Гелена Воланская - Тайна Страница 23

Учитель встал, пододвинул стул для Стременовой, и они оба сели у стола. Теперь он настойчивее стал уговаривать ее послать сына в школу. После долгих колебаний мать согласилась. Ей хотелось, чтобы Ондра учился, как все другие дети, но она боялась возвращения директора: кто знает, какая еще пакость взбредет ему в голову, и тогда он вконец изведет ее мальчика.

Учитель, довольный достигнутым успехом, крепко пожал руку Стременовой и, весело кивнув Ондре, направился к двери. С порога он обернулся и пожелал Стременовой получить добрые вести о муже.

Как только дверь за учителем захлопнулась, Ондра подбежал к матери:

— Мама, я в школу не пойду! Слышишь, не пойду!

Ондре показалось, что мать думает о чем-то своем и не слышит его. Тогда он дернул ее за рукав.

— Ведь я учусь дома вместе с ребятами, — убеждал он мать. — А повторять глупости директора всем не хочу. Вот увидишь, дернет его нелегкая, и он снова вцепятся в меня.

«Его», «он» — так Ондра называл директора. Сейчас он ненавидел этого человека больше чем когда-либо.

Ничего не отвечая, мать продолжала готовить обед, а мальчик вертелся у плиты, говорил без умолку, с мольной заглядывая ей в глаза.

— Ондриш, не дури! Подумай только: учитель сам пришел к нам, советует вернуться в школу. Ведь тебя и вправду упекут в исправительный дом. Ну, перестань! Довольно! Почисть лучше картошку.

— Подождем хотя бы, пока отец вернется после процесса, — настаивал Ондра.

— Откуда ты знаешь о процессе? — удивилась мать.

— Вот и знаю, — сухо ответил Ондра, разочарованный тем, что его слова не произвели на мать ожидаемого впечатления. Видно, она тоже читала газету, а ему ничего не сказала.

— Ну, коли знаешь, так знай, а зря не болтай. И никому не рассказывай, что учитель у нас был. После обеда приготовь уроки, завтра пойдешь в школу. И больше об этом ни слова. Ну, живей, чего ты канителишься? Обещал полную кастрюлю начистить!

Ондра надулся и замолчал.

Мать еще некоторое время возилась у плиты, потом вытерла руки и взяла у мальчика корзинку с картофелем.

— Учитель Гиль не стал бы тебя звать, если бы думал, что у тебя могут быть из-за этого неприятности… Не спорь! — прикрикнула она на сына, заметив, как он нетерпеливо тряхнул головой. — Если бы отец узнал, что ты отказываешься идти в школу, он не похвалил бы тебя.

— Если бы отец… — начал Ондра уже менее уверенно.

Но мать перебила его:

— Как только отец вернется, поговорим с ним обо всем, а теперь занимайся своими делами.

Чем дольше Ондра возражал, тем сильнее сомневался в своей правоте. А после того как мать сослалась на авторитет отца, он окончательно решил послушаться, но ему хотелось еще немножко поворчать.

— Хорошо, я пойду в школу, раз ты требуешь, и буду стараться еще больше, чем раньше. Но директор все равно ко мне будет приставать, вот увидишь.

— Учись, учись, Ондришка. Я буду гордиться тобой, — ласково сказала мать.

Ондра вздохнул:

— Ладно, пусть пристает, а я назло ему буду учиться лучше всех!

Глава XIX. Важное решение

Снег уже сошел. Сорванец ветер весело порхал по городу и ласково обвевал лица прохожих. Он прилетел прямо с полей, чтобы напомнить людям о приближении сева, принес с собой запах влажной, свежевспаханной земли; а может быть, его прислали сюда горные склоны и пробуждающиеся долины — ведь одновременно на улицах появились целые корзины фиалок и ландышей.

А ветер все носился по городу, врывался в открытые окна, раздувал занавески. Он привык летать над бескрайными полями, и ему было тесно среди серых каменных стен, в узком лабиринте улиц. Поэтому, неуклюже покружившись на перекрестках, он к вечеру становился грустным, от него веяло холодом, и, вздыхая, он жаловался, что тоскует по родным просторам и не может найти к ним пути.

В один из таких вечеров по Долгой улице медленно брела усталая, немолодая женщина в сером платке.

В квартире Марковых ее с нетерпением поджидал Лацо. Он только что вернулся от Ондры. Дядя Иозеф читал у окна газету, тетя Тереза записывала в замусоленную тетрадь текущие расходы по хозяйству. Это была сложная задача — надо было составить меню на всю неделю и высчитать его стоимость. Лацо молча наблюдал за теткой.

Тетя Тереза низко склонилась над столом и, прикусив губу, старательно выводила буквы и цифры. Потом она, подперев голову рукой, с явным беспокойством поглядела на свои записи. Лацо слышал, как она прошептала:

— Еще нужно молока по крайней мере на пятнадцать крон в месяц, а если понадобится купить что-нибудь из одежды, так где же взять, если на еду не хватает?

В это время женщина в сером платке вошла в подъезд и позвонила в квартиру Марковых. Лацо кинулся открывать. В дверях стояла его мать. Она едва держалась на ногах от усталости. Лацо бережно подвел ее к столу и усадил.

— Ну что, Ганка, как дела? — спросила тетя.

— Никак, — безнадежно махнула рукой мать.

— Взял он деньги? — полюбопытствовал дядя.

Главкова едва заметно улыбнулась. Сперва чуть дрогнули ее губы, потом блеснули глаза. Все выжидательно смотрели на нее, и Лацо не терпелось услышать ее ответ. Вчера вечером, до того как он пошел ночевать к Сернкам, взрослые долго совещались. Маме нужно было получить в гарде справку, что ее муж ранее никогда не привлекался к суду.

— Такую бумажку тебе и здесь дадут, незачем за ней ехать домой, — уверял дядя.

— Да ведь Адама тут никто не знает, — возражала мать.

— Подумаешь, важность! Сунь чиновнику пять крон, и он с благодарностью выдаст тебе любую справку.

Мать была в нерешительности, она боялась, что не сумеет достаточно ловко сунуть взятку и только испортит все.

Дядя советовал вложить деньги в конверт, а тетя считала, что лучше держать их наготове в руке.

Мать в полной растерянности запихнула в карман и конверт и деньги и пошла.

Теперь она с победоносным видом смотрела на зятя и сестру, совсем как девочка, которая очень хитро сумела выполнить необычайно сложное поручение.

— Как ты дала ему? Да говори же! — раздраженно допытывался дядя.

Мать сразу стала серьезной и принялась рассказывать:

— Едва он меня выслушал, как тут же взялся писать справку. А я стою ломаю голову, как вручить ему деньги, да так ничего и не могу придумать. Он все о чем-то спрашивает, что-то приписывает. Вижу — он уже кончил и ждет, а я держу и думаю: «Что же дальше делать?» Вдруг он как рявкнет: «Уж не воображаете ли вы, что я обязан бесплатно трудиться?» Я хоть испугалась, но в душе поблагодарила его за то, что он избавил меня от лишних забот. Сам дорожку указал.

— Я ведь тебе говорил, что без взятки ты шагу не ступишь, — самодовольно сказал дядя.

— Столько денег, — огорчалась тетя, — и ни за что ни про что, лишь бы пьяница на водку мог содрать.

— Что поделаешь! Такие они люди. Давай им денег, а не то… — Мама махнула рукой.

— Что верно, то верно. Хочешь от себя беду отвести — плати, — рассуждал дядя, закуривая сигарету. — Деньги каждый любит.

— Кто привык жить честным трудом, тому и на ум не взбредет с других тянуть, — заметила мать.

— Жизни ты не знаешь, — поучительным тоном произнес дядя.

— Эх, зять, и вправду не знаю. У меня голова кругом идет от всех этих дел: боюсь, как бы мое прошение не выбросили в мусорную корзинку. Гардисты — они все бездушные, жестокие. Человеческая жизнь для них гроша ломаного не стоит.

— Всякие люди среди них есть, не спорю. Да тебе-то что до них? Ведь ты же им объяснила, что не знаешь, где Якуб. Я думаю, и старика твоего выпустят. Зачем его зря держать?

Дядя погасил сигарету и продолжал:

— Ничем тебе помочь не могу. Я в гарде никого не знаю, разве одного только Костку. Но Костке теперь не до меня, он гоняется за коммунистом, который удрал от него. Говорят, у этого молодца была машина для размножения листовок. Наверно, стреляный воробей. Костка не оберется неприятностей. Я-то сам не гардист, с моей рекомендацией никто считаться не станет.

— Завтра я пойду с этой бумажкой к начальнику, — сказала мать. — Ведь он же наш, словак. Пожалуюсь ему на свою беду…

Лацо тоже хотелось высказать свое мнение, но он промолчал — неудобно вмешиваться в разговор старших. Он-то никогда еще не видел больших начальников, которые сидят в комендатуре гарды. С такими мальчишками, как Лацо, они, конечно, и говорить бы не стали.

А что, если и Лацо пойдет в комендатуру и попросит отпустить отца? Объяснит, что мама больна, а Ферко совсем еще маленький. Лацо скажет, что ни он, ни его мама понятия не имеют о том, где Якуб. И тут Лацо почувствовал, как краска залила его щеки. А вдруг он покраснеет и все сразу догадаются, что он говорит неправду? Но, может быть, ему все-таки поверят и отпустят отца?

Лацо подошел к матери и робко положил руку на ее плечо: