Мария Белахова - Две повести Страница 21

Мария Петровна стала замечать неладное:

— Ты что ж это уроки не делаешь? И куда все время таскаешься с новым другом?

Саня отвечал:

— Я уроки делал, когда вы в поликлинику ходили. И вообще, не ваше дело.

— Мое! — сердилась Мария Петровна. — Мне мать поручила за вами смотреть. Вот возьму и напишу ей письмо.

Глава II

В ПУТИ

Татьяна Михайловна возвращалась из Сочи домой, в Москву. Поезд шел по берегу моря потихоньку, не торопясь, как будто хотел, чтоб напоследок пассажиры вдоволь налюбовались морем.

Море! Никогда не устанешь смотреть на него, никогда не наглядишься досыта. Никогда оно не бывает одинаковым: то тихое, зеркальное, нежно-голубое или синее, то взволнованное, зеленое, то и правда черное, бурное, страшное. Однажды на рассвете Татьяна Михайловна видела море янтарным. Солнце еще не всходило, и на сине-голубом небе лишь обрисовывались силуэты гор. А море светилось, горело теплым янтарным огнем, и около берега плескалась золотистая влага. Татьяна Михайловна не могла понять, откуда этот цвет!

Там, в Сочи, Татьяна Михайловна каждый вечер приходила к морю и, кидая камешки в воду, подолгу сидела на берегу. Когда солнце, нагревшее за день землю, накалившее воздух, окуналось в море, она возвращалась в санаторий. Шла одна-одинешенька, и все ее помыслы были с детьми — Ирой и Саней, оставшимися в Москве. В комнате с Татьяной Михайловной жили молодые девушки, веселые, беззаботные, такие же, какой она сама была много лет назад.

Тогда она, Таня, впервые приехала к морю, в Крым. Там, в Крыму, солнце поутру выплывало из моря, а не с гор, как на Кавказе. За горы оно уходило вечером, на ночь.

Таня выросла около речки и плавала так же легко, как и ходила по земле. На пляже дома отдыха учителей в Кастрополе, где жила Таня, не было никакого надзора, не было даже буйка, дальше которого путешествие пловцов считалось опасным. Таня уплывала далеко в море, ложилась там на спину и пела песни.

Редко кто заплывал так далеко, и поэтому Таня удивилась и заинтересовалась человеком, который однажды поплыл за ней следом. Она плыла все дальше, плыл и он. Если она останавливалась — останавливался и он. Кто это? Незнакомец держался на расстоянии, и Таня не могла рассмотреть его. Когда она поплыла назад, поплыл и он за ней. Недалеко от берега он повернул на мужской пляж.

За обедом Таня рассматривала всех, стараясь угадать того, кто плыл за ней. Но угадать не могла.

На второй день все снова повторилось. Когда они были далеко в море, Таня не выдержала и крикнула:

— Эй, вы! Плывите своей дорогой! Я не нуждаюсь в охране!

Казалось, что пловец только и ждал, чтобы с ним заговорили. Он приблизился и, широко улыбнувшись, сказал:

— Я не вас охраняю. Сам боюсь далеко плавать. С вами спокойнее. Если я буду тонуть, вы меня спасете?

— И не подумаю!

— Ну, тогда прощайте! — сказал он голосом, полным отчаяния, поднял руки вверх и плавно опустился в море.

Таня улыбнулась — дурака валяет! Но прошло десять, двадцать, тридцать секунд, а он не появлялся. Тогда она быстро поплыла туда, где только что был этот парень. А он вынырнул там, где была она. И сразу оба рассмеялись.

Так в море, далеко от берега, и познакомились они: Володя Рябинин и Таня Андреева. Пока плыли к берегу, кое-что узнали друг о друге. Оба они москвичи. Володе двадцать пять лет, он студент последнего курса медицинского института. Ей двадцать два. Она воспитательница детского дома. После обеда вместе пошли гулять, и только тут Таня разглядела Володю. Высокий, широкоплечий. Она не маленькая, но ей приходится, разговаривая с ним, смотреть вверх. Волосы Володи светло-каштановые, а глаза темно-зеленые.

— Вызнаете, Танечка, — говорит Володя, — я, как сюда приехал, сразу увидел вас. Только сошел с машины — и увидел. Вы к морю шли. Посмотрел я вам вслед и подумал: вот она, моя судьба, с длинными каштановыми косами, задорным носиком, круглолицая судьба моя…

— Володя, перестаньте! Если вы будете надо мной смеяться, я уйду от вас.

— Я больше не буду! — смеется Володя.

Им было очень хорошо вдвоем. Все казалось смешным, веселым, все представлялось необыкновенным, замечательным! Цикадный перезвон — лучшей музыкой крымского лета. Колючие мясистые агавы — волшебными цветами.

Когда они поднимались на Ай-Петри тропинкой, проложенной молодыми туристами в дремучем лесу, Тане думалось: да наяву ли все это? На рассвете они с самой вершины Ай-Петри смотрели восход солнца. Никогда больше Таня не видела такого солнца. Громадный оранжевый шар выкатывался из глубины моря. В первые минуты восхода на это необычайное солнце можно было смотреть не щурясь.

Две недели они были неразлучны — вместе бродили по горам, уплывали далеко в море, играли в волейбол, ездили по Крыму с экскурсиями.

Володя прожил в Крыму всего две недели, а Танин срок уже кончился. Тане не хотелось уезжать, Володе не хотелось без нее оставаться. Обрывалось что-то очень хорошее, счастливое.

Вспоминая, как провожал ее Володя, Таня всегда улыбалась. Отдыхающих отвозили в Севастополь в большой открытой машине. Около этой машины они и попрощались.

Дорога, поднимаясь от дома отдыха к трассе Ялта — Севастополь, все время петляет. На первом же повороте Таня снова увидела Володю. Он стоял и махал ей рукой. Машина поднимается выше, еще поворот, и снова Таня видит Володю. Еще выше, и опять вот он, стоит, улыбается, как будто давно уже тут. Поднимаясь прямой пешеходной тропинкой, Володя успевал прибежать к следующему повороту раньше машины. Так много раз он снова и снова возникал на пути.

— Вот она, любовь-то, какая! — сказал кто-то завистливо.

Володя не дождался, когда кончится его путевка. Через несколько дней он неожиданно заявился к Тане в Ильинское, куда детский дом, где она работала, выехал на дачу.

— Почему вы приехали? Что-нибудь случилось? — спросила его Таня.

Спросила, а сама ведь все поняла. К ней он торопился. Володя, глядя на Таню радостными, любящими глазами, ответил:

— Меня, Танечка, там задразнили. Даже частушку сочинили, что без тебя я нос повесил, и советовали либо до смерти напиться, либо в море утопиться. Не стерпел я насмешек, взял и уехал!

— Вы когда в Москву приехали, Володя? — спросила Таня.

— То есть как — когда? Сегодня, сейчас. Оставил вещи на хранение, сел на дачный поезд — и сюда, к моей судьбе.

— Да ну вас, Володя, опять вы шутите! — говорит, отмахиваясь, Таня, а сама верит, что и правда это судьба. Счастливая судьба!

— Володя! — помолчав, говорит Таня. — Я ведь дежурю. Идемте вместе к ребятам. Поговорите с ними. Они очень любят мужчин и редко их видят.

— Да о чем я буду с ними разговаривать?

— О чем хотите!

— Скажу, чтобы они любили тетю Таню, как люблю я.

…В вагоне транслируется музыка — нежная, певучая, мелодичная. Давно уже не видно моря. Поезд мчится в ущельях гор, выискивая равнинные места, ныряет в тоннели и снова выбегает на свет, открывая пассажирам чудесные картины осени в горах. Склоны гор, покрытые деревьями, разукрашены во все осенние цвета и оттенки — бордовые, красные, желтые и зеленые.

Татьяна Михайловна стояла у окна. Она так ушла в воспоминания, что не замечала красоты, которая открывалась перед ней. И, только когда на маленькой станции увидела девочку с кулечками свежей клубники, она вернулась в мир реальности. Боже мой, клубника в октябре! Надо взять хоть один пакетик. Вот обрадуются и удивятся дети!

Говорят, что когда человек возвращается домой, то первую половину пути он думает о том, что оставил позади, а вторую половину — о том, что его ждет впереди. Татьяна Михайловна даже не вспоминала Сочи и санаторий, который покинула только утром. Все ее мысли о том, что ожидало впереди. И если сейчас она вспоминала Крым, то ведь это только потому, что встретила там когда-то Володю, который стал ее любимым другом, мужем, отцом ее детей.

Дети? Саня перешел в девятый класс, а Ирина уже в десятом. Выросли дети. Но для матери дети всегда останутся малышами. Как они жили там без нее целый месяц? Не хотелось ей уезжать из дому. Ну, в самом деле, время ли? Начался учебный год, и, хоть дети не маленькие, за ними нужен глаз да глаз. Но все-таки уехала. Уговорили друзья и соседи — путевка бесплатная, не всегда можно ее получить, надо и о своем здоровье позаботиться. Но, конечно, никто ее не уговорил бы, если бы соседка, Мария Петровна, не согласилась остаться с детьми.

Последнее письмо Марии Петровны, полученное накануне отъезда из санатория, встревожило Татьяну Михайловну.

«Я вас жду не дождусь, — писала она. — Не хочу быть в ответе за ваших детей. Жалею, что взялась за такое дело. Приезжайте как можно скорее».

Что там случилось? Может, Марии Петровне просто надоело возиться с ее хозяйством? А может, заболела Ира или Саня?