Элизабет Мид-Смит - Семь молоденьких девиц, или Дом вверх дном Страница 26

«Уж если дело дойдет до худшего, – думала я, – то мне придется просить пощады у Джулии; она защитит меня! Иначе мне остается бежать из дома и никогда больше не возвращаться – только бы мой бедный отец не узнал о моем позоре!»

Глава XIII

Пять шиллингов

С тяжелым сердцем я спустилась в столовую. Все по обыкновению весело разговаривали между собой. Только одна я сидела как в воду опущенная, правда, никто и не обращал на меня особого внимания. Джек сидел рядом с Джулией и усердно ухаживал за ней, но я уже не ревновала, только старалась не встречаться с ним взглядом. Когда мы встали из-за стола, мама задала мне несколько вопросов о моей предстоящей поездке в замок.

– Я не увижу тебя, милая Мэгги, – сказала она, – до твоего возвращения завтра вечером, так как мы с папой должны пойти в наш приход и вернемся домой поздно, к обеду. Я надеюсь, что ты весело проведешь время с Вайолет, – и мама ласково потрепала меня по плечу.

Тут в разговор вступил мой отец; выразив свое удовольствие моим знакомством с Вайолет, он тоже ласково притянул меня к себе и поцеловал в лоб. Я едва сдерживалась, чтобы не вскрикнуть, – так мучили меня укоры совести. У меня было одно только желание – как можно скорее вырваться из дома.

Вскоре за мной приехал экипаж из замка. Я быстро спустилась вниз, стараясь избежать прощания с братом и девицами.

– Ого! Посмотрите на нашу Мэгги! – веселился Джек, пока я усаживалась в коляску. – Вот какие мы важные! Жаль только, что нам придется без тебя окончательно договориться, как мы будем чествовать отца в день его рождения. Ведь ты вернешься только завтра к вечеру, и нам придется вопреки обыкновению обойтись без тебя. Ну, прощай, счастливого пути!

«Нам придется обойтись без тебя», – сказал мне Джек на прощание. Да, действительно, я как бы отрешилась от всех прежних – детских, невинных – затей нашего счастливого семейного кружка. Я отрешилась от мира, спокойствия и веселья, которые совместимы только со спокойной совестью!

«Зачем, ах, зачем я это сделала? – говорила я себе. – О, я просто была не в своем уме, когда решилась утаить это злосчастное письмо! Но как бы то ни было, а все же я не признаюсь. Никогда, никогда мой отец не должен узнать об этом! Только Джулия может защитить меня от позора…»

При иных обстоятельствах эта поездка в замок доставила бы мне огромное удовольствие, так как вечер был чудный, а окружающий вид – одним из живописнейших в Англии. Но сейчас, удрученная своими невеселыми мыслями, я ни на что не обращала внимания.

Вайолет уже поджидала меня.

– Ах, как чудесно, что вы приехали! Как нам будет весело вдвоем! – приветствовала она меня и увлекла прямо в сад, распорядившись сначала, чтобы мой скромный багаж – в основном кое-какие туалетные принадлежности – был отнесен наверх в назначенную мне спальню.

Вайолет объявила, что в этот день покажет мне нечто такое, чего я еще не видела в их саду. Это был отгороженный участок, предоставленный в ее полное распоряжение. Тут росли чудные плодовые деревья, были устроены клумбы с цветами и сооружен маленький летний домик в виде закрытой беседки.

Я пришла в восторг от этого волшебного уголка и удивилась, что Вайолет не привела нас туда, когда мы всей компанией осматривали достопримечательности замка.

– Сюда я мало кого вожу, – ответила милая девушка, – это мой любимый уголок, и я берегу его от посторонних глаз. Здесь я бываю подолгу. Я придаю особое значение тому, что привела вас сюда. Ах, Маргарет, если бы вы жили со мной, то мы вдвоем часто проводили бы здесь время!

– Но вы знаете, что это невозможно. Я ведь единственная дочь своих родителей, точно так же, как и вы.

– Я не только единственная дочь, но и единственное дитя, – поправила меня Вайолет, – а это большая разница. У ваших родителей есть еще сын, ваш брат Джек.

– Это правда, Вайолет; кроме того, у нас в доме еще четыре девицы, с которыми папа и мама обращаются как с родными.

– Ну а как же иначе? – возразила Вайолет. – Нельзя, чтобы они обращались с ними как-то иначе. Это, по-моему, было бы несправедливо.

– Вы думаете? – недовольным тоном проговорила я. – Однако если бы вы были на моем месте, то, может быть, рассуждали бы иначе.

– Да, вы правы; наверное, мне это было бы очень неприятно. Возможно, я даже не смогла бы выносить присутствие посторонних лиц в доме так же терпеливо, как вы. Моя милая мама очень хорошего мнения о вас, Маргарет.

– Ах, Вайолет, не говорите так; боюсь, что леди Пенроуз может разочароваться во мне.

– Нет, о, нет! Этого, я надеюсь, не случится! Ведь тогда она не позволит мне дружить с вами. Мама такая строгая, когда дело касается выбора моих подруг. Ах, Боже мой, но я, кажется, утомляю вас своей болтовней. У вас какой-то нездоровый вид.

Остаток этого вечера мы с Вайолет провели самым приятным образом, обмениваясь впечатлениями о прочитанных книгах, занимаясь игрой на рояле и пением. Минутами я была совершенно счастлива, но часто в течение вечера меня терзала неотвязная мысль о том, что моя тайна скоро обнаружится. И чем внимательнее относилась ко мне леди Пенроуз, тем тяжелее мне становилось при мысли, что всему этому скоро настанет конец. Я даже искренне пожалела, что Вайолет так сильно ко мне привязалась: я предвидела, что наша дружба будет недолгой и мне будет тяжело расстаться с ней.

В воскресенье утром мы отправилась в нашу церковь, где я сидела рядом с Вайолет на старинной фамильной скамье семейства Пенроузов. Вайолет была вся в белом, и ее нежное личико выглядело чистым и невинным, как у ангела. Она внимательно следила за службой, перелистывая свой молитвенник, и усердно молилась. Что же касается меня, то я не могла всецело предаться молитве, так как душа моя была неспокойна. Но я все еще не столько каялась в своем проступке, сколько была озабочена тем, чтобы скрыть свой позор от тех, кто так горячо меня любит, не подозревая, сколь недостойна я этой любви.

Избранный отцом для проповеди текст: «И когда он был еще далеко, увидел его отец и сжалился над ним…» – был из известной притчи о блудном сыне.

И мне казалось, что проповедь относится именно ко мне… Папа говорил о тех, кто согрешил и долго упорствует, не желая сознаться в своем грехе. Но когда эти грешники наконец проникнутся раскаянием, то едва вступят они на путь истинный, как Отец их Небесный выйдет им навстречу и выкажет им свое благоволение.

Слова моего отца сильно меня взволновали, я с трудом сохраняла самообладание. Но я все еще не настолько прониклась раскаянием, чтобы подойти к отцу и повиниться перед ним. Меня удерживало мое самолюбие; я чувствовала это и сокрушалась, что у меня такое гордое и непокорное сердце.

Когда я была еще совсем маленькой, у меня умерла малютка-сестра; в то время я часто думала о ней и жалела, что ее больше нет с нами. Мы с мамой часто говорили об этом. Когда я бывала послушной, мама радовалась и говорила мне, что моя маленькая сестра превратилась в ангела и следит за мной с небес. Я задавала маме наивные вопросы, например, что делает маленькая Алиса на небесах, и спустится ли она мне навстречу, когда я буду умирать… Все эти мысли роились у меня в голове во время службы; меня терзало сознание, что я уже недостойна узреть на небе маленького ангела – свою сестрицу. Я старалась успокоить себя тем, что предо мной еще долгая жизнь, но тут же вспомнила, что смерть одинаково похищает как молодых, так и пожилых людей, как подготовленных к смерти, так и нераскаявшихся грешников…

По окончании службы все вышли на паперть, и там я встретилась со всеми нашими. Джек и тут не удержался, чтобы не сказать мне колкость:

– Слушай, Мэгги, ты не очень-то важничай! Ты ведь сегодня же вечером вернешься домой, и все пойдет по-старому.

Из церкви мы вдвоем с Вайолет ехали в шарабане, запряженном парой пони. По дороге Вайолет вздумала заехать в домик лесничего, чтобы повидаться с Сесилией Ферфакс, которая ей так понравилась на нашем базаре. Я старалась отговорить ее от этого намерения, но Вайолет, при всей мягкости характера, была очень настойчива, и мне пришлось уступить.

Случилось так, что в это время по дороге проходил и сам Ферфакс. Вайолет остановила пони и окликнула его своим звонким голосом:

– Здравствуйте, Ферфакс! Подойдите к нам поближе.

Лесничий почтительно повиновался своей маленькой хозяйке, но, увидев меня рядом с Вайолет, изменился в лице и вопросительно посмотрел на меня.

– Ваша дочь, Сесилия, вероятно, дома? – спросила Вайолет, не замечая в нем никакой перемены.

– Она дома, сударыня, но она не совсем здорова.

– Ах, как жаль! А что с ней?

– Она, кажется, сильно простудилась, и моя жена решила, что ей лучше посидеть несколько дней дома.

– В таком случае мы зайдем к ней, не правда ли, Маргарет?

– Не советую вам, барышни: простуда бывает очень заразной.

– Но я никогда не простужаюсь и не боюсь никакой заразы, – возразила Вайолет. – Сесилия так любит вас, Маргарет! Зайдем, это доставит ей удовольствие.