Гектор Мало - Без семьи Страница 25

– Вперед, Капи, вперед! – закричал я и, схватив Лизу за руку, побежал с ней, а Капи запрыгал около нас.

Мы очень весело провели время в Аркейле. Когда обед уже подходил к концу, кто-то сказал, что с запада надвигаются тучи; того и гляди соберется гроза.

– Нужно спешить домой, дети, – сказал отец.

– Как? Уже идти? – закричали мы хором.

– Что же делать, видите, какая погода. Я пойду вперед с двумя старшими сыновьями, а Реми с сестрами – сзади. Лиза не может идти быстро.

Так мы и сделали.

Небо становилось все темнее, и начался сильный ветер, поднимавший облака пыли, которая залепляла глаза и попадала в рот. Гром гремел все ближе и ближе, молния ослепительно сверкала. Хоть бы поскорее дойти до дома! И успел ли дойти до него отец?

Вдруг среди ударов грома послышался какой-то гул, приближавшийся к нам. Через минуту пошел град величиной с голубиное яйцо. Улица в одно мгновение стала белой как зимой, и послышался звон разбитых стекол.

– Господи! А наши рамы – наши цветы! – воскликнул я. – Что если отец не пришел вовремя?

– Даже если он вернулся домой до того, как начался град, – сказала Этьеннета, – то он и братья не успели бы закрыть все стекла соломенными щитами. И отец будет разорен! А он так рассчитывал на деньги, которые должен был получить за цветы: они очень нужны ему.

Наконец мы дошли до дома и вошли в сад. Там было полное разорение. Рамы, стекла, цветы, град, – все было перемешано вместе.

Но где же отец? Мы нашли его в оранжерее, в которой были перебиты все стекла. Он сидел на скамеечке среди окружавшего его разрушения, сыновья молча стояли около него.

– Бедные мои дети! – сказал он, когда мы подошли к нему. – Бедные дети!

И, обняв Лизу, заплакал.

Семья очутилась в безвыходном положении. Десять лет тому назад отец купил этот сад и построил дом. Продавец дал ему весь материал для дома и рассрочил ему долг, как за материал, так и за землю, на пятнадцать лет, и Акен должен был выплачивать его по частям каждый год. В случае же неплатежа в назначенный срок сад и дом переходили в собственность продавца, и, кроме того, Акен должен был заплатить ему все, что еще оставался должен.

И вот теперь он не мог внести плату. В течение нескольких дней он бегал по городу, стараясь занять денег, но безуспешно.

– Ну, все кончено, дети! – сказал он однажды, вернувшись домой. – Мне придется расстаться с вами.

Лиза бросилась к нему и, заплакав, стала целовать его.

– Не по своей воле, конечно, мне придется оставить вас, – продолжал отец. – Срок платежа наступил, а я заплатить не могу, и потому все, что здесь есть, продадут. Но так как вырученных от продажи денег будет недостаточно для уплаты, то меня посадят на пять лет в тюрьму.

Тут мы все заплакали.

– Вот что я придумал, – снова начал отец. – Реми напишет письмо моей сестре Катерине, объяснит ей все и попросит ее приехать. Катерина никогда не падает духом, и мы с ней что-нибудь придумаем.

Я с великим трудом написал письмо, и мы отправили его.

Но отца увели в тюрьму прежде, чем приехала Катерина. Мы остались одни и, грустные и растерянные, молча сидели в кухне.

Катерина появилась через час после того, как увели отца. Несколько лет тому назад она была кормилицей в доме одного из парижских нотариусов и прежде всего отправилась посоветоваться с ним. Потом она сходила в тюрьму, к отцу, и через несколько дней все было решено: Лиза будет жить у Катерины, Этьеннета отправится к другой замужней тетке, а сыновья уедут к двум братьям отца.

Я слушал все это и ждал, чтобы очередь дошла до меня. Но Катерина не упомянула обо мне.

– А я? – наконец подал я голос.

– Ты? Но ведь ты не принадлежишь к семье.

– Нет, нет, принадлежит! Он наш брат! – закричали дети, а Лиза обняла тетку.

– Если бы я могла, то взяла бы и его, – сказала Катерина, – но у меня большая семья, и муж не позволит мне этого. Свою родную племянницу я могу взять в дом, и он ничего не скажет, но держать чужого ребенка он не захочет.

Катерина, не любившая откладывать дела в долгий ящик, объявила, что и она сама, и все дети уедут завтра, и отослала нас спать.

Когда мы ушли к себе, все дети тотчас же окружили меня, а Лиза бросилась ко мне и заплакала. И я увидел, что, несмотря на горе от разлуки, которая предстояла им всем, они думают и обо мне, жалеют и меня. Я на самом деле был их братом!

Катерина заказала экипаж к восьми часам утра. Она хотела сначала взять всех детей в тюрьму, чтобы они могли проститься с отцом, а потом развезти их по разным вокзалам.

В семь часов утра Этьеннета увела меня в сад.

– Возьми от меня на память вот этот ящичек с иголками, нитками и ножницами, – сказала она. – Все это может понадобиться тебе в дороге. Ведь тогда некому будет пришить тебе пуговицу или починить что-нибудь.

Алекс был тоже в саду. Когда ушла Этьеннета, он подбежал ко мне.

– У меня есть две монеты по сто су, – сказал он. – Возьми одну из них, сделай это для меня.

Я хотел отказаться, но он продолжал упрашивать меня и всунул мне в ладонь блестящую монету.

Бенжамен и Лиза тоже сделали мне прощальные подарки. Бенжамен отдал мне свой нож, а Лиза – веточку с полураспустившимся бутоном с розового куста, росшего в нашем саду.

В это время приехал экипаж, и мы вышли из сада.

Я взял свою арфу и позвал Капи, который, увидев меня в моем прежнем костюме, понял, должно быть, что мы снова отправимся в путь, и весело залаял.

Наступила минута прощания. Тетка Катерина постаралась сократить его. Когда все дети уселись, она сказала, чтобы я подал ей Лизу, и велела извозчику ехать. И экипаж быстро покатил прочь.

– Поцелуйте от меня отца! – крикнул я. – Скажите ему…

Но я не мог договорить и зарыдал. Сквозь слезы я увидел Лизу. Она прижалась лицом к стеклу и посылала мне воздушные поцелуи. Потом экипаж завернул за угол и на том месте, где он был, осталось только облачко пыли.

Все было кончено. Я некоторое время стоял, не трогаясь с места, потом взглянул на дом, в котором так счастливо прожил два года.

Эти два года оказались только отсрочкой, и мне снова приходилось начинать мою прежнюю жизнь.

– Вперед! – сказал я, вспомнив любимое слово Витали, и мы тронулись в путь.

Часть вторая

Глава I

Вперед!

Вперед! Весь мир был передо мной, и я мог идти, куда угодно: на север, юг, восток или запад, мог делать все, что хочу. Но я был благоразумен не по летам. За недолгую жизнь мне пришлось вынести много горя, и это сделало меня предусмотрительным и осторожным.

Прежде чем пуститься в дорогу, я хотел повидаться с Акеном, который в течение двух лет заменял мне отца.

Так как я ужасно боялся полицейских, то, входя в Париж, повел Капи на веревке, что, по-видимому, жестоко оскорбило его самолюбие. Расспрашивая у прохожих дорогу к долговой тюрьме, я наконец добрался до нее.

Меня провели в комнату, самую обыкновенную комнату, без решеток в окнах, совсем не такую, как я воображал. А через несколько минут ко мне пришел отец – без кандалов.

– Я ждал тебя, мой маленький Реми, – сказал он, поцеловав меня. – Дети говорят, что ты снова хочешь ходить по улицам и играть на арфе. Разве ты забыл, что чуть не умер от холода и голода около наших ворот?

– Конечно, не забыл.

– А тогда у тебя был хозяин, теперь же ты совсем один.

– У меня есть Капи.

– Капи, конечно, славная собака, но ведь это все-таки только собака, а не человек. Тяжело в твои годы вести такую жизнь.

– Да, конечно, это правда…

Еще бы мне не знать этого после всего, что мне пришлось вынести в ту ночь, когда волки зарезали собак, или в ту, когда мы искали каменоломню! Я знал, как мучительно страдать от голода и утомления, как тяжело, когда выгоняют из деревень, не позволяя заработать ни одного су, – так было со мной, пока Витали сидел в тюрьме. Но выбора у меня не оставалось, и я должен был вернуться к моей прежней жизни.

– Ну, да хранит тебя Господь! – сказал отец, видя, что я не отступаюсь от своего намерения.

Когда я собирался уходить, он протянул мне большие серебряные часы:

– Возьми их, это мой прощальный подарок. Часы эти стоят недорого. Будь они ценными, я продал бы их в уплату долга. Они идут не совсем верно, а иногда останавливаются, и тогда их нужно немного потрясти, чтобы они пошли. Но тебе они все-таки пригодятся в дороге.

На этом мы простились, и я ушел.

Через некоторое время я вынул часы. Был полдень. Когда я спрятал их, Капи встал на задние лапы и похлопал меня по карману, в котором они лежали. Я понял, что ему хочется сказать «почтенной публике» который теперь час.

Сначала Капи немного затруднялся, когда я показал ему их, но потом вспомнил и, замахав хвостом, тявкнул двенадцать раз.

Для путешествия мне была необходима карта Франции, и я решил купить ее. Мне долго пришлось разыскивать необходимое – я хотел, чтобы она была наклеена на холст, могла свертываться и стоила недорого. Наконец в одной лавочке мне удалось найти уже пожелтевшую от времени карту, которую мне уступили за двадцать су.