Александр Рыжов - Трое в подземелье Страница 25

– Нет-нет! – остановила его Ульяна. – Сказано: настоящая фамилия. Настоящая! А у Лондона она была Гриффит. То есть снова получаем букву «Г».

– Вот это самое «Г» мы и в конце получим, – опять подпустил шпильку Вилли, откровенно не одобрявший ход Ульяниных рассуждений. – Первая «Г», третья «Г» – абракадабра выходит!

– У нас есть ещё одна. Слушайте! «Четвёртая буква ключевого слова: с неё начинается фамилия того, кто смешал времена и создал оазис среди вечного холода».

– Если следовать твоей логике, это тоже должен быть писатель.

– Наверное, да. И не просто писатель, а фантаст. Смешал времена и создал оазис среди вечного холода… У кого же такое встречалось?

Ульяна принялась беспокойно ходить из угла в угол, сопровождая свои размышления импульсивными движениями рук. Вилли уже не встревал с научными предположениями, уверенный, что, когда кончится литературная околесица, до них очередь дойдёт. Напомнил лишь:

– Факел догорает…

Ульяна кружила по залу и вдруг остановилась, словно поражённая молнией.

– Какая я дубина!

– Не отрицаю, – шушукнул Вилли.

– Оазис среди вечного холода! «Земля Санникова»! Классический роман, а я о нём чуть не забыла.

– Я о таком и не слышал даже, – проговорил Люсьен. – По нему фильм есть?

– Есть. Древний, где всё переврано… – Ульяна подскочила к панели с колёсиками, глаза её горели. – Земля Санникова – это остров, который находился будто бы в Арктике, среди полярных льдов, а климат на нём – как в тропиках. И жили там вместе с людьми-дикарями доисторические животные и питекантропы…

– Кто?

– Обезьяночеловеки, – перевёл с греческого Вилли. – Древнейшие представители человеческой расы, жили полмиллиона лет тому назад. Тогда же и вымерли. Все эти земли Санникова, оазисы среди вечного холода с живыми бронтозаврами – сказочки для дошкольников.

– Для дошкольников? А ящера в тутошнем озере видел? Или память отшибло?

Вилли и впрямь как-то подзабыл про ящера, встреча с которым едва не стоила им жизней, и, стушевавшись, прикусил язык. Ульяна между тем вращала крайнее колёсико.

– «Землю Санникова» написал Обручев. Значит, выставляем букву «О»… Итого получается «Г.ГО».

– Бред сивой кобылы! – издал Вилли горестно-желчный смешок. – В русском языке нет слов с таким бессмысленным сочетанием букв.

– Это слово не русское, а французское! И не просто слово, а фамилия.

– Какая же?

– ГЮГО!

Люсьена так и подмывало спросить, кто это, но он промолчал: надоело выглядеть ламером. Вилли тоже не был спецом по части французской литературы, хотя общие сведения о Гюго в его безразмерной памяти содержались.

– С какого боку сюда могли пристегнуть Гюго? Он фантастических романов не писал. Валишь всё в одну кучу…

– С какого боку, не знаю, но, если я права, мы скоро поймём, почему зашифровали именно его. – Ульяна положила палец на второе слева колёсико. – Проверить легко. «Ы»… Мягкий знак… «Э»… Вот и «Ю»!

Замок щёлкнул в четвёртый раз. «Г-Ю-Г-О» – значилось на панели. Ульяна потянула дверь на себя – ничего. Толкнула, и – даже не поверилось! – дверь, всхлипнув петлями, приотворилась. Совсем ненамного. Образовалась щёлочка толщиною с волос, но всем стало ясно, что замок открыт. Выход из комнаты-мышеловки был свободен.

Часть 3

И снова вверх!

Глава 1

в которой время и пространство ведут себя неправильно и, более того, крайне возмутительно

Почему же никто не двигается? Все точно примёрзли к студёному полу, стоят, молчат, переглядываются. Ни один из предыдущих порогов этой пещеры они не переступали с такой нерешительностью.

– Неспокойно мне, – чистосердечно сознался Люсьен. – Стрёмно. В озеро с драконами и то проще было залезть.

Мялся и Вилли, материалист-пофигист, хотя вслух своих сомнений не высказывал. Ульяна постаралась сформулировать причину «стрёмности» за них двоих и за себя тоже:

– Это всё карта… – Она повторила строки, которые поначалу не задели её внимания, но теперь, когда загадка замка была успешно разгадана, насторожили и даже вызвали боязнь: – «Переместиться в пространстве и во времени» – так написано на той странице…

– В пространстве мы перемещаемся постоянно. Сделай шаг – вот и перемещение. Что до путешествий во времени, то я уже излагал позицию образованных людей по этому поводу… – Вилли по привычке заспорил, но тон его дал заметную слабину и звучал не так непререкаемо, как раньше.

Факел за их спинами трепетал всё сильнее, будто огонь из последних сил цеплялся за остатки горючего вещества, которым была пропитана намотанная на палку ветошь. Свет в комнате тускнел, чернота уже сгустилась до такой степени, что не видно было ни углов, ни блоков в потолке. Кто-то должен был взять на себя ответственность, первым ступить в следующий отсек таинственного подземелья. И это сделал Люсьен. Он плечом слегка приотворил заскрипевшую дверь и сразу отдёрнулся назад, ожидая, что оттуда на него выскочит какая-нибудь кикимора. Никто не выскочил. Тогда Люсьен, осмелев, открыл дверь пошире, и его взору предстал ещё один коридор, конец которого терялся вдалеке.

– Это и есть катакомбы? – протянул он с некоторым разочарованием и вышел из комнаты.

Ульяна хотела взять с собой угасающий факел, но увидела, что этого не требуется, поскольку два точно таких же пылали по обеим стенам коридора прямо за дверью, и были они гораздо длиннее того, что догорал сейчас в комнате.

– Хотите верьте, хотите нет, – произнёс Вилли еле слышно, – но пока мы тут играли в угадайку, кто-то принёс эти факелы и оставил… Они совсем свежие, их зажгли минут пять назад.

Если он рассчитывал, что его слова заставят всех задрожать, то он ошибся, ибо страх небезграничен и заполняет человека до определённого объёма – как жидкость пустой сосуд. Когда объём заполнен, испугаться сильнее уже невозможно. Скажем больше: рано или поздно наступает момент, когда страх пойдёт на убыль, даже если напряжение продолжает нагнетаться. Нечто подобное происходило сейчас с нашими героями. Люсьен, отворив дверь и не обнаружив ничего опасного, почувствовал новый прилив мужества.

– Идём! Это всего лишь коридор, мы таких уже миллион видели.

– Таких мы не видели, – поправил его Вилли. – Не понимаешь? В пещере были галереи естественного происхождения: они образовались из-за разломов скальной породы или их пробила вода. А здесь – видишь? – пол и стены отёсаны вручную. Начиная с той комнаты, откуда мы сейчас вышли, пещера изменилась.

– Кто же проложил этот коридор? – удивилась Ульяна. – И кто построил отодвигающуюся стену, придумал поставить дверь с кодовым замком? Неужели спелеологи?

– Делать им больше нечего… Я думаю, это дело рук совсем других людей.

– Кто они?

– Узнаем! – Люсьен по очереди вытащил из железных трубок оба факела, передал один Вилли. – Держи, Пифагор!

Коридор был достаточно широким, чтобы идти по нему втроём, локоть к локтю. Ответвлений он не имел, путешественники шли прямо, не рискуя заблудиться. Факелы давали яркий свет, а пол был почти ровным, поэтому шли ходко, и вскоре Ульяна, оглянувшись, уже не смогла различить дверь, через которую они сюда попали.

– Смотрите-ка, что-то написано! – Люсьен осветил своим факелом стену. – Не по-нашему.

– «Остановись! Здесь царство мёртвых!» – разобрала Ульяна корявую латиницу. – Это по-французски.

– Ты знаешь французский? – проговорил Люсьен почтительно.

– В школе учу. У нас лингвистический уклон, два языка.

– А у нас только английский, да и тот я ненавижу…

Три слова были написаны аршинными буквами, от каждой из которых длинными гусеницами тянулись вниз бурые потёки. Ульяна благоговейно прикоснулась к стене.

– Это не краска, это кровь…

– Без структурного анализа не установишь, – возразил Вилли. – Трудно даже сказать, когда эта надпись сделана: вчера или в позапозапрошлом веке.

– Я никогда не слышала, чтобы французов ссылали на Урал.

– Их и не ссылали. Кто-то решил приколоться, вот и всё. Мало ли чего у нас на стенках пишут.

– По-французски?

– Да хоть по-саамски!

Надпись перестала интересовать Люсьена, и он пошёл дальше. Однако уже через несколько метров пришлось опять остановиться.

– Это тоже на французском? – Он осветил витиеватую, с затейливыми завитушками строчку, которая шла по стене наискосок.

– Да… – Ульяна, обожавшая язык Мольера и Бальзака, перевела её без затруднений: – «Я погибаю ради справедливости и равноправия!» Не похоже на баловство…

– А вон ещё написано! – Люсьен поднёс факел к противоположной стене. – И ещё! Да тут этих закорюк – до фига и больше…

Действительно, и правая и левая стены были испещрены надписями, и среди них нашлась лишь одна, сделанная не на французском языке.