Сергей Голицын - Городок сорванцов Страница 20

Утро было чудесное. Солнце уже поднялось из-за дальних замоскворецких лесов, и сквозь листву окрестных деревьев его косые золотые лучи падали на площадь Радости и на зеленые палатки. Безоблачное голубое небо обещало жаркую погоду.

— Я хочу сделать еще несколько снимков, — сказал Владимир Викторович. — Может быть, пока спрячете у себя вот этот пакет?

Я не стал спрашивать, что за пакет, и положил его в чемодан. Владимир Викторович кивнул мне головой и ушел, а я снова забрался под одеяло и задремал.

Тотчас же после подъема, прыгая то на одной, то на другой ноге, ко мне подскочил Витя Панкин. У него были туго забинтованы обе коленки, и он не мог заниматься утренней зарядкой.

— Вы знаете, что случилось? — как всегда, глотая слова, выпалил Витя. — Флаг украли! Сегодня ночью! Пойдемте покажу.

Мы подошли к мачте. На вечерней линейке спускали флаг почти до земли и привязывали к мачте шнурком. Сейчас белый капроновый шнур был перерезан в двух местах, а флаг исчез.

— Вот, смотрите, — Витя нагнулся и показал на след ботинка.

И каблук и носок четко отпечатались на песке, подошва была с затейливым витым рисунком; таинственные следы пересекали Госпитальную улицу и пропадали сзади моей палатки.

Ужасная весть распространилась по городку за две минуты. Мундштук нашли, и вдруг — опять пропажа! Новые события совершенно огорошили ребят. Они ходили группами совсем растерянные, перекидывались бестолковыми словами. Кто украл? Чужие мальчишки, шпионы, воры?

— Десятый отряд, вы караулили ночью? — спрашивала Южка. Ее черные глаза метали молнии.

Миша Огарев, пошевеливая узкими бровями и заикаясь, пробормотал:

— Не было флага еще с вечера…

— Врешь! Был флаг! — на весь городок крикнула Южка.

— Был флаг! — воскликнул Эдик. — Мы все палатки проверяли после отбоя.

— Утверждаю, шнур перерезали только ночью, только до восхода солнца! — горячился Саша Вараввинский.

— Линейки не будет. Передайте всем, сегодня в шесть часов вечера в столовой назначаю общий сбор, — бросил сквозь зубы Владимир Викторович. — Какая же может быть линейка в этом таборе, когда пропал флаг!

Он уехал на велосипеде в Звенигород и сказал, что там задержится, будет у знакомого фотографа проявлять и печатать сегодняшние снимки.

Меня удивило, как он мог в такое тревожное время не забыть о своем всегдашнем увлечении — фотографии.

Вернулся он молчаливый и хмурый, не сказал никому ни слова и спрятался в своей палатке.

В назначенный час в столовой собрались все.

Сюда же из штабной палатки принесли маленький столик и лавочку. За столик сели Южка, Эдик и Саша, вышел из своей палатки и Владимир Викторович. Ребята устроились вокруг обеденного стола. У многих после купанья волосы были мокры и взъерошены, а сами они еще не успели отдышаться. Южка встала.

— Объявляю общий сбор всех пионеров нашего городка открытым! Слово предоставляется начальнику городка Владимиру Викторовичу.

Владимир Викторович также встал и негромким размеренным голосом начал:

— Мундштук, к счастью, найден. Но я не о мундштуке хотел поговорить… — Он сразу резко крикнул: — Украден флаг! А вы знаете, как в армии? Если полк потеряет в смертном бою знамя, полк распускают. Десятый отряд сегодня ночью дежурил и проспал флаг. Какой позор! Отряд не достоин называться десятым. Считаю, что его надо распустить, а ребят распределить по другим отрядам. Палатки, занимаемые ими, сорвать, их обитателей расселить по другим палаткам. Но не будем жестоки. Если ребята бывшего десятого отряда покажут себя дисциплинированными, трудолюбивыми, честными, примерными, мы их простим и вновь сформируем отряд, а палатки поставим на место. Кто за мое предложение — пока не заслужат нашего доверия, десятый отряд распустить, — поднимите руки.

Подняли все.

— Кто «против»?

Ни одна рука не поднялась.

— Принято единогласно. — Владимир Викторович обернулся к членам штаба. — Эдик и Саша, ну-ка быстренько распределите всех по отрядам и по палаткам.

— В две минуты! — Саша с готовностью ухватился за карандаш, и наши «Дон-Кихот» и «Санчо Панса» уткнулись в бумаги.

А теперь полюбуйтесь. — Владимир Викторович вытащил из полевой сумки несколько больших фотографий, и они пошли по рукам.

Раскатистый многоголосый хохот зазвенел на весь городок. Я выхватил из рук Наташи одну карточку.

Ну уж и Владимир Викторович! Ну, молодец — поймал с поличным!

На фотографии была изображена палатка № 38, из нее торчали чьи-то ноги в шароварах и кедах, а рядом валялось брошенное на землю ружье.

Ребята долго не могли успокоиться, рассматривая фотографии, громко выражая свое негодование. Кто спит в тридцать восьмой? Миша Огарев. Конечно, ноги принадлежали ему.

Миша сидел с каменным, бледным лицом, только правая бровь его судорожно подергивалась.

Наконец фотографии вернулись на маленький столик, и общий сбор возобновился.

Владимир Викторович снова поднялся.

— Вы думаете, кто украл флаг? Это я его срезал — Все зашевелились, кое-кто привскочил, кашлянул, ахнул… Владимир Викторович продолжал: — Я встал рано утром проверить караул, наткнулся на эти самые ноги и на беспризорную винтовку, сфотографировал их, спокойненько стащил флаг и отнес доктору в лазарет. Вот и все.

Встала Южка. Ее пальцы с силой надавили на крышку стола.

— Одиннадцатый отряд, а вы сколько раз опаздывали? Вы смеялись, когда пропал мундштук, — гневно воскликнула она. — Вам просто подвезло, что не вы сегодня ночью караулили. Наверняка тоже проспали бы флаг. Вы живете на проспекте, названном в честь первого космонавта. Разве вы достойны жить на такой знаменитой улице? Предлагаю снять дощечку с названием проспекта!

Все голосовали за «снять дощечку».

Затем Эдик прочел список, кто из наказанных в какой отряд переводится и в какую палатку переселяется.

— А теперь на линейку! — громко крикнула Южка.

— И палатки валить! — еще громче закричал Витя Панкин.

Мальчики бросились выдергивать колья оттяжек. Разрушение чужих квартир, видно, доставляло им огромное наслаждение. Пыль полетела от палаток. Их бывшие обитатели едва успели вытащить свои чемоданы и одеяла. Палатки повалили и свернули, но помосты, на которых они стояли, предусмотрительно оставили на месте.

В десятом отряде были две тихонькие, всегда неразлучные девочки: одна — беленькая, другая — черненькая. Обе они были так примерны, так скромны, ни разу не опоздали, не проспали и сегодня пострадали, ну, совсем ни за что. С испугу они не расслышали, в какие палатки им переселяться, и сейчас жалобно спрашивали об этом Эдика.

«Заслуженный мастер спорта» сосредоточенно привязывал флаг и только отмахивался от девочек, посылая их к Саше. «Главный путешественник» о чем-то увлеченно разговаривал с Владимиром Викторовичем, и бедняжки никак не могли добиться толку.

Наконец горн Валеры призвал всех на линейку. Отряды построились по своим местам; место десятого отряда осталось пустым. Старшие были распределены по другим отрядам. Вот они, высокие и рослые, стоят рядом с малышами. Миша Огарев очутился в первом отряде среди самых маленьких. Он стоял сгорбившись, стыдясь поднять глаза.

Двух неразлучных девочек разлучили. Одну записали во второй отряд, другую — в пятый. И пришлось им теперь жить на разных улицах. Обе они готовы были расплакаться от обиды.

Крупных нарушений дисциплины, массовых опозданий в городке больше не было, нет-нет кто-нибудь получал на линейке замечание — и все. Но жизнь в городке пошла как-то вяло.

Старшие ребята откровенно скучали. Они каждый день ходили работать в колхоз и работали там, надо признаться, здорово, но в общих спортивных соревнованиях почти не участвовали, в туристские походы не ходили.

Был у нас патефон. Но до приезда семиклассников его ни разу не заводили — слишком много за день набиралось всяких интересных дел, и просто некогда было слушать музыку. Сейчас старшие полностью завладели патефоном, каждый вечер они усаживались в отдельный кружок, слушали изо дня в день одни и те же пластинки и пели песни, которые не знали остальные ребята. Сколько раз мы звали старших к общему вечернему «Костру дружбы», к нашему небольшому уютному огоньку, который мы разводили на краю площади Радости.

— Давайте вместе петь, слушать, как Владимир Викторович декламирует стихи, как рассказывает занимательные истории, — говорили мы им.

Но старшие не шли или забегали на десять минут и снова уходили. Они были равнодушны к жизни городка и рассматривали его только как место, где временно устроились, чтобы заработать деньги на дальний туристский поход. Они не скрывали, что очень хотят отсюда уехать, и с нетерпением ждали того дня, когда Евгений Иванович освободится от ремонта интерната и приедет за ними.