Генрих Книжник - Петька Страница 25

— Чего надо? — спросил он неприветливо.

— Ой, Петя, какой ты грязный, — всплеснула руками Нинка, и Петьке опять почудились тёткины интонации в её голосе. — Тебя что, Витька побил, да? А его кто-нибудь прогнал? Он мимо моего дома пробежал, оглянулся и кулаком погрозил. Я подождала и пошла смотреть.

Гордая радость опять ожила в Петьке.

— Это я его прогнал, — небрежно сказал он, поворачиваясь к зеркалу. — Это он от меня бежал.

Нинкины глаза распахнулись во всю ширь. Недоверие, чуть ли не обида, появились в них. Но тут же лицо её изобразило необычайный восторг, даже почтение. Она сложила руки и сказала сладким голосом:

— Ах, Петя, какой ты храбрый.

— Не веришь? — снисходительно и спокойно сказал Петька, ощущая за собой силу правды. — Борьку спроси, он видел.

Нинкино лицо мгновенно изменилось: жадный интерес и сомнение ясно читались на нём теперь.

— Врё-о-о-шь небось, — протянула она. — И Борька соврёт. Оба вы врунишки несчастные…

— Не хочешь, не верь, — спокойно отозвался Петька, поворачивая руку так, чтобы видеть ободранный локоть, и понимая, что Нинка сейчас поверит ему, поверит, потому что он не кричит, не кипятится, а ведёт себя уверенно и спокойно, как настоящий мужчина. — Ты иди, — добавил он, зная, что теперь Нинка ни за что не уйдёт. — Мне надо раны промыть и перевязать, чтобы гангрены не было.

И Петька вышел во двор. Возле умывальника он оглянулся. Как он и ожидал, Нинка шла за ним. Лицо у неё было теперь задумчивым.

— Как же ты его прогнал, Петя? — спросила она. — Один прогнал? Он ведь большой и сильный и побил недавно вас с Борькой обоих сразу. Ой, расскажи, пожалуйста, что было?

— Чего это я буду рассказывать, если ты не веришь? Принеси лучше вату и бинт из дому. Нет, не найдёшь, я сам схожу.

Петьке страшно хотелось рассказать Нинке, как всё произошло, но он держался. Держался, пока умывался, чистился, давал Серому и Нинке колбасу, причёсывался. Непривычно тихая Нинка держала ему полотенце, бинт, вату, одеколон, которым Петька, уйкая от боли, прижигал свои ссадины. И только потом, удобно усевшись на крыльце, с забинтованной снежным бинтом рукой, он сказал:

— Ну, слушай, если хочешь.

Нинка молча кивнула.

— Значит, так, — сказал Петька и задумался. Рассказывать всю правду нельзя, не слишком-то она геройская, но врать надо умеючи. И Петька начал: — Я давно хотел с Серым прогуляться, отличный пёс. А тут ещё Борька попросил, чтобы я за его удочкой к озеру сходил, его бабка не пустила. Ну, взял я пса на поводок и пошёл. Иду, завернул за угол, смотрю у забора, что за Борькиным следующий, Витька стоит. У меня палка в руке, но с Витькой одной палкой не справишься. Я и говорю ему: «Уходи-ка подобру-поздорову», а он говорит: «Сейчас, только тебе по шее дам». А я говорю: «Ну что же, сам виноват…» и Серому шепчу: «Взять его!..» Серый как зарычит, как на Витьку кинется. Витька испугался, побледнел, руками замахал и побежал, а мы с Серым — за ним, чтобы посильнее напугать. Я ногой за корень зацепился и упал, а то бы мы его ещё дальше прогнали. Борька всё видел, он на заборе сидел.

Нинка молчала и смотрела на Петьку, и в её глазах он увидел на этот раз восхищение. От этого червячок неправды стал сильнее точить Петькину душу.

— Нинка, — сказал он, глядя в землю, — Серый на Витьку сам кинулся. Я только вместе с ним за Витькой бежал, пока не упал. Но это потому, что он Витьку первый увидел. А я теперь всё равно Витьку не боюсь. Ну, меньше боюсь, — поправился Петька. — Я от него тебя защищать буду. — И он прямо посмотрел в снова ставшие хитрыми Нинкины глаза.

На следующее утро Петьку разбудил Борька. Петька с трудом разлепил глаза и поднял тяжёлую голову.

— Ну ты и спишь, — сказал Борька. — Вставай, что-нибудь делать будем.

— Тебя что, бабка отпустила, — удивился Петька, — или ты от неё удрал?

— Не-е. Она в гостях со вчера. Мамка сегодня с утра дома, она и отпустила. Только с твоего двора уходить не велела. Как ей на работу — позовёт.

— Да здравствует свобода! — провозгласил Петька, вскакивая, и охнул: встать оказалось совсем не просто. Плечи, спину, особенно ноги тянуло сильной болью. Петька замер, не разгибаясь.

— Ты чего? — спросил Борька.

— Не знаю, — упавшим голосом сказал Петька. — Болит всё. Я, наверное, заболел.

— Не заболел, — утешил его Борька. — Это ты вчера за Витькой набегался. С непривычки ноги-то и болят. У меня тоже такое бывает, когда на грядках с мамкой по весне наработаешься. Мамка у меня на работу злая: и сама работает, как трактор, и других загоняет.

— А скоро пройдёт?

— Дня два поболит. А если быстрее хочешь, побегать надо.

«Какой там, бегать, — подумал Петька, — получилось бы ходить…»

Ходить получилось. Сначала он ходил переваливаясь и отставив зад, как гусь, но потом разошёлся и после завтрака двигался уже довольно свободно. Боль стала слабее, он к ней привык и почти перестал замечать. Его состояние даже стало ему нравиться: что-то в нём было настоящее, серьёзное, что-то от тренировок или тяжёлого физического труда. Ссадины на локте и на колене покрылись твёрдой тёмной коркой и чувствовались только тогда, когда их трогали пальцем. Петька удивился: ему казалось, что болеть будет долго и, может быть, даже останутся шрамы. Конечно, не как у дядьки Василия, но всё же заметные, если приглядеться.

— Только не ковыряй, — предостерёг его Борька. — Чесаться будут — терпи, а то шрамы останутся.

Петька промолчал.

Когда Петька домывал посуду, прибежала Нинка с вытаращенными глазами.

— Ой, мальчишки! — зачастила она сразу от калитки. — Витька вас грозится убить, особенно тебя, Петька. Говорит, что теперь шутки кончились, что он тебя и дома достанет и что тебе, Петька, лучше обратно в Москву убегать, пока он до тебя не добрался.

У Петьки похолодело в животе.

— А откуда ты знаешь, что он всё это говорил? — спросил он внезапно охрипшим голосом. — Сама придумала?

— А он меня поймал, когда я сюда шла, и велел передать.

— Побил? — спросил Борька.

— Не-а, только подзатыльник дал.

— Слушай, Борька, — сказал Петька, — когда собаки нет, он во двор запросто залезть может. Нам какое-нибудь место нужно, где ему до нас не добраться.

— Спрятаться надо, — сказала Нинка. — Я всегда на чердаке прячусь, когда за мной тётя Светлана, папина жена, приезжает. А бабка ходит и приговаривает: «Куда это она запропастилась?» А сама глазами на чердак стреляет. А тётя Светлана подождёт-подождёт и уедет ни с чем. Два раза так было.

— Один, — поправил Борька. — На другой раз за тобой отец приезжал, так он сразу на чердак полез. Там тебе и вложил.

— Подумаешь, один раз шлёпнул. И совсем не больно было, — обиделась Нинка. — Зато с тётей Светланой не поехала.

— Послушай, Борька, — сказал вдруг Петька, — а если мы на чердак влезем и лестницу за собой втащим, Витьке до нас никак не добраться. Мы как в крепости будем. Сверху на него можно стрелы пускать и кипящую смолу лить. И отражать штурм.

— Какую ещё смолу? Сдурел?

— Ну не смолу, а камнем засветить ему по башке можно, чтобы не лез. И лук надо будет сделать, и стрел наготовить. А на чердаке сделаем штаб.

— Здорово, — сказал Борька, — айда на чердак, посмотрим.

На чердаке было душно и пусто. На самом верху, где сходились стропила, висела густая паутина и сидели четыре паука.

— Я их боюсь, — заволновалась Нинка, но Борька успокоил её:

— Нужна ты им очень.

Петька покосился на пауков, но, увидев, что они сидят неподвижно, успокоился. Пол чердака пересекали толстые брёвна, от брёвен вверх уходили тоже довольно толстые брусья, а на них лежала крыша. Борька ткнул в один пальцем:

— Дядька-то твой пропитал, гляжу, стропила от пожара, — сказал он, и Петька почувствовал гордость за дядьку, который такой хозяйственный.

Справа от Петьки выходила из пола и уходила сквозь крышу кирпичная облупленная колонна, ясное дело — печная труба. В том месте, где она проходила через доски пола, было набито железо. «Тоже от пожара», — догадался Петька. Посередине лежал помятый алюминиевый таз с остатками глины и стояли две тёмные табуретки с дырками полумесяцем в сиденьях. «Чтобы рукой брать, — подумал Петька. — Очень удобно». Сбоку за трубой были сложены старые кирпичи, битые и целые. Петька с Борькой переглянулись: вот они и камни.

— Таким попадёт — больше не полезет, — сказал Борька.

— Нельзя камнем, — сказала Нинка. — Даже Витьку нельзя, а если станете кидаться камнями, я играть с вами не буду.

— Витьку — можно, — сказал Петька, но сам подумал, что Нинка права, что маленьким камушком, пожалуй, можно, а кирпичом — нельзя.

Под самым скатом крыши лежали длинные жерди, одна даже с развилкой на конце. На полу, на табуретках, жердях, кирпичах — на всём толстым слоем лежала пыль. Пыль танцевала и в солнечном столбе, падающем от оконца, напротив чердачной двери. Осторожно ступая, Петька подошёл к нему и толкнул раму. Петли заскрипели, и оконце туго растворилось. Вдоль чердака потянул слабый ветерок, осушая влажную от духоты кожу.