Михаэль Энде - Джим-кнопка и 13 Лютых Страница 2

А маленькая принцесса добавила:

– Именно за это.

– Большое спасибо, – ответил господин Эрмель. – Но все же просто быть, так сказать, совсем без ничего, это же не жизнь. При этом я могу констатировать в себе невероятную образованность и наличие таких знаний, которые даже меня лично приводят в большое удивление. Но меня, к сожалению, никто о них не спрашивает.

Лукас, облокотившись в кресле, молча выпускал из трубки в потолок дымные облачка. Потом он рассудительно проговорил:

– Я так думаю, господин Эрмель, в один прекрасный день все образуется.

В этот момент снаружи раздался громкий удар, словно что-то натолкнулось на остров.

– Милостивый боже! – воскликнула госпожа Ваас и от неожиданности чуть не уронила чайник. – Вы слышали?

Лукас уже вскочил и нахлобучил фуражку.

– Джим, давай, пошли! Поглядим, что там.

Друзья поспешили в Новую Усландию, откуда раздался удар. Дождь уже кончился, но темень была хоть глаз выколи. Наконец, когда их глаза постепенно привыкли к темноте, они смогли разглядеть очертания чего-то большого.

– Может, это кит? – предположил Джим.

– Нет, он не двигается, – ответил Лукас. – Больше на небольшой корабль похоже.

– Эй, але! – крикнул вдруг чей-то голос. – Есть кто дома?

– Отчего же нету, – отозвался Лукас, – а вы к кому?

– Разве это не остров Усландия? – осведомился голос.

– Новая Усландия, – поправил Лукас. – А вы кто?

– Почальон, – немного жалобно отозвался голос из темноты. – Из-за сильного дождя я сегодня после полудня сбился с курса. А темнота такая, что ни зги не видать, вот я и врезался на почтовом катере прямо в государственную границу. Мне, правда, очень жаль, извините, пожалуйста!

– Это не страшно, – крикнул Лукас в темноту, – больше ведь ничего не случилось. Да вы сходите на сушу, господин почтальон!

– И рад бы, – послышался голос почтальона, – только у меня на борту целый мешок писем для Лукаса-машиниста и Джима-Кнопки, он такой тяжелый, что мне одному ни за что будет не справиться.

Друзья взобрались на борт и помогли почтальону спустить мешок на берег. Потом они общими усилиями притащили груз на кухню.

Это были письма всевозможных форм, размеров и цветов, с накленными на них редчайшими марками, посланные из Вьетнама и Фельмохинга, из Китая и Штутгарта, с Северного Полюса и с Экватора, одним словом, со всего мира. Их отправителями были дети, и те из них, кто еще не умел писать, как Джим, продиктовали свои письма или просто нарисовали их. Все они слышали или читали про приключения двух друзей и хотели узнать те или иные подробности, или пригласить Лукаса и Джима в гости, или просто похвалить их.

Наверняка, сейчас кто-нибудь из моих уважаемых читатетей и читательниц захочет узнать, были ли там и их письма. Да, они там были. Подтверждаю это здесь со всей определенностью.

Кроме всего прочего здесь были письма от ребят, которых Джим с Лукасом освобождали тогда из Дракон-города вместе с маленькой принцессой.

– Каждому нужно написать ответ, – сказал Лукас.

– Но я, – воскликнул Джим в сильном испуге, – я же не умею писать!

– Ах да, верно, – пробормотал Лукас, – ладно, придется мне тогда самому.

Джим молчал. Впервые ему захотелось уметь читать и писать, но только он хотел про это сказать, как маленькая принцесса немного насмешливо проговорила, обращаясь к нему:

– Ну вот видишь!

Больше она ничего не сказала, но и этого было достаточно для того, чтобы Джим умолчал о своем желании.

– Но сегодня все равно уже поздно, – заметил Лукас. – Возьмусь-ка я за это завтра.

– Тогда мне лучше остаться здесь, – решил почтальон, – я подожду, а утром заберу всю вашу почту сразу.

– Вы очень любезны, – сказал Лукас.

– Не желаете ли, – вмешался тут в разговор господин Эрмель, – переночевать у меня в доме? Мы можем немного побеседовать о географии – науке, в которой вы как почтальон безусловно много понимаете, и которая чрезвычайно меня интересует.

– С удовольствием, – радостно отозвался почтальон и встал. – Тогда спокойной ночи, дамы и господа!

И добавил, повернувшись к Джиму с Лукасом:

– Должно быть, приятно иметь так много друзей.

– Да, – ухмыльнулся Лукас. – Это верно. Правда, Джим?

Джим кивнул.

– Более того, – с важной миной объявил господин Эрмель. – Это важно. Спокойной всем ночи!

И он вышел и отправился к своему домику. Почтальон последовал за ним, однако еще раз обернулся и крикнул:

– Кстати, что касается сегодняшего происшествия со мной и катером на государственной границе, то завтра утром я принесу свои извинения королю Альфонсу Без-Пятнадцати-Двенадцатому!

И он скрылся в домике господина Эрмеля. Лукас тоже пожелал спокойной ночи и, оставляя за собой шлейф табачного дыма, тяжело зашагал к железнодорожной станции, где маленькая Молли стояла около большой толстобокой Эммы и мирно дремала.

И совсем скоро во всех окнах Усландии погас свет. Ее жители спали в своих постелях, ветер шумел в деревьях, и волны, большие и маленькие, шипя, омывали государственные границы.

Глава 2, в которой Джим изобретает маяк, большой и маленький враз

На следующее утро небо было все еще хмурым и пасмурным.

Первое, о чем вспомнил Джим, проснувшись, был странный сон, который он видел ночью. Как будто стоит он под высоким деревом, совершенно сухим и мертвым. На дереве больше не растут листья, и кора сошла, так что видно голую высохшую древесную плоть. Ствол растрескался, как от множества молний. На самом верху этого огромного мертвого дерева на суку сидит ужасно большая птица, какая-то облезлая и жалкая. Птица молчит, но из ее глаз текут огромные слезы, каждая размером с цеппелин. Вообще-то, Джим хотел удрать в страхе, что если эти слезищи упадут на него, наводнения не избежать.

Тут большая птица воскликнула:

– Джим Кнопка, прошу тебя, не убегай!

Удивленный Джим остановился и спросил:

– Откуда ты меня знаешь, большая птица?

– Так ты же мой друг! – отвечала птица.

– Как я могу тебе помочь, большая птица-бедняжка? – спросил Джим.

– Пожалуйста, помоги мне спуститься с этого ужасного мертвго дерева, Джим, – ответила птица, – иначе придется здесь умирать. Мне так одиноко, так ужасно одиноко.

– Ты что, не умеешь летать? – прокричал ей Джим. – Ты же птица.

– Джим, ты больше не узнаешь меня? – отозвалась птица невероятно печальным голосом. – Разве я могу летать?

– Пожалуйста, не плачь, – попросил сильно расстроенный Джим, – у тебя ужасно большие слезы. Если они прольются на меня, я утону. Тогда я больше не смогу тебе помочь.

– Ах, мои слезы ничуть не больше твоих, – возразила птица. – Глянь-ка на них хоть разок!

И Джим стал внимательно следить за падающей слезой и, к своему удивлению, заметил, что чем ниже она падает, тем меньше становится. А когда слеза, в конце концов, упала ему на руку, он это едва ощутил, в такую крошечную капельку она превратилась.

– Да кто же ты, большая птица? – спросил Джим.

А птица крикнула в ответ:

– Взгляни на меня как следует!

И внезапно в глазах у Джима прояснилось, и он увидел, и птица вовсе никакая не птица, а господин Тур Тур. И тогда Джим проснулся.

За завтраком в обществе госпожи Ваас и маленькой принцессы сон так и не давал ему покоя.

– Ты все еще сердишься на меня за вчерашнее? – спросила у него маленькая принцесса, очень переживавшая за то, что она обидела Джима.

– За вчерашнее? – рассеянно переспросил Джим. – Почему?

– Из-за того, что я тебе сказала «Ну вот видишь!».

– А-а, – протянул Джим. – Ничего страшного, Ли Си.

Только когда пришел Лукас и поинтересовался, хорошо ли они спали, Джим рассказал про свой странный сон. После его рассказа Лукас довольно долго молчал, выпуская из трубки густые облака дыма.

– Мда, мнимовеликан, – пробасил он. – Я часто его вспоминаю. Тогда в пустыне «Конец Света» мы бы без него пропали.

– И как он там? – пробормотал Джим.

– Кто его знает, – сказал Лукас. – Наверное, он так и живет в полном одиночестве у своего оазиса.

После завтрака госпожа Ваас убрала со стола, и маленькая принцесса стала помогать ей мыть и вытирать посуду, а Джим с Лукасом в это время принялись отвечать на многочисленые письма. Лукас писал, а Джим помогал как мог тем, что под каждым ответом рисовал в качестве подписи свою черную рожицу, складывал письма и распределял их по конвертам, наклеивал на них почтовые марки, а потом заклеивал уже готовые письма.

Когда все письма были готовы, то даже у Лукаса-машиниста, который и вправду был очень сильным, рука заболела. А Джим, который смачивал края всех конвертов и марки языком, совсем обессиленный, откинулся на спинку стула и сказал:

– Бобе бой, бу и баботенка!

Вообще-то он хотел сказать:

– Боже мой, ну и работенка!

Но язык у него приклеился ко рту. И ему пришлось еще раз почистить зубы и прополоскать рот, а то он не смог бы со всеми обедать.