Владислав Крапивин - Мушкетер и фея Страница 21

Выступления были ничего, интересные. Руслан дрался с громадной головой из пенопласта, у которой открывался рот. Серый волк едва не слопал Красную Шапочку, но два охотника вовремя контузили его из ружья. Самодельная двухстволка грохнула так, что над передними рядами долго висело облако дыма (куда там Шпуниному кольту! ). Потом капитан Врунгель со своими матросами плясал "Яблочко", старик Хоттабыч глотал теннисные мячики, а Том Сойер с девочкой Бекки долго бродили по сцене и делали вид, что не могут найти выход из пещеры. Этому никто не поверил, все начали громко хихикать, и Эмме Глебовне вместе с двумя молоденькими вожатыми пришлось громко кричать: "Дети, внимание! Ти-ши-на!"

Зато сразу стало тихо, когда на сцену выскочили всадники в красных гимнастерках и буденовках и впереди всех Мальчиш-Кибальчиш (Петька Сухов из Джонниного класса). Всадники сперва спели песню про восемнадцатый год, а потом изобразили конную атаку. Им здорово хлопали, и никто даже не обратил внимания, что кони не настоящие, а палки с лошадиными головами. Потому что атака была настоящая.

Джонни все это было интересно. И все-таки он часто поворачивался и смотрел на Катю, которая сидела сзади. Его широкополая шляпа с перьями цеплялась за соседей, но они терпели, и никто не посоветовал Джонни снять свой пышный головной убор. Помнили вчерашний случай.

Но, оглянувшись двадцатый (или тридцатый) раз, Джонни встретился взглядом с Катей. Он даже не успел понять, какой у Кати взгляд: добрый или сердитый, серьезный или насмешливый. Он отвернулся так торопливо, что шляпные перья засвистели в воздухе. И больше не решался посмотреть назад.

Зато он скоро увидел Катю на сцене. Она воспитывала маленького Буратино: учила его хорошим манерам, письму и математике. Вы, конечно, помните, что из этого ничего не вышло. Кате пришлось отправить ученика в темный чулан, то есть за кулисы.

Потом она, легкая, как белый парашютик, прыгнула со сцены и мимо Джонни пошла на свое место. А Джонни услышал:

– Теперь выступит храбрый герой из книжки "Три мушкетера" Женя Воробьев!

Поднялся шум: смеялись и хлопали вперемешку. Джонни стиснул зубы и пошел на сцену.

Он поднялся и встал у края.

Маленький зал показался ему громадным, как Лужники. А людей в нем будто сто тысяч! И все смотрели на Джонни. И почти все улыбались. Шпуня тоже улыбался – очень ехидно – и что-то говорил соседу в индейском уборе.

И Катя… нет, она не улыбалась. И на Джонни она не смотрела. Она сидела, опустив лицо. Почему? Может быть, решила, что сейчас все опять будут смеяться над ним, и пожалела? А может быть, просто не хотела на него смотреть?

Если так, то и не надо…

Джонни снял шляпу, широким взмахом бросил ее на рояль в углу сцены.

Раздался смех, но тут же стих. Потому что даже самые непонятливые сообразили: не для того Джонни сбросил шляпу, чтобы дать посмеяться над собой.

Джонни расстегнул на плече мушкетерскую накидку, сбросил, скомкал и швырнул вслед за шляпой. Он остался в старенькой клетчатой рубашке, в которой пробегал все прошлое лето.

Сделалось совсем тихо. Стало слышно даже, как в соседнем переулке стучит мотор маленького экскаватора.

Джонни шагнул еще ближе к краю и сунул кулаки в карманы – так решительно, что от штанины отскочила и укатилась под ряды блестящая пуговица. На нее не обратили внимания.

Джонни отчетливо и звонко сказал:

Не нужны ни локоны до плеч.Ни большая шляпа и ни шпоры –Лишь бы мушкетер умел беречьБоевое званье мушкетера…

Он вздохнул, успокоился и стал читать дальше:

Мушкетер известен не плащомИ не шпагой, острой, как иголка.Мушкетеры могут быть хоть в чем:В запыленных кедах и футболках…

Джонни замолчал на две секунды. Зал тоже молчал. И ждал. И у всех были серьезные лица. Только Шпуня еще слегка ухмылялся.

Джонни посмотрел на Шпуню, тоже усмехнулся (чуть-чуть) и продекламировал:

Честь и смелость сами не придут,Хоть надень оружие любое.Ведь и кольт на кожаном задуСам собой не делает ковбоя…

Он опять замолчал, чтобы перевести дыхание, и с удовольствием услышал несколько отчетливых смешков. И увидел, как головы поворачиваются к Шпуне.

Кружева и локоны – пустяк.Главное в бою – назад ни шага, –

сказал Джонни. И закончил, уже не глядя на Шпуню (чего на него теперь смотреть):

А червяк – он все равно червяк,Если даже он прямой, как шпага.

И опять стало тихо. И в этой тишине Джоннины адъютанты успели два раза негромко, но внятно сказать:

– Чир-рвяк. Чир-рвяк…

Потом все захлопали. Сильнее, сильнее! И шумели, и смеялись, но теперь уже, конечно, не над Джонни. А он хладнокровно забрал с рояля свое имущество и пошел на место. Он держался свободно и смело. Он храбро посмотрел на Катю. Она тоже смеялась и хлопала. И не отвела глаз, когда увидела, что Джонни на нее смотрит. Он почувствовал, что уши делаются теплыми, и поскорее сел на свой стул.

…Потом лучших участников приглашали на сцену, и Эмма Глебовна вручала призы. Джонни получил большой альбом для марок. Это был, кажется, не самый главный приз, но все равно Джонни чувствовал себя победителем.

Но победа победой, а с Катей он так и не познакомился. Ни на сцене, ни в зале они не были рядом. А праздник кончился, и время уходило.

В раздевалке была толкотня и неразбериха. Гномы, пираты и Красные Шапочки превращались в обыкновенных людей – натягивали пальто и шапки. Джонни тоже оделся. Затолкал в сумку сапоги и накидку. Он отпустил адъютантов, а сам с сумкой, шляпой и альбомом толкался у дверей. Оставался у него последний шанс: увидеть Катю, выйти, будто случайно, с ней вместе на улицу и о чем-нибудь спросить. Ну например: "Ты не знаешь, завтра библиотека открыта или там выходной? " А дальше видно будет. Лишь бы тот маленький Буратино не вздумал крутиться около нее.

Джонни смотрел во все глаза. Но пока смотрел, не заметил, что Катя оказалась рядом. Совсем-совсем рядом. Непонятно откуда. Она осторожно дернула Джонни за рукав.

Джонни обернулся и в первый миг даже не понял, что это Катя: она была без голубых волос, в шапочке и синей мальчишечьей курточке.

Катя протянула открытую ладошку с блестящей пуговицей от Джонниных мушкетерских штанов. Посмотрела ему в глаза, мигнула, отвернулась и тихонько сказала:

– Смотри… Это твоя?

– Ага, – пробормотал Джонни. Глотнул воздух и глупо спросил: – А где ты ее взяла?

– На полу валялась. Жалко, если потеряется…

– Да чепуха, – сказал Джонни, внимательно разглядывая пуговицу и не догадываясь взять. – Теперь уж костюм не нужен.

– Ну все равно жалко… Такая красивая.

Джонни наконец сообразил, что надо взять пуговицу и сказать спасибо.

– Пожалуйста, – шепотом ответила Катя.

– А где ты ее взяла? – опять спросил Джонни и проклял себя за скудоумие.

У Кати порозовели кончики ушей, и она опять объяснила, что нашла пуговицу на полу в зале.

"Что еще сказать? – думал Джонни, глядя на свои ботинки. – Ну что? Что? Что? " В голове у него была темная просторная пустота, и в ней, как коротенькие телеграфные ленточки с обрывками слов и предложений, носились клочки растрепанных мыслей. Джонни хотел посмотреть Кате в глаза, но решился взглянуть только на подбородок.

Катя чуть заметно вздохнула.

Джонни понял, что сейчас она уйдет. И почувствовал, что если он сию минуту не скажет что-нибудь умное, то будет ненавидеть себя до старческого возраста.

А что сказать?!!

И в этот отчаянный миг появился Шпуня!

Дорогой, милый спаситель Шпуня! Джонни разом простил ему все пакости! Потому что Шпуня вместе со своими индейцами прошел совсем рядом и довольно громко сказал приятелям насчет жениха и невесты.

Джонни поднял голову. Все встало на свои места. Катя смотрела растерянно, а Джонни смело глянул ей в лицо и улыбнулся.

– Подержи, пожалуйста, – попросил он и протянул Кате альбом, сумку и шляпу.