Яков Ершов - Витя Коробков - пионер, партизан Страница 22

Еще недавно над портом развевался красный флаг… Кое-где уже начали расчищать улицы, восстанавливать дома, ребятишки собирались в школу. И вот снова в город ворвался враг. Опять нависла над людьми тяжкая тревога, согнула плечи взрослым, погасила радость в детских глазах.

Десант ушел. Снова гитлеровцы, еще более злобные, ходили по домам с обысками, уводили отцов и матерей, сажали их в тюрьмы. За городом, в узкой балке у кирпичного завода, гестаповцы расстреливали арестованных.

Витя снова был одинок. Не стало взрослого друга, Василия Акимовича Слепова, после десанта исчез из города Вася. Отец снова замкнулся, не подступись.

Бродя по улицам, Витя зашел к Шурику. По обыкновению, они вышли во двор и в амбразуру стали разглядывать, что делается в порту. Гитлеровцы согнали на набережную жителей ставить проволочные заграждения, строить доты.

— Десанта боятся, — сказал Витя. — Все равно наши пройдут.

— Конечцо пройдут, — согласился Шурик. — У нас кораблей много. Все не перетопят, как этот.

Недалеко от берега из воды поднималась мачта затонувшего корабля. Он погиб во время десанта. В страшную непогоду моряки везли на нем боеприпасы и оружие, продовольствие для жителей города. У самой пристани корабль наскочил на мину и затонул. Теперь только одна эта торчавшая из воды мачта напоминала о недавнем десанте.

К месту, где лежал затонувший корабль, то и дело подходили лодки.

— Что они там делают? — обернулся Витя к Шурику.

— Рис достают, — сердито ответил Шурик. — На корабле рису много, консервов. Вот они и воруют, спускают водолазов… А ведь это нам везли, — чуть не со слезами добавил он.

— Мину бы им сейчас подпустить или гранатой шарахнуть, — всматриваясь ненавидящим взглядом в казавшиеся отсюда крошечными угольно-черные фигурки эсэсовцев, сказал Витя. — А мы только глаза на них пялим да охаем…

Дома в этот день Витю ожидала новость: у них был гость.

— Печник приехал из деревни, работу ищет, — объяснила мать.

В коридоре лежал измазанный глиной, затасканный мешок.

Витя вошел в комнату. За столом напротив отца сидел коренастый, среднего роста мужчина в поношенной гимнастерке. Витя поздоровался.

— Здравствуй, если не шутишь, — ответил гость и улыбнулся как-то очень тепло, по-домашнему. — Сынок? — обернулся он к Михаилу Ивановичу.

— Сын, — Михаил Иванович поднялся из-за стола и подошел к Вите. — Вот что, Виктор, — пристально взглянул он мальчику в глаза. — К нам приехал гость. Дядя Коля. О нем никто не должен знать. Понял? Если спросят, скажешь: печник, из деревни, работу ищет.

«Партизан, или фронт перешел», — тотчас сообразил Витя и, весь просветлев, сделал невольное движение к гостю. Но отец мягко остановил его, и Витя понял, что он здесь лишний. Осторожно взял краски, старый альбом и ушел на кухню. Уходя, услышал спокойный басок «дяди Коли»:

— Специальность у меня подходящая. Сейчас все печи поразвалились. А фашисты тепло любят. Не сомневаюсь: дело найдется.

Работа не клеилась. Красок не хватало, да и разводить их было нечем. Нужного цвета подобрать не удавалось. Витя отложил кисть и начал перелистывать старые рисунки.

Уже смеркалось, когда отец позвал его. Дядя Коля сидел на диване и с интересом рассматривал газету «Голос Крыма», которую издавали немцы в Симферополе.

— Да, любопытно, — сказал он и, обернувшись к Вите, стал расспрашивать, как ему живется, часто ли он гуляет по городу, о чем говорят между собой ребята. Витя сразу заметил, что, говоря о городе, дядя Коля больше всего интересуется теми домами и улицами, где расквартированы войска или располагаются штабы. И тогда он стал говорить именно об этих местах, стараясь припомнить расположение зенитных батарей, береговых укреплений, дотов. Приметил он многое и рассказывал подробно, гордый сознанием того, что ему доверяют. Он смотрел на дядю Колю и думал: «Конечно, он оттуда, от Красной Армии. Я сразу понял». Потом ему стало казаться, что он где-то уже встречал этого человека… Внимательные серые глаза, спокойная, уверенная осанка… И вдруг от внезапной догадки он чуть не вскрикнул. Он вспомнил десант, командира в серой шинели, шагающего по улицам города с нарядом краснофлотцев и разыскивающего полицаев. «Козлов, — твердо решил Витя. — А как изменился! И не узнать».

— Дядя Коля, — набравшись смелости, спросил он, — а где Лебедев? Его поймали?

— Какой Лебедев? — сделал большие глаза дядя Коля.

— Ну, да тот, помните, какого во время десанта искали.

— А-а… — усмехнулся дядя Коля: он понял, что дальше скрываться бесполезно. — Да мы с тобой, видать, старые знакомые!

Когда Михаил Иванович заглянул в комнату, сын и гость оживленно беседовали, тесно придвинувшись друг к другу, как закадычные друзья.

— Дядя Коля, — доверительно спросил Витя, — а вы не боитесь?

— Чего?

— Знают вас в городе — не боитесь, что схватят?

— Волков бояться — в лес не ходить, — с усмешкой ответил дядя Коля. — А потом… Документы у меня в порядке. Вот, гляди. Сам городской голова подписал, — дядя Коля зашуршал бумагами. — Ты не сомневайся, подпись подлинная.

— К нам один полицай часто заходит, сосед. Увидит вас — беда будет. Он вредный, сразу в полицию побежит.

Дядя Коля только махнул рукой.

— А мы в полицию завтра сами явимся, — лукаво подмигнул он. — Документы предъявим, работы попросим. Все, Витек, тонко сделаем. А ты мне помоги кое в чем. По городу бегаешь, что слышишь, что видишь — запоминай. Понятно? Растолковывать не надо? Ну вот и считай, будто тебе особое задание дано.

Спал Витя в эту ночь беспокойно. То ему чудилось, что в дом лезут гестаповцы, ломают двери, прикладами вышибают оконные рамы. То бочком протискивался в двери полицай Мирханов, шмыгая носом, будто вынюхивал, нет ли в комнатах кого постороннего. Потом гестаповцы схватили дядю Колю. Витя рвался ему на помощь, но никак не мог встать. Закричал и увидел полицая Мирханова: это он давил ему на грудь коленом. Витя задыхался от боли и бессилия, пытался звать на помощь, но только шевелил губами. Широко открытыми глазами смотрел он на дядю Колю, которого вязали гитлеровцы. И вдруг дядя Коля усмехнулся, выхватил гранату и метнул ее в фашистов. Раздался взрыв, грохот. Витя закрыл глаза, а когда открыл их, то не было уже ни фашистов, ни полицая Мирханова. Над ним склонилась мать.

— Разбудила? — спросила она. — Все из рук валится. Кастрюля со стола полетела, загрохотала.

Витя заглянул в комнату. Она была пуста. Дядя Коля уже ушел. Одевшись, Витя выбежал на улицу. Вчера прошел небольшой снег, потом подтаял, а ночью подморозило, и на мостовой образовалась плотная ледяная корка. Витя вернулся в комнату, наспех пожевал кукурузную лепешку и пошел надевать коньки. С прошлой зимы он еще ни разу не катался и навряд ли вообще вспомнил бы о них, если бы не поручение дяди Коли, Ведь, катаясь, он может и постоять на одном месте и проезжать по два-три раза по одной дороге, не вызывая подозрений.

Он потуже затянул веревочки, попробовал, не шатаются ли коньки, и, неуклюже ступая, вышел на улицу.

— Смотри будь осторожен! — крикнула ему вдогонку мать.

Витя в ответ помахал рукою.

Он сразу же поехал на гору. Там на склонах Митридата стояли зенитные батареи, строились доты.

Как хорошо стремительно лететь на коньках по утоптанной, обледенелой дороге! Быстро-быстро мелькает все кругом, ветер резко бьет в лицо. На мгновенье, поддавшись наслаждению стремительным движением, Витя отвлекается от того, зачем сюда пришел. Но в следующую же минуту вспоминает о задании. Теперь, несется ли на всех парах вниз или медленно влезает на гору, он примечает все, что делается вокруг. Наверняка, это дот с тремя темными амбразурами примостился на взгорье, на перекрестке трех улиц. Ему удается подъехать совсем близко, и он успевает рассмотреть упрятанные в глубине двух амбразур дула пулеметов, а в третьей — круглое жерло пушки.

Немец-часовой, стоящий у входа в дот, грозит автоматом:

— Цурюк!

— Ладно, не цурюкай, — усмехается Витя. — Все, что надо, я видел. Отчаливаю.

Сделав вид, что ему надоело кататься с горки, Витя последний раз с шиком пронесся мимо дота, помахал рукой часовому и поехал на Кочмарскую. На этой улице то и дело появлялись военные. Они жили, наверное, в большом здании, обнесенном глухим забором. Рассмотреть, что делается во дворе, было невозможно. Витя остановился на другой стороне улицы и стал наблюдать. Из проходной часто выходили щеголеватые офицеры. Они садились в блестящие легковые машины и уезжали. Но место отъехавшей машины недолго оставалось пустым, тотчас же, подъезжали другие машины, хлопали дверцы, приехавшие офицеры исчезали за высоким забором. Иногда открывались ворота и со двора выезжали грузовики. В кузовах сидели солдаты.