Сергей Георгиев - Собаки не ошибаются Страница 23

Или этот сказочный Торжок — точнёхонько посередине между Москвой и Санкт-Петербургом! Я и пробыл-то там немногим больше двух часов: чуть прокатились по городу, полюбовались красотами, подъехали к детской библиотеке — потом встреча с читателями — и назад!

Почти на сто процентов мои путешествия именно такие — библиотечные.

Впрочем, обо всём по порядку.

Пока не выучился читать сам, мне по очереди читали вслух обе мои бабушки, Таисья Евдокимовна и Александра Александровна. Это было счастье. Скидывал тапочки, с ногами забирался на диван — и мог слушать часами. Чаще всего сказки. Особенно запомнились потрясающие китайские сказки; как раз подходило к концу время «великой дружбы» с Китаем.

Как-то сказал бабушке Тасе:

— Вот бы попробовать рисовой лепёшки…

— Сейчас, — ответила та и отправилась в кухню.

Скоро весь дом наполнился горячим хлебным духом: бабушка напекла оладий (понятное дело, обыкновенных, пшеничных), в этом деле она была большой мастерицей!

Но я-то, запивая молоком, с аппетитом уплетал именно рисовые лепёшки! Эти сказочные китайские крестьяне, они и без того уже были мне как родные. А уж от горячих лепёшек душа и вовсе растаяла…

Вот это жизнь, понял я!

У меня было полное ощущение, что Китай от нас совсем близко, где-то рядом — нужно просто идти по нашей улице, идти… А потом повернуть за угол — и вот он, Китай!

Родился я на Урале, в замечательном городе, который очень люблю и всегда вспоминаю с большой теплотой. Имени города называть не стану, в конце объясню почему.

Наша улочка заканчивалась домом, который когда-то принадлежал Дмитрию Наркисовичу Мамину-Сибиряку. Двухэтажный добротный этот дом стоит и теперь, на стене — мемориальная доска, всё как положено, видел на фотографиях.

За угол (туда, где начинался Китай) я так никогда и не свернул. О чём жалею вот уже пятьдесят лет… Просто не получилось. Сначала мы переехали на другой конец города (маме дали квартиру) и к бабушке с дедушкой стали приходить только в гости; а они — к нам. Закончив школу, я сразу поступил в университет — и уехал уже насовсем, в Свердловск (ныне Екатеринбург).

…Ещё одно детское воспоминание, совсем крошечное.

Папа ведёт меня записывать в детскую библиотеку. В школу я поступил балбес балбесом: знал всего несколько букв, читать и писать не умел. Но зато первым в классе освоил грамоту, первым от корки до корки самостоятельно осилил книгу (помню в деталях все картинки — это был «Емеля-охотник» Д. Н. Мамина-Сибиряка). И очень полюбил читать.

Неплохая библиотека была у нас в школе № 23, дома тоже всегда было много книг… Читать не перечитать! Дело в другом. Ребята во дворе, кто был хотя бы чуть постарше меня, все были записаны в детскую библиотеку. Вот телевизоры в квартирах были редкостью, это правда. Мы с братом ходили смотреть детские передачи к соседям.

И мне казалось, что брать книги в районной библиотеке — это своеобразный знак моей самостоятельности и взрослости.

Да ещё всякий раз и увлекательное путешествие — за три квартала от нашего дома, чуть ли не «за три моря»! Детская библиотека работала тогда на улице Фрунзе, прямо напротив кинотеатра «Урал». Не знаю, действует ли она теперь…

Я уговорил отца, он взял паспорт — и меня записали!

До сих пор помню номер моего первого читательского билета — 1411. Документ! Произносить это нужно было так: четырнадцать-одиннадцать. Словно пароль в необыкновенный и волшебный мир.

Второклассник, я и первую книгу в этой чудесной библиотеке взял не по своим годам: хотелось перед библиотекаршей выглядеть посолиднее. Книга была очень толстой и почти без картинок. Но прочитал не отрываясь. Автор Григорий Мирошниченко, «Юнармия».

К чему это я?

Проверено, самыми яркими и запоминающимися оказываются события, на первый взгляд, совершенно пустяковые и малозначительные. Совсем недавнее: Брянская область, крошечный уютный городок Карачев, детская библиотека.

Приехали на автомобиле заранее, едва рассвело; чтобы не опаздывать, решили подстраховаться.

Встречает заведующая, Надежда Васильевна; на вид — чуть старше меня, немного за шестьдесят. Видно, что волнуется, не знает, куда усадить.

— Угощайтесь, пожалуйста!

Накрыт стол, посередине — блюдо с яблоками. Яблоки восхитительные — огромные, каждое размером с мой кулак, жёлтые; какой-то зимний сорт.

Беру яблоко — сочное, сладкое, ароматное.

— А как это чудо называется? Какой-то редкий сорт?

Надежда Васильевна отчего-то смущается, машет рукой:

— Да какой там сорт?! Так, свои… Под окном у меня растут… Мы их с мужем «банановкой» называем…

Ну, банановка так банановка, прекрасное название.

Хлопнула входная дверь, входит ещё одна женщина, тоже библиотекарь. Взгляд её сразу падает на блюдо с яблоками:

— Да вы угощайтесь, угощайтесь! — гостеприимно советует она мне. — Яблоки у Надежды Васильевны на весь город славятся! Наша «лимоновка»!

Понятно…

Минуту спустя появляется солидный улыбчивый мужчина, заведующий отделом культуры. Я стою с надкушенным яблоком в руке. «Министр» понимающе кивает:

— Ага! Попробовали уже! То-то! Долго будете вспоминать! Наша гордость, на всю страну эти яблочки славятся! Знаменитая «партизановка»!

Милые, славные люди!

История не к тому, что «хоть горшком назови…». Напротив, в человеческих отношениях порой необходимо самое точное, единственное определение, чтобы добраться до глубинной сути явления. Со всеми нюансами.

…Вместе с Леонидом Львовичем Яхниным, известным сказочником, поэтом и переводчиком, мы встречались с юными читателями на Ямале. Тарко-Сале, огромный зал. После выступления нас окружили дети, протягивают книги, журналы, открытки — чтобы получить автограф. Когда толпа схлынула, подошёл мальчик — с пустыми руками.

— Тебе расписаться? Сейчас, найдём листок…

— Да нет, не надо… — сказал мальчик. — А можно… я вас за рукав потрогаю?

Родной мой, да большего счастья придумать невозможно! Я чуть не закричал: «А можно и я тебя тоже потрогаю за рукав? Ведь ты же тот самый мой любимый читатель! Тот, для которого я живу и работаю!»

Конечно, профессия литератора — очень счастливая профессия. Я работаю в своё удовольствие, пишу, чтобы прежде всего радовать самого себя. Но вот когда произведение написано, когда поставлена последняя точка… Вот тут-то и понимаешь, что одиночество хорошо и полезно лишь для того, чтобы тебе не мешали. После же мучительно хочется узнать, «как наше слово отзовётся…».

Тогда, на Ямале, я сдержался и ничего не сказал. Мы с тем чудесным мальчишкой, к взаимному удовольствию, подёргали друг дружку за рукава — вот и всё…

А теперь продолжение темы.

Март 2010 года, Книжкина неделя. Небольшая библиотека; точно так же после выступления ребятишки окружили, чтобы получить автографы. Смотрю, в сторонке стоит мальчишка, терпеливо ждёт… Дождался, подходит, протягивает листок:

— А чего это, — говорит, — только вы всем автографы раздаёте? Я вам тоже свой автограф дарю!

На листочке было написано: «Писателю от Виталика». Я бережно храню этот автограф и горжусь таким подарком! Без ложной скромности: вот оно, настоящее читательское признание. И писательское счастье.

Вместе с поэтом Мариной Бородицкой мы выступали в детской библиотеке города-героя Новороссийска. Едва Марина произносила первую строчку своего стихотворения, как весь зал подхватывал и хором декламировал дальше! Это были не какие-то специально подготовленные для встречи с писателями дети — я видел, как сияли глаза!.. Мне кажется, это и есть высшая форма читательской любви.

Много лет назад я написал маленький рассказик, который всё никак не решался опубликовать. Казалось, чего-то в нём не хватает. Как выяснилось, одной строчки.

Случилось это очень давно, мы с братом Мишей ещё и в школу не ходили. В самом начале зимы, очень холодной и снежной, слепили перед домом снеговичка. Нам помогал дедушка, и снеговик получился на загляденье — крепенький, ладный, с весёлым лицом. И всё при нём, как положено: руки-прутики, морковка вместо носа и ведро на голове.

Снеговик всем понравился; мы быстро с ним подружились и дали имя — Мотя.

Миша, мой младший брат, сбегал домой и принёс приготовленную к Новому году ёлочную игрушку — красный стеклянный шар. Дедушка прикрепил шарик снеговику на грудь, будто медаль.

— Мотя у нас — герой!

Жили мы тогда в большом городе, но в деревянном доме, на тихой окраинной улочке.

С появлением снеговика жизнь стала другой.

Мотя стоял возле крыльца, и, едва проснувшись, мы с братом бросались к окну: как там наш лучший друг?