Сергей Баруздин - Повести и рассказы Страница 28

— Я после школы прямо туда пошел, — признался Тимка, — посмотреть папкину могилу, на месте ли она… Если бы знал про письмо… Ребята в школе болтают…

— Ну и глупенький ты еще у меня, — перебила его мать. — Разве об этом папке разговор идет?..

— А тогда надо и первого папки могилу найти, в Чехословакии которая, — сказал Тимка. — Чтоб узнать.

— Что ж, прав ваш сын, Мария Матвеевна! — поддержал Тимку Николай Иванович, продолжая ходить вокруг стола, как на уроке. — И здесь не миновать вам Нила Васильича…

16

…Вот почему мы убедительно просим вас, дорогие товарищи, содействовать нам в розыске этой могилы. Это очень важно для Марии Февралевой. Заранее благодарен вам. С коммунистическим приветом…

17

Одиннадцать лет Тимка живет на белом свете — а это не так уж мало, — и все эти годы он слышит о Ниле Васильевиче. Когда маленький был, ходить и разговаривать учился, он слышал это имя от матери и отца. А потом и на улице — в разговорах деревенских жителей, знакомых и незнакомых. Называли это имя по-всякому: и весело, и серьезно, и сурово, и с обидой, и спокойно. Но называли всегда так, будто нет для них важнее и главнее человека, чем неизвестный в то время Тимке Нил Васильевич. Еще бы! Он все знает, все понимает, и его уж никак не проведешь на мякине: «Вот приедет Нил Василич…», «Посоветуюсь-ка с Нил Василичем…», «А что Нил Василич скажет?..», «Да что там говорить! Ежели бы Нил Василич…», «Таких секретарей по всему свету поискать…», «Если б все такие, как Нил Василич…»

Получалось, что неведомый Тимке Нил Васильевич — существо необыкновенное.

Когда Тимка стал старше, он увидел однажды в районной газете фотографию, на которой была снята мать, еще разные люди и среди них — Нил Васильевич.

— О-о-о! — разочарованно протянул Тимка. — А я думал, что он вовсе не такой!

Папка посмеялся, взял у Тимки газету и сказал:

— А какой же? Такой, как есть! «Ни бог, ни царь и не герой…»

Но это было давно.

Тимка еще не вышел из дошкольного возраста. А что в то время он понимал?

Да и не один Тимка. Папка вон взрослый был, а если бы был жив, тоже понял, что ошибался! Насчет героя ошибался! «Ни бог, ни царь» — это верно! А вот «не герой» — неверно.

Как раз в прошлом году Нилу Васильевичу звание дали — Герой Социалистического Труда. И еще звездочку золотую и орден Ленина. Орден, как и мамке…

Поначалу, правда, Тимка не знал этого. Потому что взрослых газет не читал, а радиоприемник у них сломался — в районе, в мастерской был.

Просто в тот вечер приехал в Ельницы Нил Васильевич — и прямо к ним в дом.

И такой смешной разговор был. Мамка поздравляет Нила Васильевича, а он ей в ответ: «Стыдно мне перед тобой. Старый партийный бюрократ, а мне Звезду. А тебе, труженице, только орден». А она: «Ну, уж тоже сказал… Тебе спасибо за орден!» А Нил Васильевич: «Это тебе спасибо!» Она ему: «За что?» А он ей: «Ведь это я через тебя получил… И через таких, как ты, — простых русских женщин, что все на своих плечах выносят. Куда бы нам, начальству, без вас?» Мамка: «Что ты! Не смущай!» А Нил Васильевич: «Чего ж тут смущать! За показатели дали, за урожай в районе. Я, что ли, его выращиваю?»

Может быть, и верно. Ведь урожай в теплицах и парниках мамка выращивает. И ей за это орден Ленина дали.

Одно Тимке было непонятно. И сейчас непонятно. Почему мамка орден каждый день не носит? И Нил Васильевич тоже не носит. Ни орден, ни звездочку. Только по праздникам или там на разных собраниях. И то не каждый раз.

У Нила Васильевича Тимка, конечно, не спрашивал.

А у мамки спрашивал:

— Почему? А-а?

— Ну что ты, Тимок! — отвечала Мария Матвеевна. — Не на параде небось, чтоб каждый день носить. Да и перед людьми неловко. Сколько их такого же заслужили, а то и большего… Хвалиться перед ними, что ль?

Почему перед людьми неловко, Тимка тоже не очень понимал.

У них в совхозе человек десять с орденами и медалями. И многие носят. Ну, не многие, а некоторые. И мамка могла бы. А может, она пример с Нила Васильевича берет?

Нила Васильевича Тимка узнал, конечно, раньше того дня, когда он Героя получил. Он и в совхозе у них часто бывал, и в машине они как-то ехали в областной центр на слет. Матери не с кем было оставлять Тимку, и приходилось всюду брать его с собой. Вот и ехали они тогда вместе с Нилом Васильевичем на «козле» в город и потом — обратно. А в городе, пока мать на слете была, Тимка в гостинице сидел, а потом — в скверике. Читал книжку и смотрел на улицу.

В прошлом году Нил Васильевич в школе у них был, на приеме в пионеры.

Тимку тоже тогда принимали. Нил Васильевич повязал ему галстук и сказал:

— В мамку идешь! Хорошо! Поздравляю!

В школу он, наверное, потому приезжал, что раньше, когда-то очень давно («до войны», как мамка говорит), был учителем в их деревне. А потом его секретарем в Ельницах выбрали. И партизанил он, когда немцы были близко. А теперь-то уж, тоже давно, Нил Васильевич в районе работает.

И еще такое Тимка слышал. В районе большой неурожай с кукурузой вышел. И вот за это Нила Васильевича вдруг уволили из райкома и отправили учиться. Будто он виноват, что у них кукуруза сроду не росла.

Теперь Тимка знает, что ученье — не самая сладкая вещь. Вот и Нилу Васильевичу попало с этим ученьем!

Но только не дали Нила Васильевича в обиду: все люди в районе рассердились и стали письма писать — и в область, и даже в Москву. Подайте нам, мол, назад Нила Васильевича. Ни с кем другим работать не хотим! Целый год, говорят, писали. И добились наконец! Вернули Нила Васильевича в район и секретарем выбрали. Самым первым! Это потому, что все очень любят его и уважают.

А первый папка, говорят, с Нилом Васильевичем в одной стрелковой команде на соревнованиях выступал. И будто стрелял он не хуже Нила Васильевича, а лучше. Нил Васильевич еще в детстве очки носил, был близоруким. А папка хорошо видел.

О втором папке и говорить нечего. Они тоже много лет встречались. И на похоронах Нил Васильевич был. Только на поминки не остался: вызвали его куда-то…

Вот почему Тимка не удивился, когда мать собралась в район, к Нилу Васильевичу. И Архимед — Николай Иванович — вчера ей советовал. А если б и не советовал, она бы все равно поехала.

Тимка попросил:

— А меня возьмешь?

— Зачем, Тимок?

— Просто так, — сказал Тимка. — Неохота дома одному оставаться после школы…

Вчера, когда ушел Николай Иванович, мать все рассказала Тимке про письмо. Про то, что пришло оно из-за границы, из немецкого города Франкфурта-на-Майне, где есть недобитые фашисты, и про то, что написал его будто первый папка и что все это не может быть на самом деле. И еще мать добавила:

— А насчет Чехословакии верно ты, Тимок, сказал. Узнать бы все да и съездить туда, своими глазами посмотреть, где похоронен папка…

Как только кончились уроки, Тимка заторопился домой. Бросил портфель — и на парники к матери.

…Скоро они уже подъезжали к зданию райкома.

В коридоре на втором этаже мать встретила какого-то знакомого и от него узнала, что Нила Васильевича сегодня не будет.

— Приболел он что-то, доктора в постель загнали. Но вы обязательно домой к нему отправляйтесь. Сам звонил, наказал: «Февралева приедет, пусть домой ко мне приходит!»

— Неловко как-то, — заколебалась мать. — Болен человек, а я…

— Да какие же здесь неудобства! Наказал, так идите!

— Пойдем, — сказал Тимка.

И они пошли. Встретила их Нина — единственная дочь Нила Васильевича.

Тимка знает ее давно: Нина работает в районной газете и живет вместе с отцом.

— Я сейчас чайку горячего организую. Мама на работе.

Своего жилья Нил Васильевич не имел с той поры, как уехал из Ельниц. Снимал комнаты у старухи Мелентьевой в домике на тихой улице. Хозяйка, говаривали, сильно просчиталась с квартирантом.

Сначала, когда он пришел, цену заломила высокую, а потом узнала, что секретарь, так чуть у нее рассудок не помутился. Уж сколько лет прошло, а и сейчас кается перед Нилом Васильевичем, цену снижает, а тот не соглашается. «Как платил, — говорит, — так и буду платить».

Мать долго извинялась, что пришла к больному, да еще домой. От смущения опять напомнила Нилу Васильевичу про квартиру:

— Уж пора бы своим углом обзавестись. Не век же так, в квартирантах!

— От нее зависит, — сказал Нил Васильевич, кивнув в сторону дочери. — Сколько лет говорю: замуж пора. Вышла бы на сторону, глядишь, с квартирой муж попадется. Тогда и нас приютите, в уголок какой! А-а?! И еще от Людмилы моей. Занятой народ! Все им некогда… Ну, шучу, шучу!.. А то, что с сыном пришла, хорошо. Вот мы его сейчас конфетами будем угощать. Любишь?