Другая осень - Валерий Михайлович Воскобойников Страница 25

Папа сразу сходил за тётей.

Мама включила утюг и стала гладить мой галстук. Потом она завернула галстук в чистое полотенце, чтоб не помять, и я положил его в портфель.

В школу я принёс галстук в портфеле.

Но в этот день меня не приняли.

Ещё с утра я подошёл к Носову.

— Ты сейчас возьмёшь галстук?

— Зачем? — удивился он.

— Чтоб завязали после торжественного обещания. Я в кино видел, как его завязывают.

Носов взял галстук. Полотенце я оставил в портфеле. В перемену Носов понёс галстук из класса, но скоро вернулся.

— Не пришла ещё пионервожатая.

Во вторую перемену он снова унёс мой галстук — и снова принёс назад.

И в третью перемену — то же самое.

— Положи его пока к себе, — сказал он.

Я снова завернул галстук в полотенце и убрал в портфель.

— Вызвали её, старшую пионервожатую, сегодня, а тебя на завтра перенесли, — объяснил Носов.

Я медленно шёл из школы, потому что снова все были на репетиции.

В двух больших термосах на тумбочке стоял мой обед. А на столе лежала новая книга в красивой обложке — «Неизданные стихи Пушкина». Лежала записка от папы: «Дорогой мой сын! Поздравляю тебя…»

Ещё лежала записка от мамы и тёти Розалии: «Любимый Сашенька, мы тебя горячо поздравляем и желаем…»

Я не стал читать, чего они мне пожелали. Сам я сейчас ничего себе не желал.

* * *

Удивительно, сколько сегодня утром людей знали о том, что меня принимают в пионеры!

— Привет, пионер! — сказал усатый швейцар в гостинице.

— Принимают? — спросила гардеробщица в гардеробе.

Даже Носов взял галстук не раздумывая.

Я сидел по-прежнему за партой один. Весь урок я переживал, ждал большой перемены.

На большой перемене в класс вошла старшая пионервожатая.

Все успели вскочить, чтобы разбежаться кто куда, но она загородила дверь.

— Носов, построй отряд на линейку.

Отряд выстроился тремя звеньями между колонок, а я стоял в стороне.

— Ребята, сегодня у вашего класса торжественный день, — начала старшая пионервожатая.

А мне захотелось вдруг улыбнуться. Может быть, потому, что это она про меня говорила, может, просто от радости, что наконец-то я вступаю.

— Саша, подойди сюда.

Я подошёл.

— Ты выучил слова торжественного обещания?

Ещё бы я их не выучил. Я их каждый день повторял по дороге в школу.

— Тогда говори за мной.

И она начала:

— Я, — сказала она.

— Я, — сказал я.

— Александр Карамзин, — сказала она.

— Карамзин, — повторил за ней я.

— Вступая в ряды…

У меня вдруг голос задрожал, так я разволновался. И колено затряслось на правой ноге, и все слова торжественного обещания забылись. Я бы сейчас сам ни одного слова не вспомнил, если бы старшая пионервожатая вдруг замолчала. И на ребят я не смотрел, и вообще ничего в этот момент я не рассматривал, но почувствовал, что стало очень тихо, что все тоже стоят не шевелясь и молча волнуются.

Потом старшая пионервожатая сама повязала мне галстук.

— А теперь, — сказала она, — встань в строй своего звена.

И я встал.

— Карамзин, — сказал мне Носов на последней перемене, — тебе новое поручение.

— С отметками?

— С отметками отменяется. Их всё равно Помещиков ставит. Хочешь пойти к октябрятам?

— Хочу.

— Вместо Коробицыной проведёшь завтра сбор «Люби и знай свой край».

— Я же сам недавно приехал.

— Это тебе первое пионерское поручение, так старшая пионервожатая сказала.

— Сбор — это ерунда на маргарине, — подошёл Помещиков. — В «Пионерском лектории» всё о сборе написано. Читал в газете?

Я не читал в газете «Пионерский лекторий», — наверно, был в это время в Америке, но ничего Помещикову не сказал.

После уроков ко мне подошла незнакомая учительница.

— Ты Саша Карамзин? Завтра ты проводишь сбор у нас в классе. Ты знаешь об этом?

— Знаю.

— Я подобрала для тебя материал. Выучишь дома по плану, а я завтра проверю.

И она дала мне пачку вырезанных из газет заметок, а ещё листок с планом.

У выхода из школы меня встретили папа, мама и тётя. И подарили мне большой букет цветов.

Все ребята шли домой и на нас оглядывались.

Шарф я нарочно надел так, чтобы виден был мой галстук.

Папа, мама и тётя проводили меня до гостиницы. По дороге я показал им вырезки о родном крае.

— А ты успеешь выучить? — испугалась мама.

— Теперь он у нас всё успеет, — сказала тётя Розалия.

После обеда я разложил вырезки по плану и выучил своё выступление.

Утром учительница встретила меня в раздевалке. Хорошо, что не пришлось искать её в учительской. Я не люблю ходить мимо учительской, — всё кажется, что учителя на тебя смотрят. Я даже опускаю голову, когда мимо прохожу.

— Выучил? — спросила учительница.

Мы пошли в конец коридора, где был запасной выход, и там она меня проверила.

— Молодец, хорошо запомнил, — похвалила она, когда я всё рассказал.

Меня отпустили на сбор с четвёртого урока, с физкультуры.

На всех партах сидели малыши со звёздочками и внимательно на меня смотрели. Один даже привстал, чтобы лучше разглядывать.

— Вместо Марины у вас будет Саша, — сказала учительница и подвела меня к столу. — Он расскажет вам про родной наш край.

— Наш край очень интересный, — начал я, — и красивый.

— Я выйду на минутку, — шепнула учительница и вышла.

— Его надо знать и… — тут я забыл слово. Мне всё напрашивалось «уважать», но я понимал, что это не то. — И помнить, — сказал я.

На первой парте сидел мальчик в очках, с виду очень умный.

— Какие книжки ты читал о родном крае? — спросил я его.

Мальчик сразу вскочил.

— Мы не читали. Мы букву фэ проходим, — сказал он.

Тут я увидел, что на средней колонке подняла руку девочка.

— Что ты хочешь? — спросил я. И девочка встала.

— А где Марина? — спросила она.

— Марина лежит в больнице. У неё вырезают гланды.

На другой колонке подняли руки сразу двое.

— Вы тоже спросить хотите?

— Почему Марины нет? — спросил один.

— Сегодня Марина будет? — спросил другой.

— Я же сказал, у Марины вырезают гланды в больнице. Чтобы не болела ангиной.

Тут поднял руку четвёртый.

— Ты тоже про Марину?

— Можно выйти? — сказал он тихим голосом.

— Нельзя, — сказал я, — садись на место.

Он сел и сразу заплакал. На парту положил руки, на руки — голову и тихо заплакал.

— Ерофеев сейчас написает, — поднялась его соседка.

— Он часто писается, — сказали из другого угла.

— Ну иди, только быстрее.

И он сразу побежал из класса.

Больше вопросы не задавали, и я стал рассказывать о родном крае.

Вдруг я