Виктор Голявкин - Повести и рассказы Страница 2

Утром он во дворе всегда прыгает. Днём тоже прыгает. Вечером прыгает. Всё тренируется. Через скамейку прыгает.

— Ну, как, — говорит, — хорошо получается?

— Замечательно, — говорю.

— А ну, — говорит, — смотри, как я сейчас…

— Я так не могу, — говорю.

— И я не мог. Всё тренировка! Уроки вот не успеваю делать, а так всё в порядке. Видишь, как прыгаю! А по бревну я последний по счёту. Зачем мне тренироваться?

Я удивился и говорю:

— Как же так?! Значит, больше надо ходить по бревну. А он говорит:

— Раз там последний по счёту, пусть и буду последним. Зато по прыжкам я первый! Я марку держу!

— Какую ещё такую марку?

— Спортивную, — говорит. — А ты думал какую?

— А зачем держать, — говорю, — эту марку?

— Ты, — говорит, — ничего не знаешь. Марку нужно держать. Вот и всё.

Мне совсем не было это понятно. По–моему, он ошибается. Ему надо ходить по бревну, а не марку держать. Я так думаю.

Про звёздочку

— Видал? — Вовка распахнул пальто. На груди у него была красная звёздочка. — Я теперь октябрёнок. По–октябрятски жить буду!

Вовка сиял от счастья.

— Как это по–октябрятски жить?

— Эх, ты! Нужно знать октябрятские правила. Ведь я будущий пионер. Понятно? Это значит весело жить, трудиться, помогать старшим. Быть честным.

— А ещё что?

— …хорошо учиться, любить школу, быть дружным.

— А ещё?

...петь, рисовать...А если я не хочу петь?Не хочешь, не пой, пожалуйста, вот чудак!А мне можно по-октябрятски жить?Видишь ли, — сказал Вовка, — как сказать... Я думаю, что, конечно, можно. Вот, например, я подмёл пол сегодня. И ты вполне можешь это сделать.Конечно, могу.Ну вот, — продолжал спокойно Вовка,— ты можешь, конечно, это сделать. Но ты можешь этого и не делать. А мне нельзя. Я — октябрёнок!

Я завидовал Вовке.

Он такой счастливый. Ещё бы! У него звёздочка. Он октябрёнок. Он настоящий школьник. У него заботы, обязанности. А я могу ничего не делать...

Мне было так грустно!

— Ну, мне пора, — сказал Вовка, — дела не ждут.

Совсем другим человеком стал!

Про сложное дело

Я заболел. Я по двору без шапки бегал. Уже зима. Разве можно зимой без шапки бегать? А «я бегал. Вот и простудился.

Ко мне пришёл Вовка. Раньше он только дразнился, а теперь даже к больному приходит. Мы с _ним стали беседовать.

Вовка любит беседовать. И я тоже люблю беседовать. Поэтому мы и беседуем.

— Ты только не кашляй, — говорит Вовка. — Старайся не кашлять. Ладно?

— Я стараюсь, — говорю, — а всё равно кашляется.

— Значит, плохо стараешься, — говорит.

— Да нет, я хорошо стараюсь. Как только хочется кашлянуть, я вовсю щёки надую, и сперва не кашляется, а потом всё равно кашляется.

— Давай про дела говорить, — сказал Вовка. —Дела ведь бывают разные. Есть дела сложные, есть ерундовые. Вот в старших классах опыты делают. Делать опыты — очень важно. Тогда всё на свете поймёшь и всё будешь знать.

— Неужели всё? — удивился я.

— Почти что всё.

— А ты видел опыт когда–нибудь?

— Конечно, видел. В шестом классе опыт делали. Я в приоткрытую дверь смотрел. Вот это был опыт! Там жужжала машина с большим колесом. Вот так — жжж! А вокруг летят искры.

— И всё?

— Ну конечно, всё. А чего же ещё? Этот опыт для важного дела. Он не просто так. Ты не поймёшь. Это всё очень сложно. Так Шурик сказал. Он шестиклассник. Он–то знает. У них там опыты делают, тысячи!

— Вот бы нам сложным делом заняться!

— Тебе ещё рано.

— А тебе?

— И мне рановато.

— Значит, нам двоим рано?

— Почти что двоим. Только я октябрёнок. Мне не так рано.

— А мне?

— И тебе, — сказал Вовка. — Скорей поправляйся.

В дверях Вовка махнул на прощание рукой и подмигнул.

Вот это друг!

Про то у кем мы будем

Ура! Я выздоровел.

Очень уж мне надоело болеть. Лежишь, в потолок глядишь… День глядишь, два глядишь… Никогда теперь простужаться не буду.

Мы вышли с Вовкой во двор. Вовка мне говорит:

— Хорошо, что ты выздоровел.

— Я давно хотел выздороветь, но никак не мог.

— Ну, теперь–то ты выздоровел.

— Теперь–то я выздоровел. Когда я лежал, я о будущем думал. Я хотел быть милиционером. А сейчас опытником хочу быть.

— Как это опытником?

— Ну разные опыты делать.

— А я художником буду. Я портрет Пушкина нарисовал. Цветными карандашами. Я, правда, не Пушкина рисовал, а просто так, кто получится. А у меня получился Пушкин. Мама спросила: «Это Пушкин?» Я удивился и говорю: «Ага, Пушкин». Потом к нам гости пришли. И всем очень понравилось. Говорят, настоящий Пушкин. Точь–в-точь получился. Я теперь буду всегда рисовать. Раз у меня талант есть.

— А ты себя можешь нарисовать?

— Себя я не пробовал рисовать. Но, наверно, смогу. Раз Пушкина смог, то себя нарисую. Пушкина ведь рисовать труднее. Я себя каждый день в зеркало вижу.

— И меня сможешь нарисовать?

— И тебя смогу. Тебя–то я и без зеркала вижу.

Долго мы так с ним беседовали. Вдруг видим: идёт по двору Шуркин папа; он капитан теплохода. Папа Шурика плавал в разные страны.

Он побывал везде на свете. Он даже в Африке был. Где река Лимпопо.

Мы долго глядели вслед капитану.

Потом Вовка сказал:

— Пожалуй, я капитаном буду.

Я подумал и говорю:

— И я, пожалуй, капитаном буду.

Про большую лопату

Вовка мне постучал в окно. Значит, дело есть.

Я надел шапку и вышел. У Вовки в классе — урок труда. Они там стругают палочки. По этим палочкам в первом классе считают.

А в старших классах лопаты делают, чтобы снег разгребать. И Вовка хотел лопату сделать. А учитель Пётр Ильич сказал: «Не сумеешь, малыш». — «Я не малыш», — ответил Вовка. «А кто же ты?» — спросил Пётр Ильич. «Я октябрёнок». Пётр Ильич сказал: «Неужели?» Вовка тогда показал ему звёздочку. Пётр Ильич удивился и говорит: «Ну, тогда ты всё можешь!»

Так вот Вовка решил лопату сделать, а меня взять в помощники.

Я немедленно согласился.

Палку мы с Вовкой сразу достали. Пошли фанеру искать. Ко всем соседям ходили. У всех фанеру спрашивали. Любопытные все. Спрашивают, для чего нам фанера. А потом говорят: «У нас нет фанеры, а то с удовольствием дали бы».

Дядя Миша нам вынес заржавленный примус. Он думал^ нужен металлолом.

— Давай примус возьмём, — сказал я.

Вовка сказал:

— Нам примус тоже нужен. Но сейчас нам очень фанера нужна. А за примусом мы в другой раз зайдём.

Тётя Поля чуть–чуть приоткрыла дверь и закричала:

— Фанеры нет! Лома нет! Макулатуры тоже нет!

Фанеры не было ни у кого.

К вечеру мы на чердак забрались. Там кусок фанеры нашли, как раз для лопаты.

Вовка от радости стал плясать и петь песню:

Мы сделаем лопату!Прекрасную лопату!Чудесную лопату!Отличную лопату!

Потом он кончил петь и сказал:

— Эх! Будет лопата! Мы ведь вдвоём её будем делать. Она у нас выйдет вдвое лучше!

Начали мы мастерить лопату. Лопата, конечно, — простая вещь. Но сделать её оказалось трудно.

Стали мы гвозди в фанеру вбивать. Один гвоздь вбили — мало. Фанера на палке крутится. Второй гвоздь стали вбивать — фанера треснула.

— Пропало всё, — сказал я.

А Вовка сказал:

— Я придумал. Давай вытащим гвозди. Перевернём фанеру и снова прибьём.

Мы так и сделали. Я дышать перестал, когда гвозди вбивали. Я всегда не дышу, когда какое–нибудь ответственное дело делаю. Мне казалось: а вдруг опять лопнет. Но все хорошо обошлось. Только я себе палец ушиб. И Вовка — два пальца.

Огромная получилась лопата. Выше меня и Вовки.

— Мы её будем вдвоём нести, — говорит Вовка. — Я впереди, ты сзади.

— Нет, уж лучше ты сзади иди, — говорю.

— Не хочу я сзади, — говорит Вовка.

— Что ж, по–твоему, я должен сзади плестись?

— А я должен сзади плестись?

Я подумал и так решил: по–моему, всё равно, впереди идти или сзади. По–моему, это одно и то же.

— Пожалуйста, — говорю, — шагай себе впереди. Мне не жалко.

— А мне, думаешь, жалко? — говорит Вовка. — Пожалуйста, где хочешь шагай. Мне всё равно.

— Напрасно мы из–за этого спорим, — говорю. — Из–за этого спорить совсем не стоит. Тем более, что мы можем оба идти впереди.

— Тогда мы всю дорогу закроем, — говорит Вовка.

— Люди поймут нас, — говорю.

Понесли мы лопату с песней.

Один прохожий сказал:

— Ого! Это лопата! В жизни не видел таких лопат! Ему очень понравилась наша лопата. Иначе он не сказал