Йоханна Спири - Хайди, или Волшебная долина Страница 23

Как ни странно, но и Себастиан делал то же самое. Если его посылали в эти комнаты, он звал с собой Йоганна, якобы ему нужно помочь что-то оттуда принести. Каждый из них охотно откликался на зов, хотя ничего, собственно, носить туда или оттуда вовсе не было нужды и вполне можно было бы справиться в одиночку. Однако тот, кого звали, видимо, думал про себя, что в другой раз уже ему самому может понадобиться подобная услуга. А много лет прослужившая в доме кухарка, возясь со своими горшками, качала головой и вздыхала:

— Только бы мне до этого не дожить!

С некоторых пор в доме Зеземаннов творилось нечто странное и даже зловещее. Каждое утро, когда прислуга спускалась вниз, входная дверь стояла настежь. Но вокруг никого не было. В первые дни, когда это случалось, все в страхе начинали обшаривать комнаты, чтобы понять, что же украдено. Полагали даже, что вор мог спрятаться в доме, чтобы ночью сбежать с добычей. Но ничего такого не было, в доме не пропало ни одной вещи. Вечером дверь не только запирали на все замки, но и подпирали еще деревянным бруском. Ничего не помогало. Наутро дверь опять стояла настежь. В какую бы рань ни спускались вниз встревоженные слуги, дверь стояла открытой, даже когда всё кругом еще крепко спало, а двери и окна других домов были на запоре.

Наконец Себастиан с Иоганном набрались храбрости и обратились к фройляйн Роттенмайер с просьбой позволить им провести ночь в комнате, примыкающей к залу. Они там притаятся и посмотрят, что будет происходить. Фройляйн Роттенмайер тотчас же согласилась, более того, она достала кое-что из имевшегося у господина Зеземанна оружия и вдобавок дала Себастиану большую бутылку ликера, чтобы они могли подкрепиться перед решающей схваткой, ежели таковая последует.

В назначенный вечер Себастиан и Иоганн засели в комнате рядом с залом и тут же начали подкреплять свои силы ликером. От ликера у них сперва развязались языки, а потом начали слипаться глаза. Наконец, откинувшись на спинки кресел, оба умолкли. Когда старые башенные часы пробили полночь, Себастиан продрал глаза и позвал Иоганна. Того оказалось нелегко добудиться. Сколько Себастиан его ни окликал, Иоганн только перекатывал голову по спинке кресла и спал себе дальше. Себастиан напряженно вслушивался в ночную тишину, ему удалось-таки стряхнуть с себя сонное оцепенение. Тишина стояла мертвая, даже с улицы не доносилось ни звука. Себастиан и думать забыл о сне, ему было страшно в такой тиши. Он сдавленным голосом звал Иоганна, иногда теребил его. Наконец, когда часы пробили час, Иоганн пробудился и сразу вспомнил, почему он сидит в кресле, а не лежит в своей постели. Он храбро вскочил и крикнул:

— Ну, Себастиан, давай-ка выйдем и поглядим, что там делается. Не бойся! За мной!

Иоганн распахнул слегка приоткрытую дверь комнаты и только сделал шаг, как из открытой входной двери потянуло сквозняком и свеча в руках у Иоганна погасла. Тот отшатнулся, налетел на стоявшего сзади Себастиана, и они вместе ввалились в комнату. Иоганн захлопнул за собой дверь и в лихорадочной спешке повернул ключ до отказа. Затем чиркнул спичкой и зажег свечу. Себастиан даже не успел сообразить что к чему. Стоя за широкой спиной Иоганна, он не ощутил сквозняка.

Но когда Иоганн зажег свечу, Себастиан испуганно вскрикнул. Иоганн был белее мела и дрожал как осиновый лист.

— Что? Что случилось? Что там такое было? — участливо спросил Себастиан.

— Дверь — настежь! — прохрипел Иоганн. — А на лестнице белая фигура, понимаешь, Себастиан, поднялась по лестнице, раз — и нету!

У Себастиана по спине побежали мурашки. Они сели рядышком, боясь пошевелиться, и сидели так, покуда не начало светать и на улице не появились первые прохожие. Тогда они оба вышли из своего укрытия, закрыли распахнутую входную дверь и поднялись наверх доложить обо всем пережитом фройляйн Роттенмайер. Домоправительница сразу же приняла их, так как от волнения не могла уснуть. Едва услыхав о событиях минувшей ночи, она тут же села писать письмо господину Зеземанну. Таких писем он от нее еще никогда не получал. В письме говорилось, что у нее от ужаса опускаются руки. Если бы господин Зеземанн мог незамедлительно вернуться домой! Ибо здесь творится нечто неслыханное. Засим она поведала хозяину дома обо всем происходящем, не забыв упомянуть о том, что входная дверь каждое утро стоит настежь. Таким образом, из-за постоянно распахнутой двери никто в доме не может быть спокоен за свою жизнь. Невозможно даже предположить, какие кошмарные последствия могут повлечь за собой эти события. Господин Зеземанн немедленно ответил, что сейчас он никак не может все бросить и вернуться во Франкфурт. История с привидением представляется ему более чем странной, и он выражает надежду, что скоро все образуется. Однако ему это не дает покоя и он покорнейше просит фройляйн Роттенмайер написать госпоже Зеземанн и спросить, не соблаговолит ли она приехать во Франкфурт. Он убежден, что его матушка очень быстро во всем разберется и покончит с привидениями, да так, что они еще очень не скоро решатся посетить его дом. Фройляйн Роттенмайер осталась очень недовольна тоном этого письма. Господин Зеземанн явно не принял всерьез историю с призраком. Она тут же написала госпоже Зеземанн, однако тон ее ответа немногим отличался от тона господина Зеземанна. Бабуленька писала, что в ее намерения не входит так скоро возвращаться во Франкфурт из Голштинии только оттого, что фройляйн Роттенмайер померещилось привидение. Кстати сказать, она сама никогда не видела привидений в доме Зеземаннов, а если теперь там завелся призрак, то это наверняка кто-то живой. А с живым Роттенмайер — и сама сможет управиться, если же нет, то пусть наймет ночного сторожа.

И фройляйн Роттенмайер решила, что не будет больше жить в постоянном страхе. Она сумеет себе помочь. До сей поры девочкам ни слова не говорили о привидениях, ибо фройляйн Роттенмайер опасалась, что перепуганные дети ни за что больше не захотят оставаться одни ни днем, ни ночью. Что для нее было бы весьма обременительно. Но сейчас она прямиком направилась в классную комнату, где сидели девочки, и сдавленным голосом поведала им о ночных визитах. Клара тут же закричала, что больше ни на секунду не останется одна. Папа должен немедленно вернуться домой, а до тех пор пусть фройляйн Роттенмайер ночует у нее в комнате. И Хайди тоже нельзя оставлять одну, вдруг привидение заявится к ней? Пускай Тинетта спит с ней в комнате, а Иоганн с Себастианом пусть сторожат в коридоре, чтобы сразу спугнуть привидение криком, если оно вздумает подняться наверх. Клара была страшно взбудоражена, и фройляйн Роттенмайер стоило больших усилий ее немного успокоить. Она пообещала Кларе тут же написать господину Зеземанну, поставить свою кровать в ее спальне и ни на минуту не оставлять одну. Разумеется, все в одной комнате спать не могут, так что если Адельхайда тоже боится, то пусть и в самом деле Тинетта спит у нее в комнате. Но Хайди куда больше боялась Тинетты, нежели привидения, о котором прежде вообще никогда даже не слыхала. Поэтому она сразу заявила, что ни чуточки не боится привидения и хочет по-прежнему спать одна. Фройляйн Роттенмайер поспешила к письменному столу и написала еще одно письмо господину Зеземанну, где говорилось о том, что зловещие происшествия в доме повторяются еженощно, они могут дурно сказаться на хрупком здоровье его дочери и повлечь за собой поистине непредсказуемые последствия. Бывают примеры, когда в подобных случаях начинаются внезапные эпилептические припадки или пляска святого Витта.[4] Если не рассеять страх, поселившийся в доме, здоровью Клары грозит опасность.

И это помогло. Спустя два дня господин Зеземанн уже стоял на пороге своего дома и так дергал звонок, что сбежалась вся прислуга. Прежде чем открыть, они переглядывались в страхе, думая, что это обнаглевшее вконец привидение пугает их еще до наступления ночи. Себастиан осторожно глянул в окно сквозь полуоткрытый ставень. В этот момент звонок зазвонил так требовательно и настойчиво, что каждому стало ясно — его дергает рука живого человека. Себастиан даже успел сообразить, чья это рука, и сломя голову бросился вниз по лестнице.

Он рывком распахнул дверь. Господин Зеземанн коротко поздоровался с ним и тут же поспешил к дочери. Клара встретила отца восторженными возгласами, а он, увидав ее бодрой и совершенно такой же, как всегда, сразу успокоился, со лба его сбежали морщины, и он радостно улыбнулся. У господина Зеземанна всегда разглаживались морщины, стоило ему только услышать, что его дочь жива и здорова. А Клара так обрадовалась приезду отца, что почти уже полюбила поселившееся в доме привидение, ведь это из-за него папа вернулся домой!

— Ну-с, как поживает наше привидение, любезнейшая фройляйн Роттенмайер? — спросил он домоправительницу, при этом уголки его губ дрожали.