Наталья Кравцова - От заката до рассвета Страница 21

А дождь льет и льет. И дробно стучат в окно капли, стекая вниз прозрачными струйками. И полетов, наверное, не будет. Плохо.

Сами собой приходят стихи:

Дождь стучит по стеклам.Вечер. Грусть.Все кругом намокло.Ну и — пусть!

В тишине шуршащейлегкий стук.Прогудел летящийчерный жук…

МОРСКИЕ ВЕТРЫ

Десант

Прорвана «Голубая линия» — сильно укрепленная оборонительная полоса, которую немцы удерживали полгода. В октябре 1943 года наши войска полностью освободили Таманский полуостров.

Мы ходим по земле, которую еще вчера называли «территорией, занятой противником», и живем в домиках, где еще вчера жили немецкие солдаты. Это они построили деревянные нары, на которых мы спим. Во дворе дома, как рассказывает хозяйка, стояли зенитки. И конечно, эти зенитки стреляли по нашим самолетам.

Уходя из станицы, немцы заминировали дома. Мины с часовым механизмом. Их еще не успели обезвредить, и мы соблюдаем осторожность: на наших глазах взорвались три дома. К счастью, пустые.

Здесь, в станице Курчанской, мы не задерживаемся. Уже через день перелетаем поближе к Крыму.

…Вот он, Крым! Здесь пока еще враг. Темный выступ Керченского полуострова с неровной линией берега четко выделяется на фоне моря. Он лежит за проливом, распластавшись, как шкура большого зверя. Неподвижный, молчаливый…

Самолет медленно ползет по небу. Скорость — сто двадцать километров в час. Ночная темнота настолько сгустилась, что мне хочется протянуть руку из кабины и потрогать эту черноту…

Линия берега уже под крылом. Тихо. Но скоро все изменится. Едва там, внизу, услышат мой самолет, как сразу включатся десятки прожекторов. Я жду, где вспыхнет первый… Главное, чтоб не схватил сразу.

Включился. Слева. Я немного приглушаю мотор. Второй, третий… Лучи, направленные строго вверх, замирают и так стоят, уткнувшись в небо, как высокие сосны в лесу. Лес прожекторов. Ни один не шелохнется. С земли — ни единого выстрела по самолету. Наверное, это своего рода «психическая обработка». Вообще-то действует: на своих маленьких «ПО-2» мы лезем вверх, повыше… Набрав высоту побольше, планируем на цель, обходя прожекторы. Мотор работает «шепотом», и нас почти не слышно.

Вскоре «психическая обработка» прекратилась. Нас стали встречать зенитным огнем. Просто. Без выкрутасов.

Операция по захвату плацдарма в Крыму началась в ноябре. Первый морской десант оказался неудачным. На море поднялся шторм. Катера, тендеры, мотоботы, на которых под вражеским огнем плыли десантники, разбросало по всему Керченскому проливу, и только немногие из них достигли берега южнее Керчи. Здесь, в районе Эльтигена, десантники закрепились на небольшом участке побережья и держались полтора месяца, отрезанные от основных сил. На своих «ПО-2» мы летали каждую ночь к Эльтигену, снижались над маленькой площадкой у школы и бросали туда мешки с продовольствием, боеприпасами, медикаментами…

При высадке десанта штормом унесло в открытое море поврежденные катера, тендеры. С одного из них приплыли два моряка, просили о помощи…

Мы получили задание — искать тендеры.

Азовское море разбито на квадраты. Воображаемые, конечно. И наши «ПО-2» летают по квадратам.

У меня свой квадрат. Штурман Нина Реуцкая внимательно всматривается в море. Делаем развороты под прямым углом. Летим над самой водой — высота не больше тридцати метров. Для хорошего обзора надо бы побольше, но сверху, как огромный пресс, давят на самолет низкие свинцовые тучи, прижимая его к морю.

— Пора разворачиваться, — говорит Нина. — Возьми курс строго на запад.

Теперь мы летим параллельно берегу, где-то километрах в сорока от него.

Сыро. Моросит мелкий дождь. Мы продрогли. А кругом бескрайнее серое море в мелких волнах, от которых рябит в глазах и кружится голова. Берега не видно.

Я смотрю на однообразную поверхность моря и теряю представление о высоте. Мне вдруг кажется, что обычные небольшие волны — это огромные валы, катящиеся по морю, и что я лечу слишком высоко. Нужно бы спуститься ниже. Но я знаю: ниже нельзя, потому что на самом деле мы летим низко.

Проверяю высоту по прибору — все правильно, стрелка высотомера колеблется где-то между цифрами «20» и «30». В голову лезут глупые мысли: чуть отдать от себя ручку управления — и самолет нырнет в воду…

Слышу неуверенный голос штурмана:

— Наташа, вон слева, похоже, что-то темнеет на воде, видишь?

Вглядываюсь, но решительно ничего не вижу. Все же мы летим к тому месту, где Нине что-то померещилось. Ничего. Волны, волны. Серое море, серое небо…

Ищем день, два — все напрасно. Никаких признаков хоть какой-нибудь лодчонки. А где-то они ведь есть, пропавшие тендеры. И там люди, без пищи, возможно, раненые.

Мы ищем упорно, настойчиво. Потом оказалось, что их прибило к берегу где-то далеко от того района, в котором мы искали. На тендерах было повреждено управление. Среди десантников многие еще были живы…

Второй десант оказался удачнее. Войска высадились восточнее Керчи и продвинулись с боями на десять километров.

Теперь, когда мы летим бомбить врага, то знаем, что есть внизу кусочек и «нашей» земли. Плацдарм. Несмотря на бомбежку, на артобстрел, его надежно удерживает морская пехота. Этот плацдарм получил название «Огненная земля».

Не раз наши самолеты, подбитые зенитками, совершали вынужденную посадку на этой земле, отвоеванной у врага.

Вынужденная посадка

В одну из боевых ночей не вернулась из полета Ира, которая улетела на задание со штурманом Ниной Реуцкой. Я дежурила по части и узнала об этом только утром. Никто ничего не мог сказать о них толком, потому что их самолет вылетел последним.

Я ходила сама не своя, не зная, что думать. И вдруг они вернулись, приехав на попутной машине, живые и невредимые, с бледными, осунувшимися лицами.

Потом Ира рассказала подробно, как все произошло. В то время наши войска уже захватили плацдарм на побережье Керченского полуострова, и это спасло девушек.

На востоке чуть рассеивалась ночная мгла, когда Ира, возвращаясь с очередного задания, подлетала к аэродрому. Близился рассвет.

Зарулив на линию старта, она собиралась выйти из самолета, но увидела, что к ней спешит Бершанская.

— Себрова, может быть, успеете до рассвета слетать еще раз?

Ира думала, что больше не придется. Восемь раз она уже бомбила цель в эту ночь и порядком устала. К тому же в последнем полете ей показалось, что временами мотор работал со стуком. Не мешало бы проверить. Но сказать об этом Бершанской сейчас, когда она стояла и ждала ответа, глядя на нее, Ира не смогла. Командир полка знала, что скоро будет светло, но все же спрашивала. Значит, надо было. Скажи ей Ира о моторе, и она бы немедленно запретила лететь. Но для проверки работы мотора потребовалось бы время, а каждая минута была дорога…

— Хорошо, — ответила она, чувствуя себя неловко, будто в чем-то провинилась. Ей показалось, что она даже покраснела.

— Как работал мотор? Нормально? — спросила техник Люба Пономарева, заливая в бак горючее.

Бензин широкой струей лился в горловину из шланга, тихонько шумел бензозаправщик, работая на малом газу, и, немного поколебавшись, Ира решила не отвечать Любе, сделав вид, что не расслышала вопроса.

— Бомбы подвешены! — крикнула девушка из небольшой стайки вооруженцев, которые теперь уже не спеша отходили от самолета: они кончили свою работу.

— К запуску!

Проворная Люба уже стояла у винта. Прокрутив его, она крикнула, отбегая в сторону:

— Контакт!

Через минуту самолет бежал по полю навстречу занимавшейся заре.

Иринины опасения относительно мотора оправдались. Снова появился стук, но мотор тянул, и она решила идти к цели. На востоке, там, откуда должно было появиться солнце, светились розовые полоски над темным, в тучах горизонтом, а на западе еще оставалась ночь. От смешения тьмы и света в воздухе висела туманная мгла. Но с каждой минутой становилось все светлее…

Зенитки открыли огонь с запозданием. Видимо, не ждали такого позднего посещения. Они стреляли точно: разрывы окружили самолет. После каждой вспышки в небе оставался висеть темный дымок…

Отбомбившись, Ира взяла курс на восток. Наконец обстрел прекратился. Стало тихо-тихо. Совсем тихо, потому что мотор молчал. И неизвестно было, сам ли он остановился или же в него попал осколок. Громко затикали часы в кабине… Потом Ира почувствовала резкий запах бензина — вытекало горючее. Значит, все-таки осколок…

К счастью, линия фронта была близко.

— Будем садиться, — сказала Ира как можно спокойнее. Ей не хотелось пугать Нину, которой еще ни разу не приходилось садиться на вынужденную.