Иосиф Дик - В нашем классе Страница 2

— Ну, послы, — ни пуха вам ни пера!

II

Ребята причесались в раздевалке перед зеркалом.

В вестибюле показался лысый старик в телогрейке, в валенках с калошами из красной резины и с лопатой на плече. Димка подбежал к нему и весело сказал:

— Савелий Яковлевич, как живете?!

— А-а! Здорово, Архимед! — ответил старик. — Ты как сюда попал?

— Нежданно-негаданно. Где тут у вас пионерская?

— Пионерская? На третьем этаже. Это по коридору направо лестница будет. А я гляжу — люди стоят. Думаю: может, комиссия какая ко мне в котельную?

— Это наш сосед по квартире, — сказал Димка Толе, поднимаясь по лестнице. — Так-то он вообще ничего дядька, но иногда любит моей матери на меня жаловаться…

В коридорах стояла тишина. За дверями классов шли уроки… Блестящий паркетный пол, выложенный коричневыми ромбиками, был очень звучным, и как ни старались ребята ступать потише, шаги их были громкими и отчетливыми. На втором этаже в буфете полная женщина в белом халате делала бутерброды.

А рядом с буфетом висела большая картина. На ней был нарисован бедный длинноволосый деревенский мальчик, с завистью заглядывающий в сельский класс. Он был в лаптях, с палкой в руках, на спине — котомка. Видно, шел издалека.

На третьем этаже вдоль стены тянулся длинный ряд стенных газет: одни — с кричащими, яркими заголовками, другие — поскромнее. На многих красовались искусно нарисованные картинки и карикатуры. Это очень удивило Толю. Он совсем не предполагал, что девочки могут так хорошо рисовать.

А одна газета была на английском языке. Называлась она «The school news», что по-русски означает: «Школьные новости».

В этом же коридоре на мраморных подоконниках стояло много гераней, фикусов, пальмочек. На одном из глиняных горшков, на наклеенной бумажке, Димка прочел:

«Осока

Васильевой Тани, 6 кл. «А».

Другим не поливать!»

Димка вспомнил, что у них в школе осенью тоже было много цветов, но потом они почему-то завяли.

Вдруг из угловой комнаты им навстречу выбежала какая-то длинноногая девочка. Увидев Толю и Димку, она оторопело посмотрела на них, пошевелила беззвучно губами и кинулась обратно в комнату. За дверью послышался ее задыхающийся голос:

— Мальчишки идут! Мальчишки идут!

Потом все стихло, и дверь снова распахнулась.

На пороге стояла уже другая девочка, в коричневом платье с маленьким стоячим кружевным воротничком. Две тугие косы оттягивали ее голову чуть назад, и взгляд поэтому у нее был прямой и гордый.

— Скажите, пожалуйста, — улыбаясь, спросила она, — вы из восемьсот десятой школы?

— Из восемьсот десятой, — в один голос ответили Толя и Димка.

— Здравствуйте. Меня зовут Аней. — Девочка протянула руку. — Заходите сюда.

Ребята вошли в пионерскую.

Посередине просторной комнаты, увешанной плакатами, красными флажками и треугольными вымпелами, стоял рояль. Девочка, которая первая встретила ребят, придвигала к столу стулья, убирала шашки и шахматы. Дима и Толя поздоровались и назвали свои имена.

— А я Зина, — сказала девочка. — Прошу к нашему шалашу.

Аня уселась за стол и вынула из кармана записную книжечку:

— Вот видите, мальчики, мы… то есть наш класс… решили сделать литературный монтаж…

Аня внимательно посмотрела на Димку, и Димка покраснел. Он был в помятом пиджаке, и девочка, наверно, подумала о том, что дома за ним никто не следит. Димка старался не глядеть на Аню. Он немного косил. У него были большие черные, будто бархатные глаза, и правый смотрел чуточку в сторону.

— У нас на сцене будут и врачи, и слесари, и шахтеры. А потом мы решили, что шахтера все-таки должен играть мальчик.

— Простите, и план монтажа у вас есть? — спросил Толя, а про себя отметил, что какие все-таки девчонки хитрые: присыпали загадочное письмо, а тут все дело, оказывается, в шахтере.

— Есть. Мы даже хотим на сцене и салют устроить, — ответила Аня.

— А дадут стрелять в школе? У нас даже из резинок не позволяют стрелять, а не то что порохом.

— Зачем порохом?! — Лицо у Ани вытянулось. — Мы хотим сделать салют из разноцветных лампочек… их только надо вверх подкидывать.

— Это великолепно придумано! — сказал Толя. — И даже можно в это время по радиоузлу марш транслировать.

Толя, статный и чистенький, сразу произвел на Аню хорошее впечатление. На смуглом лице его играл румянец, светлые волосы были гладко зачесаны назад и открывали широкий лоб. Из-под светлых бровей смотрели внимательные серые глаза.

— А у нас нет радиоузла, — сказала Зина, которая до сих пор молчала, — некому этим заняться. У нас была одна девочка, понимавшая в этом деле, но теперь она уехала…

— Н-да, — задумчиво произнес Толя и подмигнул Димке. — Надо, значит, теперь товарищескую помощь просить.

— А у кого?

— Ну, хотя бы у нас, — усмехнулся Толя.

— Мальчики, теперь вы попались! — вдруг захлопала в ладоши Аня. — Лучше, пока не поздно, берите свои слова обратно.

Димка хотел было толкнуть Толю — дескать, зачем ты это затеял? — но, увидев на лице у девочки неподдельную радость, подумал: «А может быть, и правда взяться за это дело?», и промолвил:

— Чего же нам отпираться? Раз сказали — значит, сможем. Только через недельку начнем. Нам ведь еще подготовиться надо.

— Дим, — вдруг обратилась к нему Аня, — а ты когда-нибудь играл на сцене?

— Нет, не играл, — ответил Димка, чувствуя какую-то странную неловкость, будто его связали по рукам и ногам.

— А как ты декламируешь?

— Да так… Не умею я.

— Но это ничего не значит! — вдруг решительно сказала Аня. — Научим… Знаешь, ты подходишь к нашей постановке! — Девочка покосилась на Толю, как бы раздумывая, куда бы и его пристроить.

Но Толя опередил ее:

— Нет, мне поручать ничего не надо. Я очень занят, — и, встав из-за стола, медленно подошел к роялю и тронул пальцами клавиши.

Родился стройный аккорд. Он был взят умелой рукой.

Разговор в пионерской умолк. Девочки насторожились.

— Вот вам кого на роль надо пригласить, — шепнул Димка. — Ох, и играет же здорово! Чего хочешь подберет! — И громко добавил: — Толь, ну-ка, знаешь, сыграй… как это: «Слышишь, в роще зазвучали трели соловья».

— Шуберта? Не хочется…

— Не ломайся, не ломайся! — сказал Димка. — Раз просят — сыграй. Только приглуши звук — уроки идут… Или давай лучше свое.

— Как свое? — спросила Аня.

— Очень просто — он может и сам сочинять музыку. Вот сейчас услышите… Это живой композитор.

Толя с минуту поколебался, потом сел за рояль. Положив пальцы на холодные белые клавиши, он на секунду задумался, затем качнул головой, и комната вдруг наполнилась тихой, мелодичной музыкой.

Девочки не сводили с Толи глаз.

Он играл минут пять. Когда в музыке слышалось напряжение, какая-то борьба, он склонялся над клавишами и бил по ним, будто хотел вмешаться в эту борьбу. А наступало просветление — он откидывался на спинку стула и поднимал глаза к потолку. Пальцы, казалось, двигались сами собой…

Толя играл ноктюрн Шуберта — единственная вещь, которую отлично знал, но всем почему-то казалось, что это «свое»…

Улицы в тот вечер после дневного снегопада были сплошь в сугробах. На Колхозной площади снегопогрузчик, похожий на пожарную машину, окруженный толпой любопытных, медленно надвигаясь на сугробы, захватывал их гребками и грузил на самосвалы. Снег на транспортере кипел, как пена в водовороте.

Садовое кольцо лежало, как широкое русло замерзшей реки…

Да, очень хорошо было вчетвером идти по заснеженным улицам и вдыхать морозный, колкий воздух. И хотелось бы всем продлить эту прогулку, но время было уже позднее, и поэтому волей-неволей надо было расставаться. Первым свернул к себе в переулок Димка, потом отделилась Зина, и вдруг оказалось, что Толе с Аней по пути.

— А что у вас, Аня, за значок такой рядом с комсомольским? — сказал Толя, когда они остались вдвоем.

— Это один французский писатель мне подарил, — сказала Аня. — Он к нам в школу приезжал. Он у меня знаете о чем спросил через переводчика? Есть ли у нас телесные наказания. Ну, я очень удивилась и говорю: «А почему вы так спрашиваете?» А он показал на свой лоб, на котором был шрам. Это, оказывается, его учитель головой о парту стукнул.

— Хм!.. Интересно! А почему это он пришел в вашу школу?

— Не знаю. Наверно, кто-нибудь порекомендовал.

— Значит, школа на хорошем счету?

— На хорошем.

— У вас двоек мало?

— Совсем нет. И двоек нет, и второгодников нет.

— Ни одного второгодника?

— Ни одного.

— Ого! Что-то не верится! А учителя отметки не натягивают?

— Очень странный вопрос! — Аня даже замедлила шаг.