Герцель Новогрудский - На маленьком острове Страница 20

Однако Марти забыл, что учеба из-за охоты страдать не должна. Воображая себя ловцом, он не подумал, что спрос с него будет не как с ловца, а как с ученика.

И спрос был. Неприятности посыпались с первого урока. Вернее, даже с первых минут первого урока. Хотя фамилия у него удачная — одна из последних в классном журнале, — Анне Райдару почему-то начала в тот день именно с него.

— Уад Мартин, — сказала она, заглянув в журнал, — прочти нам стихотворение, которое было задано на дом.

Марти встал, покраснел, взъерошил и без того взъерошенные волосы, помолчал с минуту и решил, что надо признаться:

— Я его не знаю.

— Совсем не знаешь или только начало забыл? Может, тебе напомнить?

— Совсем не знаю.

— Так ты что, дома даже не брал учебника в руки?

— Нет, брать-то брал, но.

— Но испугался и быстро положил обратно?

В классе засмеялись. Марти послышалось, что он различает голос Иви.

— Плохо, Марти, совсем плохо, — продолжала учительница. — Я была о тебе лучшего мнения. Садись.

Второй урок прошел, в общем, спокойно, если не считать того, что Марти, расстроенный неудачей со стихотворением и все еще увлеченный мыслями о предстоящей вылазке на лед, не слушал учительницу и получил за это замечание.

А на третьем разразилась гроза. Третий урок был урок арифметики. Анне Райдару отобрала у всех ребят тетради с домашними работами и опять поступила так, как обычно не поступала: из стопки, лежащей на ее столе, вынула одну только тетрадь Марти, развернула, стала просматривать. Марти похолодел. Он узнал свою тетрадь по оранжевой глянцевой обложке. Ни у кого не было такой яркой. Еще вчера он очень гордился ею, а сегодня глаза бы его не смотрели!.. Как хотелось ему, чтобы тетрадь сейчас спалило огнем или чтобы ворвался в класс ураган и унес ее в море!.. Но нет, этого не произошло. Учительница полистала-полистала страницы в яркоапельсиновой обложке и резко вызвала:

— Мартин Уад!

Марти встал.

— Подойди сюда.

Марти подошел к столику.

— Почему ты не сделал того, что я задала?

Марти молчал.

— Отвечай, когда тебя спрашивают.

— Я не успел, — сказал Марти.

— А чем ты был занят?

Ответа не последовало. Чем он был занят? Странный вопрос! Тренировался с острогой, возился с «летучей мышью», проверял салазки, готовился к тому, чтобы идти сегодня бить угрей… Но ведь этого не скажешь! А другого тоже ничего не скажешь. Уж лучше молчать. И Марти молчал. Зато Анне Райдару говорила. На этот раз она не пожалела суровых слов. Марти получил сполна все, что ему причиталось.

Он готов был сквозь землю провалиться. Анне Райдару еще никогда не разговаривала с ним подобным образом. И все только потому, что сегодня немного нескладно получилось с уроками. Ведь это просто случайность! Не вызови его с утра учительница, не догадайся она, что Он вчера лодырничал, ничего бы не было. Все обошлось бы благополучно.

Так рассуждал Марти. Он попрежнему упорствовал и считал, что получить плохую отметку — все равно что пострадать от стихийного бедствия. Дескать, градовая туча могла пройти мимо него, но не прошла и вот натворила бед, набила стекол… Плохо!..

Хуже всего было то, что туча не рассеивалась. Перед началом последнего урока вошла в класс семиклассница Аннемай Соос, вожатая отряда, и сказала, чтобы пионеры не расходились, будет сбор.

И он состоялся, этот сбор пионерского отряда четвертого класса вихнувской школы. И единственный вопрос, который обсуждался на нем, был вопрос о пионере Мартине Уаде, об его отношении к учебе. Вожатая сказала, что уже давно собиралась поговорить о Марти, и вот сейчас время подошло, надо, как она выразилась, поставить точки над «и».

И вот началось. Пионеры выступали и говорили много обидных, но справедливых слов. А Марти молча слушал. На сердце у него было очень нехорошо.

Когда слово взял Юло, Марти несколько приободрился. Он решил: кто-кто, а уж приятель поддержит.

Он все еще думал, Марти, что с ним произошел несчастный случай, что должен же кто-нибудь посочувствовать ему. И поэтому речь Юло потрясла его. Ему казалось, что он на всю жизнь потерял веру в людей. Юло выдал его! Юло оказался предателем!

А Юло сказал:

— Я знаю, почему у Марти так получилось. Мы с ним нашли яму. Очень хорошую яму. И собирались идти бить угрей. Но не было мороза, лед не держал, и Марти все время думал о погоде, а об уроках не думал. А вчера по радио передали, что восемнадцать градусов ночью будет, и он вовсе голову потерял и уже ничего не делал. И вот…

Юло скорбно мотнул головой в сторону Марти, как бы приглашая всех посмотреть, что произошло из-за ночного мороза с его другом.

— И вот потому, что он забил себе голову не тем, чем нужно, у него получилось так, что он тянет класс назад. Я как его товарищ и как пионер тоже считаю себя виноватым в этом. Я должен был влиять на него, а я не влиял. И сейчас я перед всем отрядом говорю: Марти, до тех пор пока ты не исправишься, пока не начнешь как следует заниматься, я с тобой к яме не пойду и угрей ловить с тобой не буду. Так и знай! Ты можешь учиться хорошо, а учишься плохо. Это не по-пионерски. Ленинские пионеры так не поступают. Если тебе нужна помощь — пожалуйста, будем учить уроки вместе. А об угрях пока не думай…

После сбора Марти нарочно замешкался в классе, дождался, пока все разошлись, и пошел домой один. Много разных мыслей роилось у него в голове. Временами ему казалось, будто он слышит внутри себя два голоса. Первый говорил:

«Правильно досталось, поделом. Подумаешь, трудность: выучить стихотворение и решить один столбик! Разболтался, разленился, вот и опозорился перед классом. А ведь все могло быть так хорошо!.. Приготовил бы вчера уроки — ответил бы учительнице, получил бы четверку, а может, пятерку и с чистым сердцем мог бы сегодня отправиться на лед».

Другой же вслед за первым зудел:

«Ну и пусть! Вот надо взять острогу и назло всем пойти к яме. Пусть Юло не идет. Это даже лучше. Друг называется! От таких друзей через залив убегать надо».

Зудящий голос пересилил. Марти пришел домой, воспользовался тем, что мать возилась на кухне, и, ничего ей не сказав, не надев второй пары теплых носков, захватил мешок, острогу, топорик и отправился на лед.

День попрежнему отличный — солнечный, с крепким морозцем, с голубым сияющим небом, с белым сверкающим снегом, с зелеными, словно переложенными ватой соснами. Но Марти казалось, будто он смотрит на мир сквозь закопченное стеклышко: все на месте — и солнце, и снег, и сосны, — а вид какой-то тусклый, скучный, серый… Если бы можно было это мрачное стеклышко отшвырнуть подальше! Если бы можно было сделать так, чтобы мир снова стал ярким, праздничным, веселым!

Марти с размаху проткнул острогой сугроб, засвистел, пошел бодрым шагом. Вот уж он на льду, вот по приметным знакам дошел до ямы с угрями. Начертил зубцом остроги круг, стал топориком пробивать лунку. Он делал все, о чем мечтал, что должно было доставить ему такое большое удовольствие. Но нет, не отодвинуть стеклышка от глаз. Тускло, серо, скучно!..

Даже не вырубил лунку. Тихо побрел домой.

Пришел и сел за уроки. На следующий день Анне Райдару вызвала его — пять! Еще через день вызвала — снова пять! За контрольную по арифметике — хорошая отметка! За контрольный диктант — тоже хорошая!.. Мир стал выглядеть иначе. Серый налет исчез. Солнце снова засверкало на голубом небе…

С тех пор прошло несколько недель. История с угрями отошла в прошлое. Но Марти нет-нет, да и вспоминал о ней. Переживания того зимнего дня надолго оставили след в его памяти. Пожалуй, он тогда впервые почувствовал, что такое ответственность. Жизнь, оказывается, не такая простая вещь. За свои промахи, ошибки, упущения приходится, оказывается, отвечать. И это иногда бывает очень неприятно.

6. Почему молчит Андрус?

Сложности жизни, в которых начал уже разбираться Марти, были, несомненно, известны Андрусу. Именно поэтому, ступив на песчаный берег Вихну, он не пошел сразу в правление колхоза, не рассказал о своем великолепном плане лова кильки на свет.

Нет, Андрус поступил иначе. Вернувшись из города, он снес все купленное электрическое оборудование домой и молчал. Ребятам тоже приказал молчать.

Юло с Марти не могли понять, что происходит, почему вожатый упускает драгоценное время. Ведь каникулы такие: не успеешь оглянуться — их уже нет. Кажется, двух часов с утра не прошло, а посмотрел вокруг — вечер! Можно подумать, что дни каникул, в отличие от других, имеют моторы. Притом сильные, работающие на самой большой скорости. Потому и катятся эти дни, как автомобили по гладкой дороге: один за другим, один за другим…

Если бы мальчики могли, они отрегулировали бы моторы времени, сделали так, чтобы от начала до конца суток проходило часов пятьдесят, не меньше. Это сейчас совершенно необходимо. Без этого им не управиться. Дело ведь идет к тому, что каникулы закончатся, а они ничего не успеют. В сутках ведь всего-навсего двадцать четыре часа, в каникулах таких суток десять; двое прошло… И вот третьи наступили, и вот третьи проходят, а о лове кильки на свет ни слуху ни духу. Андрус молчит. Он словно забыл о своем плане, и великолепном плане, которым делился с ними в городе, в саду, перед клумбой.