Александр Рыжов - Трое в подземелье Страница 2

Отец поманил его в пустую раздевалку и негромко конкретизировал:

– Руслан в горы приглашает, на Урал. Программа следующая: прибываем на место основного базирования, ночь проводим в отеле, затем – в горы. В первый день совершаем восхождение, ночуем на уступе, на высоте птичьего полёта. Во второй день гуляем по хребту и спускаемся. В третий лезем в пещеру, ночуем в ней, а утром – домой. Как тебе?

– Зашибись!

– Я так и думал, что тебе понравится, – отец похлопал Люсьена по упругому плечу.

– Сколько нас будет?

– Немного. Руслан, подруга его, я её не знаю, и мы с тобой. Да, ещё хочу Вилли взять.

– Ну его! – запротестовал Люсьен. – Он жирный, будет, как улитка, плестись. Всю малину нам испортит.

Младшего брата Люсьен не уважал. Подумаешь, вундер! Толстый, неповоротливый, два шага сделает, и уже дыхалка сбивается, пыхтит, как паровоз. Куда с таким в горы…

– Ничего, – возразил Денис Александрович, – пусть развеется. А то засиделся, того и гляди геморрой себе раньше срока наживёт. Короче, – он посмотрел на наручные часы, – мне в офис пора, а ты звякни ему, предупреди. Пусть морально готовится, вылетаем послезавтра.

– А мама?

– Ей не вырваться, будет ждать нас дома. Ну, бывай!

Он ещё раз хлопнул сына по плечу и, развернувшись, вышел из раздевалки. Люсьен постоял чуток, обдумывая услышанное, затем открыл свой шкафчик и полез в карман куртки за мобильником.

Ульяна

Котёнок настырно мяукал – просил есть. Беда с этим зверьём… Ульяна отложила книжку Макса Вербера, которую не могла осилить уже пятые сутки, и поискала глазами источник звуков, сколь настойчивых, столь же и жалобных. Вон он, на диване, рядом с валиком лежит. Сам ведь, паршивец, ничего для себя не сделает.

Ульяна из удобного плюшевого кресла перебазировалась на диван. Котёнок мявкал на одной и той же высокой ноте. Зачем, спрашивается, он нужен и какая от него в доме польза? Никакой, морока одна. Парочка несложных движений – и не будет больше доставать своим нытьём… Ульяна подумала, вздохнула и протянула руку. Нет, не сможет она от него избавиться. Как говорил классик, которого она прочла ещё в детсаду, «мы в ответе за тех, кого приручили». Даже если всё это понарошку.

Она взяла с дивана сотовый и нажатием кнопки покормила оголодавшего электронного зверёныша. Кошачья мордашка на экране расплылась в довольной гримаске, а жалобный писк сменился сытым урчанием. Как ему мало надо для счастья! Всем бы так… Ульяна вздохнула и отложила телефон. А вот у неё самой со счастьем в жизни как-то не заладилось. Пять лет прошло с того дня, когда в автокатастрофе погибли родители и её взял на воспитание дядя Потап. Пять лет. Слишком маленький срок, чтобы залечить столь тяжёлую душевную рану. Ульяна была оптимисткой, каких поискать, да и жилось ей у дяди, чего скрывать, неплохо, но всё-таки, всё-таки… «Сирота» – это клеймо на веки вечные, никуда от него не денешься. Потому и тянуло её о ком-нибудь позаботиться – хотя бы даже о бездушной игрушке, упрятанной в мобилу. Пусть другим достанется то, чего недополучила в детстве она сама: ласку, внимание, нежность, любовь…

Ульяна встала с дивана, подошла к зеркалу и посмотрела на себя задумчиво и серьёзно.

Поправила растрепавшуюся пламенно-рыжую чёлку, стёрла пальцем пятнышко помады на щеке. Детство кончилось, в тринадцать лет она ощущала себя вполне взрослой и самостоятельной. А дядя твердит: учись, учись. Чему учиться, если и так всё уже знаешь? Школьную лямку она тянула покорно, но без удовольствия. По русскому и литературе её никто не мог переплюнуть. Уже к пятому классу она перечитала всё, что полагалось по школьной программе вплоть до одиннадцатого, и вдобавок кучу всяких книжек сверх плана. Сочинения писала в стихах, училка сравнивала её стиль со стилем Мирры Лохвицкой. Одноклассники в большинстве своём, слыша это, ржали: думали, остолопы, что Лохвицкая – производное от «лоха». Но Ульяна знала, кто такая Мирра Лохвицкая. Поэтесса Серебряного века, её сам Брюсов хвалил.

Единственное, что не давалось – алгебра и геометрия. Тоскливое это было занятие – вычитать-делить-перемножать. Никакого полёта фантазии! Ульяну, впрочем, такой расклад не расстраивал: пускай себе будут по математическим дисциплинам четвёрки с тройками (ниже троек никогда не опускалась), она же не на физмат поступать готовится. А запирать мозги в тесную арифметическую клетку, где нет места воображению, только ради того, чтобы, как выражается класрук Платон Степаныч, «не портить себе дневник», она не намерена. Не такой у неё нрав.

Оставленный на диване мобильник с присмиревшим котёнком вдруг разразился арией из «Князя Игоря». Ульяна терпеть не могла пустопорожней попсы и напичкала телефон сплошной нетленкой: Моцарт, Шуберт, Скрябин, Бородин… На дядином номере у неё стояло любимое: «Улета-а-ай на крыльях ветра-а…»

– Слушаю.

– Ульяш! – Мембрана аж запузырилась от трубного баса Потапа Васильевича. – Ты ведь на каникулах сейчас?

– Июль, дядечка, – удивилась Ульяна тому, что он мог позабыть такую очевидную вещь.

– Да, помню. Это я так, уточнил на всякий случай… Ты не могла бы подсобить мне в одном дельце?

– Опять текст для рекламного ролика навалять?

– Нет, поинтереснее. Это связано с одним нашим проектом.

Ульяна чуть не подскочила от радости. Поучаствовать в дядином проекте? Сколько она прежде ни упрашивала дядю, он ни разу не соглашался, всё бубнил, что дело, мол, непростое, дилетантов не любит. А тут – сам предлагает!

– Ты не шутишь, дядечка?

– Какие шутки? Дело, сама понимаешь, непростое, дилетантов не любит. Кому другому ни за что не доверил бы, но на тебя полагаюсь: знаю, что не подведёшь.

– Я ведь тоже дилетант…

– Не скромничай. Работу мою изучила, разбираешься. Я тебе задачу изложу, а по ходу сама поймёшь, как её лучше выполнить. Согласна?

– Конечно, дядечка! Что делать надо?

– Во-первых, послезавтра полетишь на Урал.

– Куда?

– На Урал. Там всё и состоится.

Ульяна размышляла секунду, не дольше. На Урал так на Урал. Ни разу восточнее Казани не ездила, будет, о чём осенью сочинение написать на тему «Как я провела лето». В стихах, Мирре Лохвицкой на зависть.

– Можешь отказаться, – подковырнул Потап Васильевич, уловив заминку.

– Дядечка!

– Ладно, ладно, это я так, уточнил на всякий случай. Рад, что поездка тебя не смущает. Тем более не одна будешь, за тобой Рада присмотрит.

– Не надо за мной присматривать, сама справлюсь!

– Не гоношись! – осадил племянницу Потап Васильевич. – Она тоже не на прогулку едет. Смекаешь?

– Смекаю. Какая же у нас задача, дядечка?

– Не по телефону, Ульяш. Не забывай: в нашей работе главное – абсолютная секретность.

Если произойдёт утечка информации – пиши пропало.

– Помню, – проговорила Ульяна и внутренне вся поджалась.

Она действительно помнила: секретность, секретность и ещё раз секретность. Работа у дяди щекотливая – что называется, на грани. Неловкое движение сделаешь, грань переступишь – и кранты. А клиенты у него те ещё, спуску не дадут.

– Рассчитываю на тебя, Ульяш. Не подведи.

– Не подведу, дядечка. Не под-ве-ду. Водилась за ней такая привычка: ключевые слова повторять и раскладывать их на слоги – для убедительности.

– Ты, кстати, одна сейчас? Посторонних нет?

– Я дома, дядечка. Тут нет посторонних.

– Это я так, на всякий случай уточнил… Можешь подъехать ко мне на Мясницкую? Там всё и обговорим.

– Конечно!

– Хорошо. Пришлю Жору с машиной, жди.

– Не надо, дядечка. Я на метро доберусь.

– Зачем же на метро-то?

– Для секретности, – ответила она и подмигнула своему отражению в зеркале.

Часть 1

Вверх!

Глава 1

в которой начинают происходить необъяснимые и невозможные события

Люсьена и Вилли Ульяна невзлюбила сразу. С первого же вопроса, заданного старшим из братьев, как только вся компания перезнакомилась и уселась в самолёт:

– Ты кто? Тебя в списке не было.

Ульяна, которую угораздило сесть рядом с ними, неприязненно покосилась на Люсьена. Таких людей она оценивала мгновенно. Качок, рубаха от бицепсов по швам расходится, а в котелке не больше одной извилины.

– Я вне списка, – процедила она, взирая на него сверху вниз (благо рост позволял). И замолчала, давая понять, что общение с подобными особями считает ниже своего достоинства.

Очкарик Вилли не понравился ей по другой причине: он вовсе не обратил внимания на её присутствие – скукожился себе возле иллюминатора и давай долбить по клавиатуре ноутбука, как дятел по сосне. Ульяна решила поначалу, что в какую-нибудь дебильную «Кваку» рубится, но потом, осторожно вытянув шею, увидела на дисплее вереницы непонятных цифирей. Ясно – ботаник. Грызун гранита, будущий Эйнштейн.

Ульяну кольнула игла ревности. Надобно тебе сказать, читатель, что в отдалённых планах девочки значилось получение Нобелевской премии по литературе. А что? Её давно уже никому из россиян не давали. Последним был Бродский в 1987-м, да и тот эмигрант. Нобелевские премии нашим вообще очень туго дают, и каждый раз это такое событие, что вся страна гудит. В себе Ульяна не сомневалась – получит обязательно, но, как показывает история, не раньше пятидесяти, то есть ещё лет тридцать семь подождать придётся. А вдруг этот ходячий арифмометр раньше неё престижную награду отхватит? Весь эффект тогда пропадёт. Математикам, правда, Нобелевскую премию не присуждают, но он ведь может не в математики, а в физики-ядерщики податься…