообще дедушка и бабушка слишком дотошно его опекали. Дедушка, например, без конца напоминал: вредно есть много сладкого, могут испортиться зубы. Или живот заболит. Хорошо, он это Антону, а не бабе Лене говорил. Она могла поверить, и тогда прости-прощай угощения из коробки «Бирюлин и Кº». Будто Антон сам не чувствует, сколько и чего может съесть, искривляется у него позвоночник или нет. Странные люди! Дедушка и бабушка Таня ни за что не соглашались купить ему семечек — ни тыквенных, белых, ни, тем более, обычных, черных, мелких, как жучки. Считали, семечки засоряют желудок, из-за них бывает аппендицит.

А мама, если им случалось увидеть па улице женщину в платке, в черном, атласно переливающемся жакете, возле ног которой стоял мешок с семечками, всегда покупала стакан жареных, себе оставляла немного, а Антону насыпала полный карман. Антон рассказал ей о предостережениях дедушки и бабушки, она отмахнулась: «Ерунда. Конечно, большой пользы нет, но и ничего страшного тоже. Аппендицит случится, если их вместе с шелухой глотать».

Приятный у семечек вкус. Антон любил съедать не по одному зернышку, похожему на бледную, со сложенными крыльями моль, а набирал с пригоршню и лишь затем отправлял в рот…

— Я тебе кое-что хочу сказать, — повернул к нему голову с крючковатым носом Митя, — Помнишь. Миронов в прошлом году хвастал, как он над кошкой издевался? Консервную банку к хвосту привязал. и кошка по лестницам носилась, пока не умерла от разрыва сердца?

Антон кивнул. Он много о подобных ужасах слышал. О том, кап всякие живодеры кошек, собак обливают бензином и поджигают — а те мечутся, пока не сгорят. Михеев говорил, он с братом поймал лягушку, вырезал ей в груди окошечки и наблюдал, как бьется лягушачье сердце. С улыбочкой вспоминал. Будто не понимал, что лягушке было больно.

— Так вот, — продолжал Митя, — я собираюсь организовать добровольное общество. «Юный покровитель бездомных кошек». Сокращенно — ЮПБК. Согласен стать его членом?

— Конечно, — без колебаний откликнулся Антон. И дело хорошее, необходимое даже, и приятно, что Мити выбрал в союзники его.