Гектор Мало - Ромен Кальбри Страница 27

— Согласен.

Мы все собрались возле них. Кабриоль, госпожа Лаполад, музыканты и я. Я должен был открыть дверь клетки. Лаполад снял с себя костюм генерала.

— Если этот лев умен, — сказал один из англичан, — он его не тронет. Слишком жесткое у него мясо.

И оба принялись шутить и смеяться над нашим хозяином, что доставляло всем нам большое удовольствие.

Да, Мутон был умен, он прекрасно помнил, как Лаполад бил его железными прутьями через решетку клетки, и весь задрожал, лишь только хозяин с поднятым хлыстом вошел к нему. Видя, что Мутон дрожит, Лаполад расхрабрился. Он решил, что старый лев боится, и ударил его хлыстом, заставляя встать. Но удары хлыстом — это не удары железными прутьями. Мутон понял, что враг теперь в его власти. Мужество вспыхнуло в его усталом сердце. Он зарычал, встал на задние лапы, и не успел Лаполад ступить и шагу, как лев прыгнул и обрушился на него всей своей тяжестью.

Выпустив когти, он схватил Лаполада огромными лапами и подмял под себя с грозным рычанием.

— Умираю! — закричал Лаполад.

Склонившись над Лаполадом, лев смотрел на нас из-за решетки. Глаза его горели. Он бил себя хвостом по бокам, как по барабану.

Кабриоль схватил железный прут и принялся дубасить льва по спине, но тот даже не пошевелился. Тогда один из англичан выхватил из кармана револьвер и хотел выстрелить Мутону в ухо, почти касавшееся решетки, но госпожа Лаполад оттолкнула его руку.

— Не убивайте Мутона! — закричала она.

— О-о! — воскликнул англичанин. — Да она больше любит льва, чем собственного мужа! — И прибавил еще несколько слов по-английски.

На шум и крики прибежала Дьелетта и бросилась к клетке. Один из прутьев отодвигался, для того чтобы Дьелетта в случае неожиданного нападения льва могла из нее выскочить. Тоненькая девочка легко проходила в эту узкую щель, а лев не мог просунуть в нее свою большую голову. Дьелетта отодвинула прут и проскользнула в клетку. Мутон, стоявший к ней спиной, ее не заметил.

Хлыста с собой у нее не было, но она смело схватила льва за гриву. Удивленный неожиданным нападением и не зная, кто вошел к нему, лев так быстро обернулся, что прижал девочку к решетке. Однако, узнав Дьелетту, он тотчас опустил лапу, которую занес для удара, бросил Лаполада и забился в угол.

Лаполад был жив, но так сильно помят, что его с трудом вытащили из клетки, пока Дьелетта удерживала взглядом пристыженного льва.

Сама она вышла из клетки прихрамывая. Лев отдавил ей ногу; целую неделю она не могла ходить и просидела на стуле. Лаполада же уложили в постель полумертвого, ободранного, залитого кровью.

Только через две недели Дьелетта сказала, что она может ходить и что пора привести наш план в исполнение, тем более что раненый Лаполад не сможет нас преследовать.

Глава XII

Было уже 3 ноября, но погода стояла теплая. Если нигде не задерживаться, то можно прийти в Париж до наступления холодов.

Мы долго обсуждали план побега и в конце концов остановились на следующем. На меня теперь не обращали никакого внимания, и я должен был выйти из балагана первым, взяв все наши вещи, то есть запас черствого хлеба, попону, бутылку, вторые башмаки, небольшой узелок с бельем, который Дьелетта спрятала в моем ящике, и жестяную кастрюльку — одним словом, все необходимое для путешествия. Затем, когда хозяева уснут, Дьелетта встанет, выскользнет из повозки, и мы с ней встретимся на бульваре около заранее намеченного дерева.

Я пришел туда ровно в одиннадцать вечера, а Дьелетта явилась только в полночь. Я уже стал приходить в отчаяние, думая, что ее могли задержать, как вдруг услыхал ее легкие шаги на бульваре. Она вошла в полосу света, и я узнал ее красную накидку, которую она обычно надевала для выхода после представления.

— Я уже думала, что мне не удастся выбраться, — сказала она запыхавшись. — Лаполад кряхтел, как тюлень, и все не мог заснуть. А потом я должна была еще попрощаться с Мутоном. Бедный Мутон, вот кто будет скучать без меня!.. Ты ничего не забыл?

Но сейчас было совсем не время проверять вещи. Я сказал, что нас могут хватиться, а потому нужно поскорее выбраться из города.

— Хорошо, идем! — сказала она. — Но прежде дай мне твою руку.

— Зачем?

— Дай мне руку, и поклянемся в дружбе на жизнь и на смерть! Хочешь?

— Конечно, хочу.

— Тогда дай руку и говори за мной: клянемся помогать друг другу всю жизнь, до самой смерти!

— До самой смерти, — повторил я.

Она крепко пожала мне руку, и я был очень растроган — голос ее дрожал, когда она произносила слова клятвы.

В городе царила мертвая тишина. Только вода в фонтане с тихим журчанием стекала струйками в бассейн да жалобно скрипели на железных цепях уличные фонари; они качались и отбрасывали большие изменчивые тени на мостовую.

— Теперь идем, — сказала Дьелетта.

Мы быстро вышли из города и очутились в поле. Следуя за Дьелеттой, я с любопытством смотрел на нее. Мне казалось, что под накидкой она держит в руке какой-то круглый предмет. Все вещи были у меня, и я недоумевал, что она несет. Наконец я не выдержал и спросил.

— Это моя резеда, — ответила она, распахнув накидку.

Я увидел небольшой горшочек, обернутый в серебряную бумагу. Дьелетта постоянно ухаживала за своей резедой, стоявшей на маленьком окошке повозки. Ее возня с цветком часто раздражала Лаполада.

— Неужели мы потащим его с собой? — спросил я, недовольный этим лишним грузом.

— Я не могла ее бросить, она бы погибла!.. Я уж и так покинула Мутона. Бедняжка! Знаешь, я чуть-чуть не увела его с собой. Как он смотрел на меня, когда я уходила! Я уверена, что он обо всем догадался.

Увести с собой Мутона на поводу, как собачку! Эта мысль показалась мне очень забавной, и я невольно улыбнулся.

Дьелетта решила поделить поровну всю нашу поклажу, и я насилу уговорил ее оставить мне большую часть.

Хотя холода еще не наступили, ночь была довольно прохладная. Звезды ярко сияли на темно-синем небе. Все вокруг покоилось в тихом сне. Деревья стояли неподвижно, листья на них словно застыли. Птиц не было слышно, насекомые не стрекотали в траве, как летом. Только собаки, когда мы проходили мимо домов, провожали нас громким лаем. На их голоса откликались соседние собаки, и этот лай раздавался в ночной тишине подобно окрику часовых, которые предупреждают друг друга об опасности.

На случай, если Лаполад вздумает выслать за нами погоню, мы решили идти без остановок всю ночь. Я боялся, что Дьелетта не выдержит, но она только к утру пожаловалась на усталость. Мы прошли через несколько спящих деревень и по дорожным столбам узнали, что находимся в пяти лье от Блуа. Желтый свет забрезжил в небе; петухи проснулись и начали перекликаться в курятниках. В окнах, еще закрытых ставнями, замелькали огни, и вскоре нам начали встречаться крестьяне, медленно ехавшие в повозках на осенние полевые работы.

— Давай отдохнем, — предложила Дьелетта. — Теперь я уже не боюсь.

— Разве тебе было страшно?

— Еще бы! Все время, как только мы вышли из Блуа.

— Чего же ты боялась?

— Тишины. Я не люблю ночи. Повсюду черные тени, они то увеличиваются, то становятся короче. Как только я их увижу, у меня сердце то быстро-быстро забьется, то замирает от страха…

Пока мы завтракали сухими корками, занялся серый туманный день, и мы увидели, что нас окружает голая равнина; только кое-где за купами деревьев прятались домики, над которыми медленно тянулись вверх столбы желтого дыма. Свежевспаханные поля перемежались с полосами жнивья, но нигде не было видно зелени. Стаи ворон пролетали по небу, тяжело махая крыльями, а затем, разделившись небольшими кучками, опускались возле плугов, на которых работали крестьяне.

Мы снова двинулись в путь и прошли еще два лье. Но теперь усталость все больше давала себя знать, а Дьелетта просто засыпала на ходу. Она так утомилась, что проспала подряд пять часов.

Больше всего меня беспокоила мысль о том, где мы будем ночевать во время нашего путешествия. Я уже знал, каково спать под открытым небом, и очень тревожился, думая о наступающих холодных ночах. Поэтому мы решили идти не останавливаясь до тех пор, пока не найдем хорошо защищенного уголка. Мы нашли такое местечко у ограды парка, куда ветром намело большую кучу сухих листьев.

Было всего четыре часа пополудни, и у нас оставалось достаточно времени, чтобы приготовить себе постель на ночь.

Я набрал в лесу несколько охапок сухих листьев и прибавил их к большой куче, лежавшей возле стены. Сверху, в трещины между камнями, я воткнул длинные ветки, а другим концом крепко всадил их в землю. Получилось нечто вроде навеса, на который я натянул попону. Теперь у нас была постель и крыша над головой.