Лидия Чарская - Сибирочка Страница 25

— Очень, очень хорошо! — захлопала в ладоши княжна Аля.

Потом она приняла важный и гордый вид знатной барышни, покровительственно-небрежно кивнула Элле и пошла из комнаты об руку со своей новой подругой. M-lle Софи последовала за ними. Неожиданно на лестнице тяжелая черная рука опустилась на плечо княжны. Она вскрикнула от испуга и живо обернулась.

Перед ней стояла черная Элла. Негритянка протягивала ей золотую монету, тряся своей курчавой головой, и что-то мычала.

— Зачем она отдает? Это ей в подарок от меня, — пожала плечами Аля, — объясни ей это.

Сибирочка оживленными жестами стала пояснять что-то своей чернокожей подруге. Но та только по-прежнему трясла головой и мычала в ответ, сильно размахивая руками и пытаясь объяснить что-то.

— Она не возьмет денег от вас, — смущенно пояснила княжне Але Сибирочка, — она говорит, что она мой друг, стало быть, и ваш тоже!

— Ну, дружбы ее я не особенно-то просила, и какая это дружба с чернокожей! — засмеялась княжна и стала спускаться с лестницы.

— У нее светлая душа! — произнесла Сибирочка, которая с каждым днем узнавала все лучше благородную душу черной Эллы.

У подъезда княжну Алю ждала богатая коляска, запряженная парой вороных рысаков.

— Садись же скорее! — нетерпеливо сказала Аля своей новой подруге и птичкой впорхнула в экипаж.

Сибирочка, никогда в жизни не ездившая в экипаже, почти с робостью поместилась в нем. Лошади с места взяли рысью, и экипаж бесшумно покатил по мостовой.

Был ясный весенний день. Деревья уже зазеленели в скверах, уличные мальчики продавали повсюду букеты нежных и пахучих цветов.

Через четверть часа экипаж остановился у большого дома-особняка с мраморными колоннами и роскошным подъездом.

— Вот мой дом! Не правда ли, он похож на дворец? — проговорила с гордостью княжна Аля, и ее юное личико приняло надменное выражение.

Швейцар выскочил из подъезда и стал суетливо высаживать приехавших из экипажа.

— Пойдем, я познакомлю тебя с моим папой, князем, — проговорила снова Аля и, схватив за руку Сибирочку, бросилась с нею почти бегом по широкой лестнице, устланной коврами и уставленной тропическими растениями по площадкам.

Сибирочка широко раскрытыми от изумления глазами смотрела на невиданную еще никогда ею роскошную барскую обстановку. Громадные комнаты с высокими зеркалами, мягкая шелковая мебель, ковры, картины, нарядные безделушки — все это невольно приковывало ее взгляд.

— А вот и папа! — проговорила княжна Аля, вбегая в роскошный, несколько мрачный кабинет, в котором сидел за письменным столом тот самый бледный господин в черном сюртуке, которого Сибирочка видела с княжною в театре.

Этот, далеко еще не старый, но с печальным лицом господин поднялся со своего места и протянул Сибирочке обе руки.

— Здравствуйте, дитя мое, — проговорил он приятным, мягким голосом, — я рад, что вас удалось заполучить сегодня моей шалунье. Она с тех пор, как увидела вас, и слышать не хочет о других подругах. Упросила меня написать вашему директору и попросить отпустить вас к нам на целый день. Ведь вы свободны сегодня? Не правда ли, дитя мое?

— Да! Да! Она свободна! — не давая ответить смущенной этой любезной встречей Сибирочке, вскричала княжна. — Да, да, она свободна и поедет со мною в свой театр! Я хочу ехать сегодня в театр, в ее театр! — шумно и весело заявила она.

— Не будет ли это слишком часто, дитя мое? — произнес князь, ласково взглянув на дочь своими печальными добрыми глазами.

— Но я так хочу, папа! — задрожавшим голоском произнесла готовая уже заплакать маленькая княжна.

Князь, боявшийся причинить какое-либо горе своей любимице, поспешил согласиться.

— Хорошо, крошка, — сказал он ласково, — на этот раз я не лишу тебя удовольствия, хотя посещать так часто театры в твои годы очень вредно. А вы, дитя мое, родились и выросли в Сибири? И должно быть, вследствие этого вам и дали в театре такое хорошенькое имя? — обратился князь Гордов с вопросом к совсем уже потерявшейся от смущения девочке.

— Да, — сорвалось с уст Сибирочки, — я только два месяца как приехала оттуда в Петербург.

— А ваши родные остались там?

— У меня нет родных. Был у меня дедушка, но умер… Правда, есть еще Андрюша, брат, то есть… не родной, но…

Но тут княжна Аля без церемонии прервала Сибирочку и с шумом и смехом потащила ее к дверям.

— Пойдем, пойдем! Я покажу тебе мою комнату, игрушки, книги, все-все! — И Аля выпорхнула бабочкой из кабинета, увлекая за собою девочку.

Князь долго с грустной улыбкой смотрел вслед дочери. Он очень любил свою Алю и исполнял все ее малейшие капризы и желания. Постоянным страхом князя было потерять девочку. Княжна Аля часто злоупотребляла любовью к ней отца. Девочка была капризна, надменна и требовательна, но князь прощал все своей взбалмошной дочурке и никогда не сердился на нее.

— Вот моя гостиная! — торжествующе заявила княжна Аля своей новой подруге, вводя ее в прелестную комнату, всю уставленную крошечной мебелью розового плюша, миниатюрными зеркалами в золоченых рамах, хрупкими и драгоценными, похожими на игрушки. Рыхлый пушистый розовый ковер покрывал весь пол комнаты. На ковре валялась нарядная кукла, небрежно кинутая в угол, и раскрытая книга в золоченом переплете. — Это моя гостиная, а там, рядом, — моя спальня, классная и зала для игры… В зале ты увидишь мои игрушки и книги… Их у меня очень много! — продолжала тараторить княжна. — В зале мы будем и обедать сегодня, нам накроют на игрушечном столе, — решила она неожиданно.

— Но, дитя мое, — вмешалась m-lle Софи в решение своей воспитанницы, — что скажет ваш папа? Или вы не будете обедать с ним сегодня в большой столовой?

— Ах, Господи, если я так хочу! — капризно надувая губки, произнесла княжна и очень сердито взглянула на свою наставницу.

— Аля! — с укором проронила m-lle Софи.

— Что, Аля! Ну что, Аля! — вся покраснев, как вишня, с гневом повторила, передразнивая, княжна. — Папа добрый, и он все позволит! А вы запрещаете все потому, что вы недобрая, вы — злая! Вы мне всю радость портите только всегда… вы… вы… Я сейчас пойду попрошу у папы и… и пожалуюсь заодно на вас, — с плачем заключила она и бросилась вон из комнаты.

Гувернантка пожала только плечами и взглянула на Сибирочку. Та стояла потерянная, смущенная, с потупленными глазами. Маленькая княжна и нравилась ей, и отталкивала ее от себя в одно и то же время. Кроткой, нежной и послушной Сибирочке была непонятна эта необузданная натура богатой, знатной маленькой аристократки.

Она все еще думала об этой необузданной девочке, когда последняя снова появилась на пороге и торжествующими глазами, без всякого уже гнева, взглянув на m-lle Софи, громко заявила:

— Позволил! Папа позволил! Мы обедаем за игрушечным столом, а вечером едем в театр!

Это был какой-то сплошной сказочный сон наяву, переживаемый Сибирочкой. Чудные, как во дворце, комнаты с роскошной обстановкой, четыре прелестные собственные комнатки княжны Али, ее дорогие куклы, игрушки и книги с картинками, наконец, великолепный обед, поданный в игрушечной зале на миниатюрных тарелках, — все это было так диковинно и интересно для бедной маленькой девочки, выросшей в нищете.

После особенно вкусного десерта стали собираться в театр. Княжну Алю одели в нарядное белое платьице, в котором девочка выглядела настоящей фарфоровой куклой.

Сибирочка осталась в своем коричневом платье, которое ей сшила домашняя портниха семьи Шольц. Разница в наряде обеих девочек была поразительная и сразу бросалась в глаза. И все же скромная, маленькая цирковая актриса была куда красивее и милее благодаря своему прелестному кроткому личику, чем нарядная, в пух и прах разряженная княжна.

Глава XVI

Новое открытие. — Страхи г-жи Вихровой. — Выход найден

— Гляди, матушка, наша-то Шурка, принцесса-то ненаглядная, Сибирочка, в ложе с Аленькой восседает…

— Где? Где, Николашенька?!

— Да вот, прямо! Ишь, пролезла все же в княжескую семью. Стало быть, и кольцо она ей подарила, и письма ей пишет…

— Какое кольцо? Какие письма?

— Да Аленька, говорю, письма пишет Сибирке этой!

— Что? — Лицо Анны Степановны Вихровой покрылось при этих словах смертельной бледностью. Она сидела с сыном в дешевых местах театра «Развлечение» (Никс не был занят в этот вечер и, решив дать возможность матери поразвлечься немного, привел ее сюда). — Что ты говоришь, Николаша! — почти с ужасом прошептала она. — Неужели попала в дом князя пройдоха эта?

— Тише, матушка! Услышит еще кто! — остановил Никс Вихров и с досадой закусил губу.

Действительно, им надо было остерегаться. Впереди них сидел какой-то старик, с длинной бородой, в синих очках, не то ремесленник, не то мелкий торговец по виду, и все время вслушивался в их разговор, не желая, очевидно, пропустить из него ни единого слова. Если бы Анна Степановна и Никс проследили за стариком, они заметили бы, что внимание последнего было точно так же привлечено той ложей, где сидела Сибирочка вместе с княжной Гордовой и m-lle Софи. Глаза старика не отрывались от этой ложи во время спектакля.