Иосиф Дик - Огненный ручей Страница 2

«А всё-таки как бывает здорово, — ликовал про себя Андрюша, — думал, что к бабушке поеду, а вышло — на Украину! Туда бы каждый обрадовался поехать: арбузов вдоволь, рядышком Днепр. Чем не жизнь?.. А где-нибудь на берегу можно будет построить шалаш. Наваришь каши гречневой — и наблюдай за природой, как она развивается. А ночью придётся костры жечь, чтобы звери не подходили… Эх, жалко, фотоаппарата нет, а то бы уже пофотографировал вдоволь! И в школьную фотовитрину эти бы карточки поместили… Ура! Завтра улетаю! Вот повезло мне!..»

Андрюша, как и всякий мальчишка, был очень любопытным человеком. Он любил читать книжки про войну и про шпионов, про открытие неизведанных земель, и когда он читал эти книжки, то первым героем среди героев видел себя. Особенно он любил читать про великих изобретателей и учёных. Ему самому очень хотелось сидеть ночами напролёт над ретортами с кипящими химическими веществами, мучиться над изобретением паровой машины и среди своих врагов, восходя на костёр, восклицать, например, как Галилей: «А всё-таки она вертится!» И он очень сожалел, что вокруг него всё уже изобретено. Радио — есть, телевидение — есть, реактивные самолёты — есть, автомобили — есть. И куда ещё можно приложить свои силы?! Андрюша пытался сделать электрическую мухобойку: муха садится на медный провод, обмазанный мёдом, и её парализует током, но, кроме того, что током два раза тряхнуло его самого, он ничего не достиг.

Кто знает… может быть, теперь, после перелёта на новое место, Андрюша и найдёт не исследованный наукой какой-нибудь вопрос, и его имя загремит на весь мир.

И только почти у самого дома он забеспокоился: а вдруг отец раздумал брать его с собой? Что делать? Нет-нет, он не раздумал. Обещал — сделает. А вдруг он на поезде захочет ехать?..

Впрочем, из-за последнего вопроса волноваться совсем нечего. Андрюша видел сам: дома на отцовском письменном столе лежали два картонных билетика, похожие на железнодорожные. На них было написано: «Аэрофлот».

Глава II. В облаках

Хороша утренняя Москва! Высокие узорчатые фонари с белыми колпаками ровным рядом тянутся вдоль тротуаров. Вот у подъезда серого дома, положив на лапы голову, сладко спит каменный лев. По песчаным дорожкам зелёных скверов прыгают стайки воробьев. Кругом на клумбах цветы: красные, синие, белые… А висящий над Москвой-рекой серебряный Крымский мост такой просторный и красивый, что, когда въезжаешь на него, так и кажется — ты уже в будущем.

Андрюша, в белой рубашке и красном галстуке, сидел рядом с шофёром и жалел, что никто из его друзей не видит, как он едет в машине. Семён Петрович, Андрюшин отец, сидел сзади. В ногах у него стояли три чемодана.

Автомобиль нёсся по Садовому кольцу, разделённому надвое белой пунктирной линией. В переулках на месте бывших трамвайных путей тяжёлые катки подминали под себя ещё дымящийся, привезённый с завода асфальт.

Солнце ещё не всходило, но было уже светло.

Пустынный проспект лежал в сиреневой дымке. Заспанные дворники в белых фартуках широкими взмахами метлы подметали тротуары. Посередине улицы, распустив водяные, прозрачные крылья, медленно плыла поливальная машина. За нею издалека тянулась чёрная, глянцевитая полоса. То тут, то там, одиноко прижимаясь к домам, голубели тележки из-под газированной воды.

Сколько раз проходил Андрюша по этим улицам и не замечал их красоты, а теперь, покидая Москву, он вдруг впервые как-то особенно почувствовал, до чего он любит свой город…

На Крымской площади машину остановил милиционер.

— Почему на жёлтый сигнал едете? — спросил он, хотя улица была пустынна.

— Простите, не рассчитали, — сказал шофёр. — На аэродром торопимся.

— На аэродром? — Милиционер строго посмотрел на шофёра и, захлопывая дверцу, откозырнул: — Тогда поезжайте!

— Спасибо! — ответил Андрюша. А когда тронулись, подмигнул шофёру: — Чуть не попались!

Отец щёлкнул Андрюшу в затылок:

— Рад, что едешь?

— Очень! — улыбнулся Андрюша. — Пап, а мы не могли бы взять с собой Серёжку?

— Ну и что бы я с вами там делал?

— Ничего! Жили бы все вместе, и всё. Мне бы веселее было!

— Хорошенькая причина! Ты скажи спасибо, что я тебя одного беру, а ты ещё и Серёжку тянешь! По знакомству хочешь его пристроить?

— Он меня очень просил…

— Пусть не горюет… На его век ещё хватит и строительств и путешествий.

— Но ведь с детства лучше начинать.

— Это верно… Но не обязательно… Можно и в своём дворе дело найти.

Дорога за городом была широкой и гладкой. Под автомобилем звенели шины. Стрелка на спидометре колебалась между цифрами «60» и «70». В открытое окошечко врывался упругий ветерок, приятно пахнущий свежей травой. На поворотах и перекрёстках шоссе стояли столбики с условными знаками. Вздёрнутые полосатые шлагбаумы целились, как зенитки, в бледно-голубое небо. Шофёр, завидя их, притормаживал.

В аэропорте, в высоком светлом зале с мраморными стенами, Семён Петрович, усадив Андрюшу на скамейку, понёс с носильщиком чемоданы на взвешивание.

Оставшись один, Андрюша огляделся. Аэропорт походил на самый обыкновенный вокзал. Тут сновали носильщики с медными бляхами на груди. При выходе на лётное поле висела надпись: «Выход на посадку». А у кассы можно было прочитать расписание самолётов и поглядеть на карту авиационных линий: Москва — Владивосток, Москва — Прага, Москва — Берлин… Только пассажиры здесь были немножко задумчивее и тише, чем на железной дороге.

Пока Андрюша ожидал отца, мимо него несколько раз пробегали какие-то люди с киноаппаратами.

— Давайте микрофоны! — командовал невысокий человек в зелёном костюме. — Пускай наша машина прямо заезжает на поле!

Андрюша не усидел и побежал за человеком в зелёном костюме. К аэровокзалу, урча моторами, подкатил самолёт-гигант, на котором латинскими буквами было написано «Эйр Франс». «Кто-нибудь из Франции», — подумал Андрюша и не ошибся. В Советский Союз прилетела французская рабочая делегация. Её встречало много людей. Как только из самолёта показался первый человек в чёрном берете и на костылях, все встречающие зааплодировали. Когда французы сошли на землю, к человеку на костылях поднесли микрофон, и он начал говорить. После каждой фразы он опускал голову вниз, словно разглядывая костыли, и ждал, когда переводчик закончит перевод. Француз говорил:

— Дорогие русские братья! Над нашими головами только что пронёсся ураган войны. Я хотел бы бросить костыли и радостно шагать по зелёной земле, но фашисты мне сломали позвоночник. Потом мы — и русские, и французы, и англичане — сломали хребет фашизму, но наши раны ещё болят. Так соединим же свои усилия для построения новой, счастливой жизни!

Русские рабочие поднесли французам цветы.

Андрюша побежал в вокзал.

Вернулся отец, держа в руках какие-то квитанции.

«Внимание! Производится посадка на самолёт Москва — Жигачёв — Симферополь! — загремел по залу голос диктора. — Вылет в шесть утра!»

— Это наш, — сказал Семён Петрович, — идём.

«Сейчас полетим! — восторженно подумал Андрюша. — Хорошо бы повыше подняться, километров на пять!»

Двухмоторный самолёт со стеклянным лбом, раскинув строгие крылья, стоял почти у самого здания. Сначала он был похож на гигантскую стрекозу, потом показалось, что это не просто самолёт, а межпланетный корабль. К нему на тележке подвезли вещи и начали их грузить. Какой-то человек в синей фуражке, заглядывая в листок, выкликал фамилии пассажиров.

Андрюша подошёл к хвосту самолёта, дотронулся пальцами до холодного, покрытого росой металла. На нём остался еле заметный след, как на запотевшем стекле. Тогда Андрюша вывел на хвосте: «С-е-р-ё-ж-а».

— Мальчик, не трогай, пожалуйста! — вдруг услыхал он чей-то голос и обернулся.

Перед ним стояла тонконогая девочка в белых носочках и в коротеньком коричневом платье с пояском. У неё были гладкие чёрные волосы, заплетённые в одну косичку. Карие глаза смотрели на Андрюшу не то насмешливо, не то серьёзно.

Эта девочка была чем-то похожа на Галку Ершову. Вероятно, своим независимым видом. И так как Галка вчера намного обидела Андрюшу, то сейчас он смотрел на незнакомку надменно и строго. Может быть, эта тоже колючая, и надо тут держать ухо востро. А вообще девчонка даже была красивая. Щёки у неё были нежно-розового цвета, над правым ухом голубой бантик с распустившейся ленточкой.

— А ты мне что за указ? — хмуро ответил Андрюша. — Тебе-то какое дело?

— Вот и дело! Не трогай, пожалуйста, — настойчиво повторила девочка, теребя кончик своего пионерского галстука. — Отвинтишь ещё чего-нибудь, а нам разбиваться?

— Разбиваться будем — не разобьёмся. На парашютах спрыгнем, — ответил Андрюша, а сам посмотрел на хвост самолёта: уж действительно не отвинтил ли чего-нибудь?