Алексей Кейзаров - Первый разведвзвод Страница 2

Фельдшер накричал на меня. И деду Кузьме попало:

— Теперь видите, до чего довела ваша мельница?

— Ты мельницу не трожь. Виноват я, не досмотрел малышей…

— А человек остался беспалым!

Я молчал, только морщился от боли. Что я мог сказать? Конечно, дед Кузьма тут ни при чем. Он хотел, чтобы я быстрее «приземлился», поэтому и толкнул другое крыло. А я думал, что он хочет поймать меня да крапивой. Поэтому и прыгнул на землю. А мизинец между гвоздями зацепился…

Болит — терпения нет… А что дома скажут? Дед Кузьма, будто отгадав мои мысли, говорит:

— А мы давай-ка в сад заглянем.

И прямо от медпункта сворачивает в колхозный сад. Хитрый дед Кузьма! Явись я сейчас домой — начнутся допросы: что да как… А так пройдет некоторое время, и обойдется. Может, и не узнают отец и мать.

Ну, про наш сад я потом расскажу. А мать с отцом и не узнали бы. Дед Кузьма — твердый на слово человек. Про все фельдшер разнес по деревне.

С тех пор я стал вторым «мельником». Так меня придразнили хлопцы.

А тут, как назло, и фамилия такая — Пальчиков. Пальчиков без пальца, без мизинца…

Вот поэтому я теперь не хожу на мельницу. И Славка не ходит, и Олег, и Федя. Правда, дед Кузьма сам там редко бывает. Страда: люди все в поле.

Не то сказка, не то быль

Под окошком — свист. Ну, конечно же, это Славка. Больше так никто не умеет свистеть. Вот и чумазое от загара лицо показалось в окне. Я завидую не только свисту, но и Славкиному загару. А вот Славкиному носу не завидую. Нос у него какой-то неудачный, лупится. Хватаю со стола кусок булки и выбегаю на улицу.

— Скорей, — шепчет Славка и таинственно оглядывается. — Дед Кузьма на совет кличет.

— Что-о?!

— Так и сказал: «Беги всех на совет покличь».

В голове сотня, нет, две сотни догадок. Может, как поймать сома, который под кручей живет? А может, чтобы пойти на тетеревов?

На лавочке уже сидят Олег и Федя. Не сидят, а ёрзают. Разве усидишь, если сам дед Кузьма собирается с нами держать совет?

Не один час пролетел, пока вышел дед Кузьма за калитку. Я даже обиделся: позвал, а сам дома сидит. А ты тут продирай штаны на его лавочке.

Вышел дед… с обыкновенным молотком. Вот те и раз! Хоть бы с удочкой, а то невидаль какая — молоток…

Только глаза — вприщуре. И улыбка такая таинственная, ну, такая, что про обиду начисто забудешь. Повскакивали мы. Готовы хоть в огонь, хоть в воду!

— А вы сидите, сидите, — и сам присел. Поглаживает свою бороду, вдаль посматривает. А потом и говорит: — Расскажу я вам сказку.

Мы опешили. Смеяться, что ли, вздумал над нами? Звал на совет, и на тебе — сказку…

А все-таки интересно. Ни разу не слышали от него сказки. Ежели и рассказывал, то быль. Так и говорил: «Быль». А тут — сказка.

Дед Кузьма закурил, выдохнул целое облако дыма. И оттуда, из-за сизой завесы, послышался вроде и не дедов голос:

— Густо клубилась пыль под копытами, и пена летела с лошадей, обрызгивая всадников. А плети свистели. Видно, плети хотели поднять лошадей и всадников над этой пылью. Поднять, чтобы они взглянули на ту деревню, где беляки мучают и старых и малых.

Но деревушка сама вырвалась из-за поворота и полетела навстречу первому разведвзводу.

Полетели и пули. И вот уже упал командир, и тревожно заржал его боевой конь. И взвод скучился, смешался.

Пыль осела, растаяла седым туманом.

Гуще зазвенели пули, а пулемет аж захлебывался свинцом.

И тогда выскочил вперед на сером коне паренек и крикнул:

— Слуша-ай! За мно-ой!

Снова полетел первый разведвзвод — с новым полетел командиром.

И дрогнули беляки. И уже за деревушкой заклубилась пыль. Только не копыта наших коней поднимали ту пыль…

А в деревушке тоже клубилось. Не пыль — дым клубился над хатой…

И тот же самый паренек в серой папахе на сером коне зычно крикнул:

— Взво-од! На пожа-ар!

Брезентовые ведра не звякали. Только колодезные журавли скрипели.

И потух пожар. И люди обрадовались, что в деревне опять свои, что от беляков и духу не осталось.

Только одна хозяйка хаты тихо плакала. Была хата как хата: с крышею, с потолком. Подожгли беляки соломенную крышу. И нет крыши, и нет потолка. Одни стены. А во дворе осень…

И снова раздалась команда. Аркадий — новый наш командир — сказал:

— К вечеру дом покрыть, потолок настлать!

Почесали старые вояки седые головы. А те, что помоложе, крикнули в один голос:

— Сделаем, товарищ командир!

А как ты крышу покроешь, чем потолок настелешь?

И тогда Аркадий приказал коней расседлать и в лес ехать за бревнами. А кузнеца посадил гвозди из проволоки сечь.

Визжали пилы, кололась дранка, звенела наковальня. Сам командир то доски пилит, то зубилом проволоку рубит. И первым стропила полез ставить. Крышу крыть тоже первым полез.

— В четыре дранки! — приказал он.

«Эге, — подумали старики. — Солнце с полудня рушило, а он — в четыре. Добро бы в две…»

А потом улыбнулись старые вояки. И правда ж: дранка-то сырая, рассохнется — будет решето, а не крыша. А четыре — не две! Молод, а умен Аркадий, — решили бывалые солдаты.

Кипит работа, спорится.

Подбежал жевжик этакий, ну вроде вас — тютелька в тютельку. Сынок вдовий, значится.

— Дядь, — потянул он за полу шинели нашего командира. — А чем же вам платить? Мамка спрашивает…

Слез командир с лесов на землю, положил руку на плечо пареньку и говорит!

— С тебя для меня и коня моего — ведро воды студеной.

— Всего ведро? — удивился парнишка. — А им, ну, всем, которые с тобой?

— А им тоже заплатишь. Дров наколешь их женам, воды принесешь, скотину накормишь, за малыми посмотришь, когда мамы заняты.

— Я? Один? — удивился парнишка.

— Зачем один? — сказал наш Аркадий. — Видишь, не один человек на крыше, не один человек доски пилит, дранку дерет… Так собирай-ка ты, малыш, свой малышовский взвод!

— А как я найду, где живут тети этих дядей?

Молодой командир улыбнулся и сказал:

— А не надо искать. В своей деревушке всем помогите. А другие малышовские взводы — в других деревнях. И в тридесятой деревне ваши храбрые разведчики найдут тетей этих дядей. Непременно найдут.

Дед Кузьма снова окутывается дымом, уже новой цигарки. И молчит.

— А дальше что? — не вытерпел Славка. — Что было дальше?

— Что нужно, то и было. Дом покрыли, потолок настлали. Потом сабли в руки, и пыль — за нами… А быль — перед вами.

Что-то знакомое, ну, совсем-совсем знакомое послышалось мне в этой были. Ну, конечно же, конечно…

— Так это ж Аркадий… Гайдар! — выдохнул я.

— Гайдар? — переспросил старик. — Что Аркадий — так это точно. А фамилия — нет, не такая…

— Ну, конечно же, Гайдар! — кричу я на всю улицу. — Гайдар!!!

— Запамятовал, — виновато говорит дед Кузьма. — Память не та. Только не Гайдаром знали нашего командира.

— Да он же, он, — уже и хлопцы подтверждают. — Он о тимуровцах писал. Ну, «Тимур и его команда».

— Не знаю, не знаю… А что малышовские взводы нашли и мою семью, так это точно. Долго искали, а нашли все-таки. Нашли перед самой войной с немцами. Да и после войны не позабыли. Ну, когда без ноги остался и раны не гноились… Да разъехались малышовские взводы, разъехались хлопцы, — вздохнул старик. — Одни в город, другие на целину…

Будто только этого я и ждал:

— А мы на что?

— Да я… да мне помощи не надо, — смутился дед Кузьма. — Я и сам теперь — уга-а! Другим вот пойду помогать. Аксинье хотя бы…

— И мы с вами! — сказал Славка.

— Мы — первый разведвзвод! — подумав, согласился и я.

Снова хитринка мелькнула и спряталась в дедушкиных морщинках.

— Ишь ты, первый разведвзвод! А ты заслужи такое званье…

Молча бредем вслед за ним по пыльной улице. Тихонько перешептываемся. И я снова подбегаю к деду:

— Ну, разрешите так называться, а? Мы заслужим. Ну, честное пионерское, заслужим!

— Что ж, — поразмыслив, сказал дед. — Разрешаю. Тайно. Пока не заслужите. А заслужите — тогда и в открытую можно.

Мы кроем крышу

Сначала построили леса: поставили столб, к нему — перекладину, а второй конец прибили к стене. На поперечины — дощатый настил. Вот и всё. Немудрено, конечно же. Немудрено, да без этого трудно крышу крыть. Это, как сказал дед Кузьма, плацдарм, с которого развиваем наступление на крышу. По дощатому настилу ходит наш дед — начинает первый ряд крыши. А мы таскаем сюда дранку.

Прыг-скок по лестнице — и там. Прыг-скок — и второй десяток дощечек лежит на плацдарме.

Оно б то интересно. Если бы не Славка. Славка распиливает дощечки на три части — это так надо для первых рядов. И мне завидно. У Славки настоящая работа. А у меня, как у всех, — у Олега и Феди. И я завидую даже капелькам пота, что на Славкином облупленном носу. А мы как ни таскаем, а пота нет…