Виталий Губарев - Павлик Морозов Страница 2

Федя увидел на пороге старшего брата, соскользнул с печки.

- Братко пришел! О, гляньте, карасей сколько!

Дед поднялся:

- А-а, рыболов! Ну, поди, поди сюда, внучек.

Павел на ходу шепнул брату, косясь на сидящих:

- Отец не злой?

- Веселый, Паш, с дедом песни поет.

Отец дожевал кусок мяса, старательно вытер ладонью рот.

- Ты что же, сынок, так поздно?

- Далеко зашли, папанька... На той стороне озера были.

- Смотри, потонешь когда-нибудь. Ну, садись, ешь. Налей-ка ему, Татьяна.

Мать подала миску со щами, села рядом с сыном.

Была Татьяна худой и бледной, прожила она свои тридцать пять лет в постоянном труде, радостей видела мало. В детстве не пришлось учиться: батрачила у богатого соседа. Замужество не принесло облегчения. Хозяйство и дети отнимали здоровье и силы, но в детях находила Татьяна свою материнскую радость. Вон Пашка какой большой и разумный вырос! Лучший ученик в школе. Учительница Зоя Александровна говорит, что ему обязательно нужно учиться дальше. Может, доктором или учителем станет. Домой носит всякие книжки и все читает газеты. И мать по складам читать и расписываться выучил. Сначала смешно было, думала - впустую все занятия, а потом приятно стало складывать из букв слова и понимать их.

Все бы хорошо, да только Трофим суров с детьми, особенно почему-то недолюбливает Павла.

Татьяна ласково смотрит на сына, поглаживает твердой рукой по его жестковатым черным волосам:

- Не хлебай, Пашутка, быстро - захлебнешься...

Павел ест, обжигаясь и морщась, дует в ложку, искоса поглядывает на двоюродного брата Данилу. Тот сидит, развалясь на скамье; глаза, как у деда, помутневшие и узкие. На верхней губе у него растет, да никак не вырастет редкий рыжеватый пух. Павел знает, что Данила часто скребет бритвой под носом, чтобы усы лучше росли. Хочется ему походить на взрослого мужика. Вот и сейчас сидит он и крутит непослушными, пьяными пальцами папиросу. «Задается», - решил Павел.

Данила так и не скрутил папиросу: рассыпал табак. Поманил кивком Федю и сказал шепотом, протягивая стакан:

- На... допей.

Федя делает круглые глаза, качает головой:

- Пей сам. Пашка говорит - нельзя ребятам. - И он с тревогой взглядывает на старшего брата.

Федя преданно любит Павла и во всем старается ему подражать. Ведь с осени Павел будет учиться уже в четвертом классе, а он, Федя, только пойдет в первый. И потом еще, Павел - вожак в отряде у пионеров, его все ребята слушаются. Через два года и Федя тоже будет пионером!

Данила усмехается:

- Мало что Пашка говорит... Кто он тебе?

- Брат.

- Так я ж тоже брат.

Федя молчит, соображая что-то.

- А ты не пионер! Вот! - говорит он.

- Пио-онер! - презрительно тянет Данила.

Бабка Ксения грозит ему пальцем, шелестит беззубым ртом:

- Ты чему там Федюшку учишь, разбойник! Садись сюда, внучек. - Она усадила мальчика рядом, приласкала.

Дед Серега весело кивает Павлу:

- Федюшке-то нельзя, а старшому приучаться можно.

Трофим пьяно улыбается, тянется к Павлу, обнимает:

- Сынок, поди ко мне, милый...

Он горячий и потный, от него резко пахнет водкой, но Павел так поражен этой неожиданной, давно забытой лаской отца, что льнет к нему и говорит тихо и растроганно:

- Папанька... папанька...

Мать, улыбаясь, смотрит на них. На ее бледном лице радость.

- Давно бы так... А то совсем забыл, как детей любить надо.

Отец целует мальчика мокрыми губами, подсовывает ему стакан:

- Выпей, сынок, за папаньку. За папанькино здоровье!

- Ему нельзя, дядя Трофим: он пионер, - кривится Данила.

Татьяна вскакивает:

- Трофим! Рехнулся, что ли? Мальчишке тринадцать лет... Не слушай его, Пашутка!

Но Павел нерешительно берет стакан:

- Подожди, мам... Ведь за папаньку!

- Па-аша! - ахает Федя.

Татьяна гневно кричит:

- Трофим!

- Ну ладно, ладно, не буду... - виновато посмеивается отец. - Давай, Таня, чаю...

- То-то - чаю... - Татьяна успокоенно улыбается, осторожно отстраняет прижавшегося к ней Романа, привычными движениями убирает со стола.

- Чай, - говорит дед, - его хорошо со сладким пить. А что у вас к чаю есть?

- Есть кое-что, - зевает Трофим, подмигивая Феде. - Есть сладкое.

Он, покачиваясь, выходит из-за стола, распахивает дверцы шкафа.

- Крефеты! - счастливо визжит Федя.

- Дай, папанька! - так же тонко вторит ему Роман.

- С начинкой! - Трофим прищелкивает языком и, помахивая кульком, закатывается вдруг хриплым смехом. - Привезли сегодня в кооператив, ну, я и взял. А главное - никакого расхода! Председатель Совета!

Он сунул детям по две конфеты. Федя стремительно нагнулся над столом и прихлопнул конфеты ладонью, будто это жучки, собирающиеся улететь. Потом Федя взглянул на старшего брата. Павел сидел покрасневший и мрачный. Он не прикасался к конфетам.

- Я не буду их есть, - тихо проговорил Павел.

- И я не буду... - сказал Федя.

Все посмотрели на Павла. Отец сощурил один глаз:

- Почему же это ты не будешь их есть?

Павел молчал.

- Ну?

- Потому что... потому что...

- Почему?

Павел ногой нащупал под столом планку, соображая, будет ли она мешать, если понадобится бежать.

- Потому что... зачем ты брал конфеты? - выпалил он, краснея еще больше. - Взял, а денег не платил!

- А денег не платил... - слабо, как эхо, повторил Федя.

- Паша! - вскрикнула мать.

Дед Серега зашевелился, закачал головой:

- Неладно, ты внучек, про отца говоришь!

- А он пускай не делает, чего не полагается! Он думает, что председатель, так ему все можно!

Трофим сурово сдвинул брови. У него подергивался ус.

- Так... - заговорил он в тишине, растягивая слова. - Выходит, стало быть, по-твоему, я — вор?

Он рывком сдернул с рубахи ремень.

- Брось, Трофим! - Дед удержал его за рубаху. - Слышишь, брось! Мал он, зелен... Вырастет - поумнеет.

- Так я тебе покажу, какой я вор! - Трофим рванул затрещавшую рубаху из рук деда, шагнул к сыну.

Татьяна вскочила, стала перед мужем:

- Не тронь Пашку! Слышишь? Не тронь!

Он грубо толкнул жену, взмахнул ремнем.

Павел ждал этого движения и, согнувшись, скользнул в сторону. Ремень стегнул по скамейке. Мальчик распахнул окно, выпрыгнул в темноту.

С минуту Павел стоял у ворот, прислушиваясь к крикам разбушевавшегося отца. У него подергивался подбородок.

С крыльца сбежал всхлипывающий Федя, подошел к брату:

- Пашк... побил... больно.

Потом вышел дед, негромко окликнул Павла:

- Дурень, ведь отец-то пошутил... - Он протянул мальчику конфету: - Возьми. А ночевать, ребятки, вы нынче идите ко мне, а то прибьет вас отец. Смотри - расходился... Да возьми конфету, ведь пошутил он.

Павел в нерешительности помедлил, но конфету все-таки взял.

Глава III

СХВАТКА В ЛЕСУ

Ночью прошел дождь. Но к утру небо очистилось от туч, и солнце засияло над тайгой. Повторенное бесчисленное количество раз, оно сверкало в каждой травинке, в каждом листе.

Дул теплый южный ветер. Деревья мягко шелестели, осыпая крупные капли.

По лесу шла девочка в сереньком платье. Растрепавшиеся светлые косички ее были влажны от этих капель. Шагая по высокой траве, она подтягивала подол платья, и мокрая трава приятно холодила ее загорелые коленки.

На небольшой полянке девочка присела на ствол когда-то поваленного бурей дерева. Вокруг под ветром шелестела трава, и со всех сторон на нее наплывал веселый гул омытого дождем леса. Пахло цветами и сыростью.

Мурлыкая какую-то песенку и улыбаясь, девочка смотрела вокруг. Рядом с ней на длинный зеленый стебелек опустился большой бархатный шмель, и стебелек равномерно закачался под его тяжестью. Словно балансируя, шмель смешно перебирал мохнатыми ножками, подрагивал стеклянными крылышками. Девочка засмеялась и протянула к нему руку. Испуганный этим движением, шмель взметнулся кверху и, кругами набирая высоту, исчез между деревьями.

Потеряв из виду шмеля, девочка вздохнула, потянулась и, подложив под голову руку, легла на стволе. Лесной гул убаюкивал ее, и она закрыла глаза.

- Вот так ее в разведку посылать! - услышала она вдруг чей-то недовольный голос.

Девочка торопливо вскочила, одергивая платье. Перед ней стоял Павел с группой ребят.

- А что... я ничего... - смущенно заговорила она.

- Ну да, ничего! - усмехнулся Павел, весело поглядывая на товарищей. - Ничего, только по всему лесу храп раздается.

Девочка обиженно заговорила:

- А я и не спала совсем. На самую чуточку только глаза закрыла...

- Ладно уж, - примирительно сказал Яков. - Давайте, это самое, на этот раз простим ее. Уж больно она хорошо научилась дорожные знаки ставить. Ведь от самой деревни по ее дорожным знакам шли и не сбились.

- Так и быть, простим, - продолжая улыбаться, согласился Павел. - Ты, Мотя, так и знай: за дорожные знаки прощаем тебе нарушение дисциплины!