Анатолий Мошковский - Двое на одном велосипеде Страница 21

— Вижу, — протянул Вася и по-настоящему обиделся за Крылышкина, хотел промолчать, да не смог: — Я бы, Крыло, что-то предпринял… Нельзя же так! Кто наболтал-то маме про ту драку?

— А я откуда знаю?.. — надулся Крылышкин. — Давай поиграем в Ледовое побоище. Только уговор: Александром Невским буду я…

«Хорош из тебя Невский!» — подумал Вася и сказал:

— А я, значит, буду псом-рыцарем? Спасибо!

Васе стало скучно. Говорят, людей нужно воспитывать, влиять на них, чтобы они стали смелыми и решительными. Но как это делать? С чего начинать? Крылышкин, например, совершенно не поддаётся никакому воспитанию или влиянию!

Вася ушёл от Крылышкина и заспешил к Санькиному участку: теперь он имел на это полное право. Мама ведь не запрещала, а просила, чтобы он дружил не только с Санькой.

Он услышал впереди себя голоса, увидел несколько малышей, Эдьку с велосипедом и бабку Федосью. Вася хотел уже свернуть в сторону, чтобы не встречаться с Эдькой, но не сделал этого, а открыл от удивления рот: бабка Федосья вдруг протянула к Эдькиному велосипеду руку и сказала:

— Дай-ка мне, милок, попробовать… Умела же я когда-то кататься, и, сказывают, неплохо.

Эдька, видно, не хотел давать, но бабка Федосья уже положила руки на руль, прислонила велосипед к столбу, утвердилась на сиденье, поставила одну ногу в драном мужском полуботинке без шнурков на педаль, оттолкнулась от столба и поехала. Переднее колесо выписывало зигзаги; бабка, старательно горбясь над рулём, упрямо жала на педали, и её длинная сборчатая юбка путалась и мешала ногам.

Ребята — а вместе с ними и Вася, — радуясь неожиданной потехе, весело галдя, побежали за бабкой Федосьей.

— Ой, ой, держите меня! — вдруг закричала она, теряя власть над техникой: велосипед вопреки бабкиной воле свернул с дорожки и нёс её прямо на забор.

Ребята попытались догнать старуху, да было уже поздно. Переднее колесо ударилось о забор, и бабка Федосья завалилась набок.

Ребята помогли ей подняться.

— Я на дамском умею, а с этим не справиться! — смущённо сказала она и вдруг засмеялась.

Глубокие морщины на её лице разгладились, она враз помолодела чуть не на полвека.

— Лихая бабка! — обронил дед Демьян, наблюдавший эту сцену со своего участка, а Вася вспомнил слова бабушки Надежды, что когда-то Федосья была отчаянной, красивой и даже месяц отсидела в царской тюрьме в Твери за участие в стачке текстильщиц.

Вася развеселился и побежал к Санькиной калитке.

Саньки, как и следовало ожидать, на участке не было, зато там была Марина. Она загорала в купальнике у кустов крыжовника — вытянулась во весь рост на вытертом плюшевом коврике и читала. Марина сказала, что Санька, скорее всего, на стройке. Вася посмотрел в её янтарные, прищуренные от яркого солнца глаза, хотел спросить и не спросил, интересная ли была картина «Выстрел на Монмартре»: картина была про любовь, и Марина могла посмеяться. Она легко перекатилась на живот, подставив солнцу спину, а Вася побрёл к калитке.

По пути к дому Васю опять перехватили сестры Сомовы, и Вася с некоторым даже хвастовством снова демонстрировал младшей, Вале, свою ловкость, обстругивая рубанком дощечки для скворечника, заколачивая гвозди и работая ножовкой.

Глава 15. Свинцовое сердце

Два дня не видел Вася Саньку, возился на участке, читал, купался в Мутном пруду и с трудом уклонялся от непрерывных визитов Эдьки: тот буквально брал его, как крепость, приступом, но Вася был неприступен.

Два дня не видел он Саньку, два бесконечных дня!

А на третий к нему прибежал Крылышкин — видно, кончился срок заключения. Непривычно встрёпанный, напуганный, он, задыхаясь, выпалил Васе в лицо, что на стройке что-то случилось — какую-то студентку не то задело железобетонной плитой, не то она, студентка, упала со свинарника; Санька с бригадиром Мишей прибежали в посёлок и о чём-то говорят с тётей Лерой.

Вася бросился к Санькиному участку.

Крылышкин сказал чистую правду: бородатый бригадир Миша с каской в руке и Санька разговаривали у крыльца с тётей Лерой. Лицо у неё было очень сдержанное, строгое. Выслушав их, она коротко кивнула и быстро прошла в дом, а Санька с ключом в руке кинулся к гаражу.

— Чего, чего она сказала? — Вася побежал за ним.

Санька был серьёзен и не слишком разговорчив.

— Несчастный случай на стройке… Я там был, — ответил Санька, открывая дверь гаража, — надо везти в больницу… Я сказал студентам, что у нас есть машина и тётя Лера дома… Сейчас поедем за раненой…

Через несколько минут к ним подошла тётя Лера в спортивных брюках и куртке, села в машину, завела мотор, выехала из гаража и позвала в кабину бригадира. Миша тотчас влез и захлопнул дверцу.

— Тёть Лер, а я? — Санька подскочил ко второй дверце.

— Тебя не могу: нужно оставить место для девушки. — Тётя Лера решительно крутила баранку, разворачивая «Москвич», и через плечо смотрела назад.

Как раз в это время к гаражу подошёл со своей неизменной резной палочкой дед Демьян. Он, видно, уже знал обо всём, лицо у него было грустное, немного даже уныло-скорбное.

— Я не займу много места… Я сбоку где-нибудь примощусь! Даю вам слово! — в отчаянии крикнул Санька. — Я помогу нести её!

— Я сказала: нельзя! — ответила тётя Лера, и машина помчалась к воротам посёлка.

Дед Демьян стал закрывать на увесистый замок дверь гаража, покряхтел и бросил Саньке:

— Мы-то добрые и не отказываем, когда нужно, а они, твои студенты, не так-то деликатны с нами… Трудно им было поработать у нас? Инструмент и материал даровые, и я бы хорошо заплатил, а ведь не пожелали…

— Ты к чему это? — сразу полез в бутылку Санька. — «Москвича» пожалел, что ли?

— Ничего я не пожалел, паршивец! Коли беда, нельзя не помочь. Я про то, что для других ты хорош, а у себя в семье как враг действуешь… Да и прежде чем что-то пообещать, нужно согласие у старших спросить… Легко обещать то, что тебе не принадлежит, и беспокоить других, не считаясь с тем, что…

— Не думал же я, дед, что ты такой! — оборвал его Санька, ударом ноги откинул калитку, шагнул на участок и уже из-за забора крикнул: — Тебе бы свалиться со свинарника, и сломать ногу, и кричать о помощи… Понял бы кое-что! Да ты не свалишься, ты осторожный, разумный, не ходишь по краешку!..

Вася пошёл за Санькой.

Он уже сидел с Мариной возле куста крыжовника и неразборчиво, сбивчиво и быстро говорил, резко жестикулируя. Что он говорил, Вася понять не мог.

Он остановился в нескольких шагах от них, не решаясь подойти, до того Санька был разгневан. Вася расслышал только несколько обрывков фраз: «Ненавижу таких… Я бы!… А ещё люди… И ты хороша: не можешь открыть ей глаза на деда!» — «Я открыла, мама всё понимает…» — «Всё да не всё! Взяла бы меня в машину, если бы всё понимала!»

Так и не подойдя к ним, Вася спросил издали, и голос его прозвучал просительно и жалобно:

— А мне можно к вам?

Санька вскочил с земли.

— Чего же нет, иди сюда! — Быстрые карие Санькины глаза обежали участок. — Знаешь, что мы будем делать сейчас? Дед будет ругаться — и пусть. То, что ему плохо, нам с тобой хорошо… Мы будем плавить свинец! Осточертел мне дед вот так! — Санька резко провёл ребром ладони по горлу и побежал в свой полуигрушечный, полунастоящий домик, вынес из него кусок толстого тусклого кабеля и тупым топором принялся рубить его, отбрасывая сверкающие на срезах куски. — Собирай, Васька, топливо!

Вася стал ползать возле козел, собирать в кучку щепки и сухие еловые шишки.

Он очень любил плавить свинец и не раз с Санькой и папой (и папа, оказывается, любил это в детстве) отливал из него разные вещи — пистолет, нож, кортик, рыбку… Но у Саньки выходили эти вещи неизмеримо лучше, чем у Васи с папой: точней оттискивал форму в сырой глине и аккуратней заливал в эту форму расплавленный свинец, поэтому и отливки получались аккуратней и чище. Года два назад подарил он Васе свинцовый якорь — честь по чести, с лапами, штоком и ушком для цепи, тяжёленький и гладкий; до сих пор хранит его Вася: висит он на цепочке на стене возле его подушки…

Вася подносил щепки и шишки к их плавильной кирпичной печке (она находилась за калиткой у еловых посадок: поставить на участке дед Демьян не разрешил), а Санька лихорадочно работал: вытащил из своего домика старое ведро, наполовину наполненное каменным углем, который он подобрал на бетонке, мешок с шишками и берёстой, загрузил ими печку, потом плеснул из ковшика воду в большой ящик с глиной для форм. Плеснул и стал одной рукой размазывать воду, равномерно распределять на поверхности глины.

Пока вода медленно впитывалась в трещины и глина разбухала, Санька затолкал в печку принесённое Васей топливо, побрызгал предварительно керосином из бутылки, поджёг, поставил сверху обгоревшую кастрюлю с длинной ручкой, набросал в неё куски свинца и надоевшие ему отливки: сидящую птицу, черепаху, щуку с открытой пастью и большого лебедя с высокой, плавно изогнутой шеей.