Лидия Чарская - Джаваховское гнездо Страница 24

— Ты сказал мне всю истину, Селим? — Взор Нины — взор орлицы. От него никуда не скроешься, не убежишь.

— Как перед Всевышним, «друг»! Как перед Всевышним!

— Если позвать муллу из мечети и принести Коран, ты поклянешься на Коране, что ты один виною всему, Селим?

— Я поклянусь на Коране, — опуская глаза, отвечает Селим.

— О, не клянись! Не клянись! Не лги! Не ты, а она, Селта, всему виною! Я слышала все. Я все знаю.

И волнуясь, трепеща всем телом, как раненая птица, Маруся бросается вперед.

— «Друг», тетя Люда, бек Джамала, братья и сестры, он не хочет выдать Селту. Он клевещет на себя. Он выгораживает Селтонет. Я слышала все, я все знаю! — кричит она вне себя, исступленно, и тут же рвется, летит сбивчивая исповедь из уст юной казачки, тот вечер в зеленой сакле, беседа Селима и Селтонет и истинная причина Даниного исчезновения. — Валь и Сандро подтвердят это. Подтвердят! — заканчивает она.

— Селтонет!

Все глаза направляются на девушку. Она бледна как смерть, но глаза ее по обыкновению темны и непроницаемы. Губы, белые как известь, силятся вызвать что-то, похожее на улыбку.

— Подойди сюда, Селтонет, — говорит Нина.

Бесшумно движется татарка.

— Селтонет, зачем ты сделала это?

Это уже не голос Нины, а чей-то другой, мягкий и грустный голос тети Люды.

— Селтонет, у тебя была маленькая сестра в детстве. Ты, я знаю, ее очень любила. Если бы с нею, с хорошенькой слабенькой Зарой, сделали то же из зависти злые люди, что бы почувствовала ты?

И дальше, дальше звучит голос тети Люды. Все жалобнее и мучительнее развертывается в нем волна страданий, волна горя, жалости и тоски. Самые больные струны разрывает она в душе дикарки Селты. А руки гладят черную голову Селтонет, обнимают ее плечи, прижимают к себе. Кроткое лицо «общей тети» печально. Слезы текут из ее глаз.

Все замерли в комнате, слушая этот голос, вливающийся помимо воли в юные души.

— Зачем, Селта? Зачем? Подумай, что чувствует твоя мать, твой отец и маленькая сестренка. Могут ли они гордиться поступком их Селты? Дитя! Дитя! Какой злой дух вселил в тебя эти мысли?!

Сначала Селтонет слушает, упрямо наклонив голову, стиснув брови, закусив губы. Раскаяние шевелится в ее груди, но показать его людям? Нет! Ни за что не решится на это Селтонет. Но чем дальше говорит тетя Люда, тем мучительнее становится в душе Селтонет. Выплывает детство, ласки матери, сестренка Зара, такая же нежная, хрупкая и белокурая, как та, умершая…

— Умершая!

Словно молотом ударяет по сердцу Селты. «Умершая из-за тебя! Ты убила ее!»

Словно горячий родник вливается в душу девушки и заливает ее. Стыд. Раскаяние.

— О, я заплатила бы жизнью, лишь бы воскресить ее! — вырывается из самых глубоких недр сердца Селтонет! И с потрясающим душу рыданием она падает в объятия тети Люды.

Молчание, долгое, продолжительное, следует за этими словами.

Нина, Люда, дети стоят, понурясь. Сандро вдали от других. Подле Сандро Ага-Керим. По его лицу бродит неопределенная улыбка. Еще молчание… И он выступает вперед.

— Утрите ваши слезы, — говорит ага твердо, — пусть ангел печали отлетит от ваших сердец. Девочка жива. Кура не выбрасывала ее трупа, Керим-бек-Джамал слукавил, сказав неправду, чтобы узнать истинных виновников исчезновения русской девушки. Теперь, когда все ясно, как небо Востока, теперь мы, клянусь вещей страницей Корана, мы должны ее найти.

Еще задолго до восхода, с самого раннего утра, поднялась необычайная суматоха в доме. Джаваховское гнездо закипело. Всю ночь поддерживали огонь на кухне, и Моро, разбуженная с вечера, пекла чуваши и лоби на дорогу, жарила кур, баранину, укладывала провизию в корзины и курдюки.

Ага-Керим успел снова переплыть Куру на своем горном красавце коне, сделать необходимые распоряжения в доме, предупредить жену и вернуться обратно в Гори.

Он, княжна Нина и Сандро с восходом солнца должны пуститься в дальнюю дорогу. В родной сердцу Нины аул Бестуди едут все трое, едут выручать Даню из рук полубезумной старухи.

Этот путь, вопреки удобствам, будет совершен верхом весь с начала до конца. Кто знает, может статься, в горах они нападут на верный след Дани.

Всю ночь никто не ложился в Джаваховском гнезде — ни взрослые, ни дети.

С первыми признаками рассвета Нина Бек-Израил, одетая по-мужски для верховой скачки, в бешмете, шароварах и бурке, прошла на Горийское кладбище на могилу князя Георгия Джаваха.

Кура перестала бунтовать, утомленная бесконечным своим клокотанием. Снова наладил свой паром Амед, снова возобновилась переправа.

На родной могиле, сплошь заросшей кустами роз, в небольшой часовне-склепе княжна Нина молилась:

— Господи! Дай мне силы! Дай мне силы и мудрость вернуть несчастного ребенка к себе! Дорогой мой папа, помолись за меня об этом.

Легкий шорох за плечами прервал ее на полуслове. Оглянулась — за нею Селим. Лицо бескровное, губы судорожно сомкнуты.

— «Друг», возьми с собою Селима. Возьми в горы Селима, «друг»! Клянусь, Селим сумеет загладить свой проступок, — вырывается из глубины сердца мальчика.

Нина молчит, не глядя на него, раздумывает мгновение, потом подымает глаза, кладет руку на его бритую голову. Мысли вихрем проносятся в ее голове: «Оставить его здесь — значит снова дать ему подпасть под влияние Селты. А Бог весть, искренне ли исправится теперь девочка, ошеломленная всею низостью своего поступка. С другой стороны, Селим — не Сандро: слишком юн, неопытен и слишком горяч. Пожалуй, может испортить все дело. А впрочем, она и Ага-Керим не упустят его ни на минуту из глаз».

Недолго длятся ее колебания.

— Хорошо, мальчик, ты едешь.

— О!

В первую минуту Селим замирает от восторга, захлебывается от наплыва чувств, потом как бешеный бросается к Нине, хватает ее руку и целует, целует без конца. На глазах его заметны слезы радости.

— О, солнце мое! Благодарю тебя от сердца!

В доме Гема трогательно прощается с Сандро.

— Берегись, мой голубь, чар Леилы-Фатьмы. Она колдунья, Сандро. Да, колдунья, милый мой брат.

— Стыдись говорить такие глупости, сестренка, — улыбается тот, покачивая головою, серьезной и умной.

Но Гема не стыдится. Она снимает с шеи образок святой Нины и вешает брату на грудь.

— Она сохранит тебя, Сандро, милый, заря очей моих.

И нежно, со слезами целует брата.

Селтонет — сама не своя. За одну ночь она исхудала и выглядит больною. Синевой окружены ее черные глаза. Она не глядит ни на кого и жмется к тете Люде.

Маруся, лихорадочно помогавшая все время Моро, то и дело подбегает к ней.

— Полно, утешься, Селта! Все к лучшему. Видишь, дух гордыни и зависти умирает в тебе.

Нина долго прощается со всеми.

— Слушайтесь тети Люды, дети. Занимайтесь, думайте об уроках.

— Мы будем молиться за вас.

Это говорит Гема, поднимая на «друга» свой кроткий взор.

— Моя нежная, милая крошка! — целуя девочку, шепчет Нина.

— Князю Андрею поклон, — говорит Нина. — Подробно расскажите ему все и скажите, что без девочки не вернемся. Мы ее найдем. Жаль, что он не может ехать с нами. В полку начались маневры.

— Маруся! — подзывает она девочку.

— Что, «друг»?

— Ты и Гема, — понижая голос, говорит снова Нина, — как можно лучше относитесь к Селте. Помните, раскаяние уничтожает полвины. Старайтесь влиять на нее. Читайте, разговаривайте с нею. Я на вас надеюсь.

— А на меня разве не надеется «друг»? — и Валь, успевший подхватить последние слова, выступает вперед.

— Как жаль, что ты не джигит, мой мальчик! — срывается с губ Нины Бек-Израил. — Как жаль, что ты не можешь проводить дни и ночи в седле!

— Это оттого, что Господь предпочел сделать меня ученым, — не задумываясь, отвечает Валь.

Все смеются, несмотря на всю торжественность минуты.

— Ну, в путь! — скомандовал Ага-Керим, первый вскакивая на спину своего лихого коня, которого держит Аршак.

— До свидания, Люда! Валь остается тебе на помощь.

— Разумеется, ты можешь быть спокойна, «друг». Моя мудрость осенит своими крыльями и оградит от всякого зла питомник. Так, кажется, выражаются у вас в горах, Ага-Керим?

И опять взрыв смеха, не совсем беспечного, однако, покрывает слова Валентина.

Нина ласковым взором обдает его спокойное недетское лицо.

— О, милый, чуткий мальчик! Как он умеет шуткой всегда скрасить тяжелую минуту.

Люда крестит и целует Нину, Сандро. Даже Агу-Керима и Селима украдкой благословляет она.

— Возвращайтесь обратно с Даней! Да скорее!

— Оставайтесь с миром. И да хранит вас Бог!

Лошади идут рысью прямо с места. Всадники, как влитые, сидят в седле. Нина по-мужски, верхом, на своем Карабахе.