Елена Усачева - Закон популярности Страница 24

– Подождите, – с волнением поднялась со своего места Нинель Михайловна. Тетрадки соскользнули на пол, запрыгала, разваливаясь на несколько частей, ручка. – Но ведь так нельзя! Вы подписываете Андрею смертный приговор. Тут надо выслушать две стороны, надо договориться, понять друг друга.

– Он сам подписал себе смертный приговор, дорогая Нинель Михайловна, – резко повернулась к ней завуч. – Не маленький мальчик! Отлично понимал, что делает! А договариваться мне с ним не о чем, я с мерзавцами не разговариваю. Что? – обернулась она к ошалевшим девятиклассникам. – Или кто-то считает по-другому? Что же вы? Говорите! Вам никто не запрещает говорить!

«Предали. Предали. Предали…» – застучало в Андрюхиной голове. Ни один не повернулся в его сторону, никто на него глаз не поднял. Быковский о чем-то шептался с Курбаленко, Сидоров покачивал головой в такт музыке, Когтев изучал свои истертые ботинки, Волков смотрел в окно, девчонки переглядывались друг с другом. Одна Рязанкина вроде бы смотрела на него, но взгляд у нее был стеклянный, отчего создавалось впечатление, что глядит она не на него, а на кого-то, стоящего за ним.

– Ну что же? – подвела черту под происходящим Алевтина Петровна. – Галкина я в свое время выгнала. Тебя, Васильев, я оставляю. Потому что ты в глазах стоящих перед тобой людей перестал быть авторитетным человеком. Потому что сейчас все увидели, что ты собой представляешь. Что ты самый обыкновенный трус, и ничего более. Я понимаю, вы защищали Сидорова, это человек со своими взглядами и принципами. А сейчас за тебя ни один человек голос не поднял. И это о многом говорит.

– Но вы же его убьете, – всплеснула руками биологичка.

– Он сам себя убьет. И надеюсь, впредь будет внимательней. Еще раз говорю, с вами, Нинель Михайловна, мы поговорим чуть позже. – Завуч, казалось, только что заметила пристроившуюся около колонны Ольгу Владимировну. На губах у нее появилась довольная улыбка. – Я считаю, что эксперимент с тестами удался и мы больше не нуждаемся в услугах психолога.

Ольга Владимировна вышла вперед, собираясь что-то сказать, но завуч сделала такой жест кистью, словно закрыла ей рот.

– Обо всем мы с вами, дорогая моя, поговорим потом. Как видите, запанибратское отношение с учениками не дало положительных результатов. Вы совершили достаточно ошибок и просчетов. И не стоит вбивать в голову Васильева мысль, что покончить с собой – это хорошая идея. – Она заговорила громче, перекрывая взметнувшиеся шепотки. – Я знаю, что эти разговоры уже давно витают в воздухе! Так вот – не надо меня этим пугать. Шантаж – это гнусно! – повернулась она к Андрюхе. – Только слабаки решают свои проблемы таким образом.

Андрюха покачнулся. На мгновение все вокруг исчезло, учителя, школа, одноклассники. Он почувствовал себя стоящим на дороге, прямо посередине. С двух сторон на него неслись машины. И он шел четко по разделительной полосе, ощущая, что каждая пролетающая мимо машина несла с собой смерть.

– Васильев! Васильев! – теребили его со всех сторон. – Отвечай! Хватит отмалчиваться! Или ты знаешь только одну роль шута и уже никогда не сможешь стать нормальным человеком?

У Андрюхи появилось отчаянное желание покончить с этим раз и навсегда, чтобы стоящие перед ним люди перестали говорить и куда-нибудь ушли. Хотелось все вернуть обратно, сделать так, как было раньше. Но он отлично понимал, что «как раньше» уже не будет никогда. Ничего невозможно вернуть. А значит, с этим надо рвать сейчас же, не продлевая невыносимую муку. Один шаг, и потом все будет хорошо. Главное, исчезнут все эти лица, звуки. А значит, станет так, как хочется Васильеву. Только для него. Один раз в жизни.

Слово-то какое – жизнь…

А потом все вокруг забурлило. Отпущенные на свободу девятиклассники радостно смешались, загалдели, потянулись вниз, в раздевалку, чтобы поскорее покинуть школу и оказаться на свободе. Все вопросы были решены и до завтрашнего дня можно больше ни о чем не думать. Водоворот собрался около Быковского, в него втянулись ашки. Павел кому-то жал руки, кому-то что-то объяснял, обещал, что разберется во всем. За ним тенью стоял Сидоров.

И только Васильев остался один. Это был полный и окончательный разгром. Больше он уже ничего не сможет сделать.

Рязанкина рядом с ним оказалась неожиданно. Вот ее не было, а вот она уже стоит чуть сзади, но смотрит опять не на него, нет. На довольно улыбающегося Быковского, на льнущую к нему Курбаленко.

– Ветка сказала, что ты ходил к десятиклассникам, – еле слышно пробормотала Ксюха, словно боясь, что в таком шуме ее услышит кто-то лишний. – Тебе все еще интересно, кто навел Алекса на квартиру Павла? Это сделала Жеребцова из «А». Видишь? Вон она стоит. – Васильев медленно повернул голову. Наташка Жеребцова что-то быстро втолковывала своей подружке Наумовой, активно жестикулируя, через раз выбрасывая руку вперед, в сторону Быковского. Видимо, классовое примирение Наташку не устраивало.

– И давно ты это знаешь? – Звук собственного голоса пробивался к нему, как сквозь вату.

– Мне Ветка об этом в первый же день сказала. Жеребцова позвонила Крошке Ру, тот передал Алексу. Он пришел бить Сидорова, за то, что он связался с Веткой, но Быковский предложил честную дуэль. Они пошли во двор драться. Остальное ты видел сам.

– Почему ты промолчала, когда об этом заговорили? – Последние силы выходили из Андрюхиной души тоненькой струйкой.

– О чем я должна была говорить? – усмехнулась Ксюша. – Ты еще раз ошибся – вот и все. Сам виноват! Наехал на Беленькую, месяц издевался над Маканиной, заложил Сидорова. Они не хотят за тебя заступаться, потому что ничего особенного не произошло – ты просто в очередной раз всех насмешил. А будешь упираться с Червяковым, еще и по шее получишь. Проигравших не любят, а ты проиграл! И все еще пытаешься вместо себя найти виноватого.

– Откуда же ты такая умная взялась? – медленно повернулся к ней Андрюха.

– Оттуда! – фыркнула Ксюша. – Надоел ты мне со своими закидонами. Понял? Иди, вон, над кем-нибудь другим пошути.

Неожиданно над головами взлетел небольшой мячик, наполненный песком. Он легонько стукнулся об окно и с глухим стуком упал вниз. Стекло секунду обиженно гудело, а потом решило-таки разбиться. Завизжали девчонки.

– Васильев! – рявкнули с другого конца коридора. – Это уже переходит все границы!

Андрюха не стал дожидаться, чем закончится разборка. Он не был уверен, что сможет кому-то что-то доказать. Впрочем, доказывать никому ничего не хотелось. Хватит, напрыгались!

Васильев поправил сползающий рюкзак и устремился к лестнице. Пробился сквозь неспешно бредущую толпу и неожиданно для самого себя оказался на втором этаже.

Ольга Владимировна стояла, прижавшись лбом к двери. Можно было сбежать, но это было бы явной трусостью, и Андрюха остался на месте. Психолог, наконец, заметила его и выпрямилась.

– А вас чего, правда увольняют?

Ольга Владимировна слабо улыбнулась.

– Не увольняют, а освобождают, как не справившуюся с ответственной миссией. – Она потянула на себя дверь. – Скажи мне, что будет дальше?

– А чего будет? – пожал плечами Андрюха. – Поорут и успокоятся. Здесь всегда так.

Кабинет был по-прежнему пуст. Только игрушка выделялась на фоне серой унылости.

– Зачем ты сжег тест? – Ольга Владимировна вынула из шкафа сумку, проверила ее содержимое. Казалось, ее совсем не интересовал Андрюхин ответ, больше того – говорила она не для него, а для себя. Чтобы не оставаться в тишине. – Смысла никакого. Отчет уже есть, вводы сделаны. Чего хотел доказать?

– Сами же звали – приходи. Вот я и пришел, а тут эти бумажки. Расстроился.

– Понятно… – Ольга Владимировна похлопала себя по карманам, прислушиваясь к звукам. – Не думала я, что так получится. – Она вдруг резко отвернулась к окну, как будто хотела спрятать внезапные слезы. – Так что же будет дальше?

– Ничего, – снова пожал плечами Васильев. Ему захотелось сесть – ноги не держали, и он бесцеремонно придвинул к себе один из стоящих около стены стульев.

Ольга Владимировна повертела в руках игрушку.

– Ты не хочешь поговорить со своим учителем?

Игрушка взлетела вверх и мягко приземлилась обратно в подставленные ладони.

– Чего с ним разговаривать? – испуганно пробормотал Андрюха. С кем с кем, а вот с Червяковым ему один на один встречаться было совсем не в кайф. Юрий Леонидович не просто прибьет его на месте, а разотрет в порошок, который потом развеет в школьном парке.

– Принято решение тебя на уроки математики не допускать. – Игрушка вновь оказалась в воздухе. – Чтобы не страдал весь класс. У вас весной экзамены.

– Да плевать я на него хотел, – сгорбился Андрюха.

– Смело. – Игрушка запрыгала по столу. – И все-таки ты чего-то хочешь добиться?

– Ничего я не хочу! – Крик сам собой вырвался из Васильевского горла. – Хочу, чтобы меня оставили в покое!