Всеволод Нестайко - Загадка старого клоуна Страница 23

— Вот берите пример с Наливайко! Молодец, Стёпа!

Игоря Дмитруху даже передергивало всего от этих слов. Но сделать он ничего не может. Несмотря на то, что его брат известный спортсмен, по заграницам разъезжает, я и бегаю, и прыгаю лучше Игоря. А про уроки труда и говорить нечего.

Уроки труда у нас с девчонками раздельные. Девочки в классе С Ириной Владимировной фартуки и «ночнушки» (ночные рубашки) шьют, а мы в мастерской с Александром Ивановичем слесарим. И Дмитруха, прямо скажем, в этом деле плетется в хвосте. Видно, дома никогда молотка в руках не держал. И Валера Галушкинский не очень большой умелец, и Спасокукоцкий и Кукуевицкий, да и Лёня Монькин (хотя этот немного лучше). А меня папа с мала приучал. И в мастерской я чувствую себя, как рыба в воде. И это игорево «Муха» в мастерской звучит как-то не очень слышно и даже не обидно.

Когда Сурен впервые пришел на урок труда, я уж так старался, так старался, как никогда. Но желаемого эффекта не вышло. Сурен то ли невнимательности, то ли ненароком сильно ударил себя по пальцу, даже под ногтем почернело, страшно смутился и уже реагировать на мои трудовые подвиги не мог.

Игорь Дмитруха неожиданно воспользовался этим:

— Муха, смотри, старается! Ишь! Аж капля на носу. Вот не люблю таких выскочек.

Спасокукоцкий и Кукуевицкий захихикали.

Не произвел я желаемого впечатления. Не вышло. Снова Игорь был сверху.

Прошло три дня после того, как я попрощался с Чаком. Он не появлялся. Мне уже даже начало казаться, что всё это мне приснилось, что никаких встреч с Чаком, никаких путешествий в прошлое не было.

Сегодня утром на первом уроке Лина Митрофановна сказала:

— Дети! Мы с вами должны показать нашему армянскому другу Сурену наш славный город, должны познакомить его со славной историей древнего Киева. Согласны?

— Согласны! — хором ответили мы.

— Начнем сегодня. Сегодня у Сурена как раз нет съёмок. И начнем мы с завода «Арсенал», который вписал в историю нашего города славные революционные страницы. После уроков мы с вами идем на экскурсию в Музей боевой и революционной славы завода «Арсенал».

Последние слова Лины Митрофановны произнесли особенно торжественно. Она вообще была немного артисткою, наша Лина Митрофановна. высокая, стройная, красивая, она откидывала назад голову, когда говорила что-то важное, и голос её при этом звенел, как на сцене.

Я обрадовался.

Я вообще люблю разные экскурсии, люблю всё новое, особено историческое. Наша Мария Степановна, учительница в селе, тоже часто устраивала нам экскурсии — и на сахарный завод, и по местам партизанских боев, и в Киев мы ездили, и в Лавре были, на Выставке достижений народного хозяйства. Но в музее завода «Арсенал» я никогда не был.

Ехали мы шестьдесят вторым автобусом. Людей был полный автобус. Весь наш класс сбился на задней площадке. Нас с Тусей Мороз прижали к окну. Я обеими руками держался за поручень, и когда автобус подкидывало (а вы знаете, как подкидывает на задней площадке), напрягал все мышцы, чтобы спиной удержать людей и чтобы не придавило Тусю. Правда усилия мои мало что давали. Туся то и дело ойкала и морщилась.

— Скажи, а ты бы мог совершить подвиг? Если бы война была, революция или что-нибудь такое? — неожиданно спросила она меня тихо, покраснела и, не ожидая моего ответа, сама за меня сразу ответила: — По-моему, мог бы… А вот я, наверно, нет… Я такая боягузка. И так боли боюсь. Ой! Когда болит, всегда плачу.

Я смутился. И еще с большой силой уперся руками. Но автобус снова подкинуло, и Туся снова ойкнула.

Игорь Дмитруха и Валера Галушкинский при каждом толчке, наоборот, весело верещали, хохотали и что-нибудь выкрикивали:

— Космический корабль «Икарус-62» вышел на орбиту!

— Проходим верхние слои атмосферы!

— Нагрузки возрастают.

— Братцы, я чувствую невесомость! Мои ноги не касаются пола!

— Мои ноги, ноги, ноги не касаются пола! — запел Игорь Дмитруха.

— Не касаются пола мои ноги! — подхватил Валера Галушкинский.

Наконец в динамике послышался голос водителя:

— Площадь Героев «Арсенал»! Шестой «Б», выходите быстрее! Не задерживайте автобус.

Мы высыпались, как горох из мешка.

Я не раз проезжал и проходил этой площадью, но теперь как-то по-особенному смотрел и на станцию метро «Арсенальная», и на памятник — пушку на постаменте, и на сам «Арсенал» — на эти навсегда оставленные для истории побитые пулями два нижних этажа, а над ними, из такого же красного кирпича, два верхних, недавно надстроенных.

Над входом в музей — барельеф: сражаются у заводских стен арсенальцы. И мемориальные доски.

— Заходим, заходим! Организовано! Парами! И не кричите, не бегайте, ведите себя, как пристало пионерам! Заходим! — командует Лина Митрофановна.

У маленького столика при входе, на котором лежит толстенная книга отзывов, нас встречал экскурсовод — приветливая черноволосая женщина.

Высокие сводчатые залы. Экспонаты. Музейная тишина.

И вдруг вверху над нами что-то загудело: у-у-у-!

— О! А что это? — удивленно спросил Дмитруха.

— Станок, — улыбнулась экскурсовод. — вверху над нами цех. Это же завод.

— Да я просто так спросил. Я и сам знаю, что такое станок, — сказал Дмитруха, но видно было, что, конечно, он сразу не догадался. Да и действительно, тяжело было догадаться. В этой абсолютно музейной обстановке, среди экспонатов, среди старинных вещей, документов, стендов как-то не представлялось сразу, что над нами современный цех завода, где возле станков стоят рабочие, такие, как мой папа, который в этот момент тоже стоит у себя в экспериментальной мастерской у станка.

Экскурсовод начала с далекого 1764-го года, когда был основан киевский «Арсенал».

Я слушал и разглядывал экспонаты. На первом стенде гвозди, которые применялись при строительстве «Арсенала». Здоровенные, «ручной ковки» (каждый гвоздь выковывать надо было!). Кирпич. На каждом кирпиче клеймо — «Снежко» (ишь, пробился в историю, фабрикант).

Вьючное седло системы Грум-Гржимайло для перевозки горной артиллерии. Красивое седло!

А дальше другая продукция завода — штыки, кинжалы, сабли.

Самовар, из которого пили чай рабочие-арсенальцы.

Следующий зал. Оружие! Аж глаза разбегаются. Ружья, винтовки, пулеметы, пистолеты.

— О! О! — шепчет Дмитруха. — Американский кольт! О! «Ро-от манлихер»!

А экскурсовод рассказывает уже про Октябрьское вооруженное восстание арсенальцев.

— Вечером 27 октября 1917 года в помещении театра Бергонье (теперь там театр имени Леси Украинки) проходил объединенный пленум Киевского Совета рабочих и солдатских депутатов с участием представителей от частей гарнизона, профсоюзов и фабзавкомов. С большой радостью была выслушан доклад победе Великой Октябрьской социалистической революции в Петрограде. И 27 октября Киевский комитет РСДРП(б) обратился к рабочим и солдатам Киева, призывая их поддержать Октябрьский переворот в Петрограде…

Я слушал и думал: «Ну кто, кто мне поверит, что я сам, собственными глазами видел этот театр Бергонье, — двухэтажный, с длинным, на весь тротуар, козырьком над входом, такой непохожий на сегодняшний театр имени Леси Украинки?! Никто мне не поверит!!»

А экскурсовод продолжала рассказывать. Как героически боролись арсенальцы в октябре семнадцатого за власть Советов. Но победой рабочих и солдат воспользовались буржуазно-националистическая Центральная Рада, которая взяла курс на отрыв Украины от Советской России, на развязывание братоубийственной войны. Нанеся восстанию предательский удар в спину, Центральная Рада установила режим кровавой диктатуры. Но под руководством большевистской партии в Киеве с новой силой развернулось борьба против контрреволюции.

В Харькове состоялся Первый Всеукраинский съезд рабочих и солдатских депутатов, который провозгласил Украину Советской республикой. Революционные войска двинулись на Киев, где засела Центральная Рада. Наступление развивалось успешно, и в середине января войска приблизились к Киеву.

15 января под руководством ревкома, возглавляемым Андреем Ивановичем, в Киеве началось вооруженное восстание, центром которого снова стал завод «Арсенал».

— А теперь посмотрите диораму «Январское восстание 1918». — Экскурсовод нажала кнопку, и в глубине второго зала вспыхнул свет.

Мы очень удивились. Всё было как живое.

На переднем плане настоящая мостовая, мешки, бочки, колеса, перевернутый сломанный ларёк с вывеской «Иконная лавка Киево-Никольского собора», чугунные люки, деревце. И весь этот живой предметный план переходит незаметно в огромную, на всю стену, полукругом картину. А на этой картине — панорама восстания.

В центре — баррикада, трамвайная платформа, на ней повстанцы. Слева — церковь, тот самый Никольский собор (так называемый «Малый Никола»), а за ним высилась звонница «Большого Николы» — Войсковой Никольский собор, что стоял на месте нынешнего городского Дворца пионеров.